Сверху донёсся свист — нормальный, без завываний, и Гедимин ошалело мигнул, сообразив, что слышит такое от Вепуата не в первый раз — и как это соотносится с техникой безопасности.
— Эй, наверху! — крикнул он, огибая скалу. — Шлем надень!
— Какой, второй? — насмешливо хмыкнул Вепуат, поднося руки к шлему. Он был на месте, и респиратор разведчик успел пристегнуть. Гедимин поморщился.
— Ликвидатор, а глотаешь ксеновоздух! Надышишься тут пепла…
Вепуат что-то ответил, но сармату было уже не до него — в его кулак врезались двое «трилобитов», и онемевшие пальцы поневоле разжались. Животные, подхватив выпавший шнурок, дёрнулись в разные стороны — каждый тянул его на себя. Вепуат с сердитым воплем застучал когтями по броне. Гедимин перехватил шнурок, выдернул его из «трилобитов» и быстро сунул в карман. Существа, хрюкая, облетели его по кругу — и, с места набрав ускорение, умчались к Вепуату.
— Запах, — сармат, перехватив шлейки, махнул свободной рукой. — Чуют кровь. Но ты, на будущее, поосторожнее. Хоботки у них всё-таки не титановые.
Гедимин поднялся на пепельный вал. «Трилобиты» расселись на стойке и теперь толкали друг друга хоботками в подбрюшные мешки. Сокол отрыгнул расплющенную и чем-то сочащуюся добычу, и ближайшая самка тут же её втянула. Вепуат покачал головой.
— Теперь долго будут делить. Пусть общаются, им надо. У нас, на холоде, они сонные. А так это бодрые звери. Очень общительные.
— Соколу что-нибудь достанется? — спросил Гедимин, глядя, как Чужак отбирает у самца второго «кальмара».
Вепуат пожал плечами.
— Посмотрим. Но в природе они как-то не дохнут, верно? Вообще — хотелось бы посмотреть на стайную охоту. Надо будет попросить Броннов — пусть поставят ещё силки. У них получается лучше, чем у меня. Хотя — сейчас не сезон, «кальмаров» мало, мелкие…
«Трилобиты», бросив под стойку недоеденную добычу, перемахнули на спину Вепуата. Гедимин услышал треск за спиной — кто-то уселся и на его броню. На валу в пяти шагах от сарматов стояли Сэта в кованых панцирях. Гедимин растерянно мигнул.
Один из Сэта что-то прошелестел, указывая за горизонт. Вепуат ответил коротким треском и повернулся к Гедимину.
— Говорит — у них есть кое-что ненужное, но если нам нужно — мы можем забрать. Ядро Сатурна! Кого опять в плен занесло⁈
— Стражи, s— sa hasesh! — прошипел Гедимин, стряхивая со спины недовольного «трилобита». — Как им объяснять, чтобы дошло⁈ Может, так и оставить? Пусть их Сэта учат, им привычнее.
Вепуат укоризненно хмыкнул.
