…Этот проём за массивной каменной створкой был низок даже для Сэта — каждый, проходя в него, пригибался. Гедимин, шагнув в сторону от входа, прикрыл макушку ладонью и осторожно выпрямился. Броня чиркнула по потолку — высоты здесь хватало впритык. На красном потолке змеились чёрные и белые линии — стилизованные языки пламени, расходящиеся от центральной части. В ней когда-то было потолочное отверстие; его заложили наглухо, и Гедимин, покосившись на термометр, в очередной раз порадовался, что внутри скафандра — двухсуточный запас воздушных баллонов. На полу под заложенным отверстием было выбито широкое углубление с высокими бортиками и намёком на ступени. Из стен кое-где попарно торчали балки — ни на ступени, ни на блоки подъёмника они не были похожи, скорее всего, к ним что-то подвешивали. На одной уже висела чья-то шитая торба с бахромой и костяными цацками. Рассмотреть её Гедимин не успел — Сэта дотронулся до его локтя, указывая сармату на место у стены — подушки, накрытые узорной тканью.
— Они извиняются, что не подготовили для нас гамаки, — перевёл Вепуат его шелестящую речь. — Они принесли подушки и надеются, что нам будет удобно.
На другой стороне помещения уже повесили два гамака. В них пока никто не лежал; жрец, забрав с вешалки торбу, сидел с ней на дне углубления и раскладывал какие-то небольшие предметы. Рассмотреть их Гедимин не успел — к его боку привалился Вепуат. Он покосился на сармата и увидел, что тот лёг на подушки, подсунул под себя локоть и устраивается полулёжа, пытаясь опереться на Гедимина.
— А ты чего? — удивился Вепуат. — Ложись! Как раз устроимся голова к голове, и будет удобно.
— Я посижу, — отозвался Гедимин. — У них тут что-то важное, а я буду валяться?
Вепуат озадаченно хмыкнул.
— Ну если у них так принято…
Пронзительно завизжали местные «скрипки», и Вепуат вздрогнул и растерянно мигнул. «Музыка,» — жестом пояснил Гедимин, глядя на собирающихся аборигенов. Гамаки по-прежнему были свободны, зато центральную яму окружили четверо жрецов. Что-то из лежащего в ней подожгли; жёлтый дымок был ненамного горячее окружающего воздуха и поднимался невысоко, образуя над ямой облако. Потом Гедимин нашёл взглядом музыканта — один Сэта сидел в углу, придерживая пальцем ноги две костяные рамки с натянутыми на них нитями. Один смычок он держал в руке, другой, отличающийся по форме, — в зубах; звук получался разным, но одинаково гадким.
Из торбы достали самый крупный предмет — длинный череп с замазанными отверстиями. Поверх штукатурки были нарисованы глаза — много, на всех свободных местах. Жрец держал его аккуратно, с явным почтением, зажимая ладонью отверстие в затылочной части — единственное, ничем не заделанное. «Это ёмкость,» — понял Гедимин, вглядываясь в форму черепа. «Чей он? Сдвоенные клыки… Это что, останки Сэта⁈»
«Скрипки» взвизгнули и тут же заткнулись. В узкую, почти наглухо заложенную дверь протиснулся Сэта. Не успев сделать и пары шагов, он схватился за грудь и мучительно закашлялся. Секунд через тридцать он совладал с приступом и выпрямился. Жрецы молча ждали, пока он развяжет браслеты и распутает шнуры в волосах. Украшений у него было немного — как у рабочих из «асбестового» цеха. Сэта, до сих пор молча ожидавший у стены, забрал все шнурки и тряпочки и повесил на опору одного из гамаков. Рабочий снова закашлялся, но всё же двинулся к яме. Гедимин ждал, что от густого дыма приступ усилится, но, вдохнув странный газ, Сэта кашлянул ещё раз и успокоился. Двое жрецов склонились над ним, помогая ему сесть на дно. Рабочий обхватил руками плечи и свернулся почти в клубок. В полной тишине Гедимин слышал, как он хрипло дышит.
Один из жрецов заговорил с ним — или, по крайней мере, наклонившись к нему; рабочий ничего не отвечал, только дрожал мелкой дрожью. Вдоль его хребта вспыхнула яркая белая полоса, грива побелела. Ещё секунда — и Сэта исчез. Со дна ямы в потолок ударил огненный гейзер.
Визжащие звуки резали уши, но Гедимин не обращал на них внимания — он, ошалело мигая, смотрел на яркий костёр. Жрецы стояли вокруг, протянув к нему руки, и в ослепительном свете сармату казалось, что их гривы белеют, а на спинах выступают раскалённые белые полосы. «Скрипка» визжала, не затыкаясь, секунд сорок — и внезапно замолкла. Жрец поднял на вытянутых руках раскрашенный череп. Трое остальных что-то говорили, прикасаясь к огненным языкам, но все слова заглушал рёв пламени. Жрец с черепом вытряхнул из «ёмкости» горсть песка и швырнул в огонь.
Пламя угасло мгновенно. На дне ямы лежал, свернувшись, раздетый Сэта. Он тяжело дышал, его шерсть из жёлтой стала почти белой. Жрецы, сойдя в яму, нависли над ним, трогая его за плечи, расчёсывая когтями гриву, гладя по спине. Белое свечение медленно желтело; ещё несколько секунд — и Сэта поднялся во весь рост. Его, придерживая за плечи, отвели к гамаку, и он лёг, расслабленно свесив руку и прикрыв глаза. Гедимин ждал, когда его накроет приступом кашля, но Сэта дышал тихо, легко и, кажется, понемногу впадал в дремоту.