— Ты иди с «трилобитами», пристроишь их в шатре, а я тут один разберусь. Нет, ну где у существ мозги⁈
«Если это Хассинельг — в хвостовой клешне, должно быть,» — невесело ухмыльнулся Гедимин, укладывая в корпус дрона очередную записку для Альгота. «И у них вечно сотрясение. Так, пластины я сомкнул, теперь не выпадет…»
…На дне тюремного «колодца» было плюс восемьдесят — само его устройство обеспечивало охлаждение, втягивая в шахту относительно прохладный внешний воздух. Ниши, заткнутые дырявыми глиняными пробками, были проделаны как раз на пути холодного потока — там было градусов пятьдесят, неприятно даже для сармата, но не смертельно. Сэта, выдернув одну из пробок, сунули внутрь копьё с крюком и под чей-то гневный рык сбросили на дно колодца разукрашенный череп. Через несколько секунд из ниши выбрался гуманоид. Он был одет скудно — кажется, у него отобрали все цацки, оставив только набедренную повязку. Он, рявкнув на Сэта, встал в петлю подъёмника, схватился руками за узел на тросе; его спускали вниз, а Гедимин, угрюмо щурясь, разглядывал грубый красный орнамент поверх короткого жёлто-бурого меха. «Жёлтый Джагул…»
Джагул быстрым шагом подошёл к черепу, так и валяющемуся на полу, рявкнул на охранников-Сэта (те насмешливо зашипели) и, сдув с костяной маски пыль, надел её на себя. Это определённо был не шлем — защищала эта штука плохо, зато отлично закрывала обзор, — да и смысла в половине деталей, включая закреплённую на длинных шнурках нижнюю челюсть, не было. «Что-то ритуальное,» — Гедимин, готовый в любую секунду сорвать с плеча сфалт, смотрел, как Джагул подтягивает шнурки, закрепляя чужой череп на голове. Кость, как трофеи Ренгера, была сплошь покрыта сложным орнаментом, кое-где свисали бусины из позвонков. Гедимин покосился на Сэта — они держали копья направленными на Джагула, но светились ровно, без красных пятен — видимо, опасности ни в нём, ни в его «шлеме» не было.
Джагул приоткрыл пасть; костяная челюсть шевельнулась, немного отходя вниз, как будто череп тоже собирался говорить. А секунду спустя Гедимин услышал голос — более высокий, чем Джагульские, ровный, без интонаций:
— Я Джагул, племя Хеллуг. Я иду говорю с чёрный панцирь. С Сэта нет говорю. Сэта мешаю я, держу в плен. Ты! — он резким жестом указал одновременно на Гедимина и Вепуата. — Ты говорю Сэта отпускаю я. Я четыре. Там. Тогда говорю с ты.
«Мать моя колба! Автопереводчик!» — Гедимин, изумлённо мигнув, уставился на костяную конструкцию. Её устройство не просматривалось даже приблизительно, но сармат чувствовал, что именно она и переводит речь Джагула в условно-сарматскую. Канал у «автопереводчика» был один — Сэта, похоже, не понимали ни звука. «Да, так и есть. Джагульско-сарматский. Да где они его взяли⁈»
Вепуат, не отвлекающийся на механизмы, отреагировал на «просьбу» Джагула быстрее — сдержанным хмыканьем и отрицательным жестом.
— Так говори, один. Вы шли к нам? Зачем?
«Говорить они шли, s— sa hasesh…» — рука Гедимина непроизвольно легла на приклад. «Мало им было прошлого раза. Опять реактор покоя не даёт. Переговорщики, м-мать моя пробирка…»
— Ты отпускаю я четыре, — отозвался Джагул; интонация «автопереводчика» не передавала его угрюмость, но оскаленные клыки — вполне. — Тогда говорю.
Вепуат хмыкнул.
— Не хочешь говорить — оставайся у Сэта. Не мы к вам пришли. Вы к нам. Мы с Гедимином уйдём, а ты сиди тут.
Джагул крепко, почти до хруста, сжал челюсти. Его рука потянулась было к поясу, но Сэта громким трескучим возгласом и резким выпадом заставил его медленно разжать и опустить ладонь. В ней ничего не было — так же, как и на ремешках, скудно прикрывающих пах и свисающих к коленям — но Гедимин всё равно выразительно похлопал ладонью по прикладу.
— Я говорю, — процедил Джагул. — Ты чёрный панцирь. Ты сильный. Джагул прихожу, ты убиваю. Так делаю. Я, Джагул, ухожу. Зверь ухожу. Один ухожу хороший. Один ухожу тоже. Зверь Хеллуг. День, опять день, — зверь болею. Сильно. И снова сильно. Нет ем, нет пью, нет иду. Много день. День лучше. Потом — опять. Джагул ищу причина. Нет нахожу. Иду к Кьюсс. Кьюсс строю дом для бог. Кьюсс говорю — ты бьёшь зверь. Пламя бьёшь зверь. Зверь умираю. Я, Хеллуг, прошу — нет бьёшь. Прошу зверь живу. Весь Хеллуг говорю я. Прошу чёрный панцирь.
Гедимин и Вепуат быстро переглянулись. Разведчик вскинул руку, складывая пальцы в красноречивый жест. «Так я и знал. Их живой крейсер. Его зацепило тем всплеском. Лучевая болезнь… Так и знал, что его пожгло!»
— Его рвало, кровь шла изо рта? На коже пятна и трещины? — быстро спросил Вепуат.
— Ты знаю, как убиваю, — угрюмо отозвался Джагул. — Я нет говорю. Я прошу нет убиваю. Джагул ищу лечение. Нет нахожу. Кьюсс ищу. Знаю — нет нахожу. Ты знаю лечение. Я прихожу — прошу.
Гедимин недобро сузил глаза. «Как лезть к чужому реактору, вы знали. Как лечить лучёвку — нет? Ну и что теперь — добить вас из жалости?»
Вепуат беззвучно хмыкнул и шевельнул пальцами. «Им, похоже, это нелегко далось — эта дипломатическая миссия. Ещё эта штука с переводом… Как думаешь, она от древних?»
«Древних?» — Гедимин мигнул. «А, он про Куэннов. Для них нет своего жеста. Понял…»
«Нет. Но штука странная,» — признал он. «Скажи огненным, чтобы отпустили его банду и выпнули из города. Здесь она не нужна, а у нас — тем более.»
— Чёрный панцирь говорю, нет слышу, — пробормотал Джагул. Он стоял неподвижно, сложив руки на груди, только зубы время от времени сжимались. Гедимин смерил его угрюмым взглядом и повернулся к Вепуату, — «Чего молчишь?»
«Их животное умрёт,» — отозвался «биолог» со странным выражением в глазах — как будто ему в самом деле было не плевать на кочевников и их бронированную тварь. «Они, наверное, всё испробовали. И сейчас очень напуганы.»
«А мы при чём?» — Гедимин поморщился. «Нечего было лезть к реактору. Он за ними бегал и облучал их⁈»
Вепуат покачал головой и протянул к нему руку.
«Мне кажется — лучше им помочь. Хотя бы животному. Оно точно ничего плохого не замышляло.»
Гедимин фыркнул.
— Помочь? Чтобы им было на чём опять вломиться в Элидген? — он сам не заметил, как заговорил вслух, а заметив, только сузил глаза. Джагул никак не отреагировал — так и стоял неподвижно, глядя сквозь сарматов.
— Хеллуг! — Вепуат чуть повысил голос. — Допустим, мы вылечим вашего зверя. Дальше что? Вы дадите нам клятву не нападать на лагерь? Не мешать нам и не донимать наших союзников?
«Цена их клятвам — мартышечий плевок,» — Гедимин угрюмо сощурился.
— Ты чужак, — отозвался Джагул всё тем же ровным неживым голосом. — Джагул нет клянусь для чужак. Так делаю.
Вепуат хмыкнул.
— И какие у нас резоны тебе помогать? Чтобы ты ударил нам в спину?
— Идём, — буркнул Гедимин, недобро щурясь на кочевника. «Отобрать бы эту штуковину за моральный ущерб… Так, ладно, не мародёрствуй. На кой тебе примитивные механизмы?»
— Джагул даю плата, — заговорил «посланник», с видимым усилием разжав челюсти. — Рална-камень. Кровь-камень. Kejehk. Ценный камень для Кьюсс. Кьюсс говорю — ценный камень для бог. Ты даю Пламя камень. Пламя нет убиваю. Ты даю лечение.
Сарматы переглянулись. «Что он первым назвал?» — быстрыми жестами спросил Гедимин. Вепуат пожал плечами.
— Пламени не нужны ваши камешки, — угрюмо сказал он. — Нам с Гедимином тоже. За нападение на Пламя Гедимин бы вас всех перебил. Это пока он сдерживается. Пусть твоё племя поклянётся не причинять вреда нашему городу и всему, что в нём. Поклянётся своими богами и древним Пламенем. Тогда мы попробуем помочь вам. Нет — значит, нет.