Музыкант снова провёл смычком по струнам. По звуковому сигналу в дверь протиснулся ещё один Сэта. Он не кашлял, но в груди при каждом вдохе что-то хрипело, а глаза под отёчными веками выглядели заплывшими. Он долго возился со шнурами — дрожали руки; жрецы молча ждали, когда он сможет спуститься.
На спуске Сэта шагнул мимо ступени и пошатнулся. Жрец придержал его за плечо и подтолкнул вперёд. В яму подбросили что-то дымящееся — какие-то скрученные чёрные волокна; Гедимин покосился на анализатор — «на базе проверю».
Жрец заговорил с больным. Тот закрыл глаза руками и мелко задрожал. На спине проступили белые пятна — и тут же его тело превратилось в ярко-красный огненный столб. На секунду он пожелтел — и тут же потемнел и зачадил. Жрец, что-то крикнув, сунул в огонь пучок шнуров. Пламя сверкнуло — и раздулось в гигантский шар, мигом захватив почти всю комнату. Гореть тут было нечему, но огненные языки расплескались по камням, по штукатурке и не думали гаснуть. В лицо Гедимину ударил жар. Сармат вскочил, хватаясь за «арктус», плёнка защитного поля натянулась между полом и потолком, дрогнула — и свернулась в огромный цилиндр, обернув собой пламя. Гедимин видел, как она багровеет изнутри — но непрерывная генерация работала, и цилиндр неуклонно сжимался, загоняя странную субстанцию обратно в яму. «Не знаю, что это, и как может существовать,» — пульсировало в мозгу сармата, — «но это… надо… экранировать!»
Защитное поле побелело, изнутри донёсся жалобный крик. Гедимин вспорол плёнку и шагнул назад. На дне ямы лежал, свернувшись, рабочий-Сэта; он дышал шумно, но не хрипел, и опухоль на глазах пропала.
— Гедимин! — окликнул сармата встревоженный Вепуат. Тот оглянулся и удивлённо мигнул — он и не заметил, как успел подойти к самой яме. Вепуат стоял у стены, выпрямившись во весь рост, и жестами звал ремонтника к себе. Тот оглянулся на жрецов, вынимающих из ямы существо, снова принявшее прежний облик, и двинулся к напарнику.
— Такое надо экранировать, — буркнул он. — Если оно не нуждается в топливе — далеко может уйти… Что это вообще такое? Как такое возможно?
Вепуат пожал плечами.
— Превращение в огонь… Нет, ты видел? — вдруг возбудился он. — Совершенно другая структура! Я сначала подумал, он там, внутри, просто весь горит… Другая структура, вся из потоков! Как они их обратно собирают⁈
Гедимин услышал негромкий треск и шорохи, повернулся и увидел, что двое жрецов стоят рядом с ним. Ещё один успокаивал Сэта, вернувшегося в сэтский облик, другой собирал со дна ямы уже ненужные принадлежности ритуала — и постоянно поворачивался к сарматам, будто хотел что-то сказать, но не решался.
— Они благодарят нас, — перевёл Вепуат. — Этот Сэта мог не вернуться, так и остаться огнём. Ты вовремя схватил его — он вспомнил, кто он, и вернулся. Они рады, что решились нас сюда позвать. Они не знают, что с твоей бронёй, но надеются, что она не пострадала… Гедимин! Скафандр!
Сармат уставился на себя и ошалело мигнул. Пластины не оплавились, но каждая приподнялась и покрылась шипами. Что-то непривычно давило на спину, сармат повёл лопатками и услышал хитиновый треск — вдоль хребта, отодвинув в сторону мешающий сфалт, проросли два гребня.
— Ничего себе шипы, — Вепуат потрогал что-то на спине. — Весь фрил в них втянулся, ипрон торчит наружу. Такие жёлтые полосы, как у бурундука…
— Тьфу ты! — не выдержал Гедимин. — Гребучая мутация!
Вепуат схватил его за локоть. Гедимин взглянул на Сэта — они подались назад, как будто поняли если не слова, то интонации — и смущённо сощурился.
— Давай выбираться, — прошептал он. — Здорово, что тут все вылечились. Скажи им что-нибудь вежливое — и пойдём.
— Пойдём, — Вепуат успокаивающе похлопал его по локтю. — Я им сказал… Стой! Они говорят… они хотят отдать нам что-то. Если оно нам нужно.
Гедимин мигнул.
…Эта узкая пещера была прорыта под самым сводом; лестница, не доходя до неё, сворачивала к небольшому уступу, откуда управляли подвешенным над пещерой подъёмником. Сэта, поддев крюком пробку из засохшей глины, вытащили её не с первого раза; Гедимин щурился на многочисленные узкие отверстия в пробке, подозрительно похожие на воздуховоды.
— Проклятая бездна! — донеслось из пещеры, и сармат ошалело мигнул. Наружу высунулся погасший посох стража. Сэта, поддев его крюком, скинули к ногам Гедимина. Из пещеры донёсся возмущённый вопль.
— Хассинельг! — Вепуат встряхнулся, и все его перья сухо затрещали. — Что ты тут забыл⁈ Гедимин! Оно всё-таки сюда полезло!
— Злобные твари кидаются на всех подряд, — отозвался рассерженный страж. Спускаться из-под потолка, ухватившись за трос с узлами, явно было не очень удобно, но при попытке раскачаться и перебраться на лестницу Сэта-охранники тыкали его костяными копьями — аккуратно, вполсилы, но болезненно.
— Мать твоя пробирка, — прошептал Гедимин, ошеломлённо глядя на Хассинельга. Тот, спустившись на твёрдую землю, первым делом схватился за посох, сунул морду в навершие и облегчённо вздохнул. Палка слабо засветилась, в воздухе повеяло прохладой. «Плюс шестьдесят,» — Гедимин покосился на термометр. «Он без скафандра. Уходим!»