Гедимин недобро сузил глаза.
— Считай. Тебе с ними работать, не забыл?
— Ну, мало ли, — Вепуат пожал плечами. — Есть какая-то… пропускная способность. Цех всё-таки твой… Ладно, скажу, чтобы к середине суток были готовы и следили за порталами. Ядро Сатурна! Хоть бы обошлось без драки…
…В кратере он не задержался. Гедимин из-за пепельного вала и зубчатых скал только видел, как жёлтое сияние стало вдесятеро ярче, захлестнуло провал — и угасло. Джагулы-«охранники» сбились в кучу на загривке сааг-туула и глазели на кратер — тихо, не рявкая и не махая руками. «Трилобиты» под шумок опять устроились на скальном зубце. Вепуат, оглянувшись на них, только хмыкнул.
— Всё улажено. Придут со своей шихтой. Жрецы всё спрашивают про зеркала. Сказал им, что на первой практике такие темы не дают.
Гедимин ухмыльнулся.
— Зачем им зеркала? Не для оружия?
Вепуат пожал плечами.
— Жрецы обычно вооружением не занимаются. Для украшения храма, скорее всего. С их огнями и свечениями зеркало будет кстати.
…«Трилобиты» на плечах Вепуата сидели смирно — даже когда сармат подошёл к самой морде сааг-туула и заглянул в открытую пасть. Гедимин покосился на выпученные глаза, пристально следящие за ним, — животному очень хотелось отползти, но Джагулы как-то уговорили его не двигаться.
Вепуат, отступив от гигантских резцов, довольно усмехнулся.
— Здесь всё зажило. Что внутри — надо смотреть. Как он ест, как ходит? Как до болезни или хуже?
Джагул-переговорщик — тот же, что и в первый раз, и снова завладевший маской-«автопереводчиком» — ответил немедленно:
— Зверь тогда хожу лучше. Но нет совсем плохо. Джагул вижу — он живу. Он здоровею.
Вепуат кивнул.
— Он поправится. Мы посмотрим, не осталось ли ран внутри. Что с другими животными? С вами самими? Кто-то ещё страдает от такой же болезни?
Гедимин увидел, как по когтистым лапам Джагула пробегает дрожь, — то ли он хочет сжать кулаки, то ли в кого-то вцепиться…
— Ты лечу зверь, — угрюмо ответил переговорщик. — Больше ты нет спрашиваю.
Во взгляде Вепуата, повернувшегося к Гедимину, мелькнула досада.
— Обойдём по кругу, — сказал он, приподняв руку со сканером. — Ты берёшь макро, а я по твоим следам — микро.
…К ним никто не совался. Кочевники, выглянув из «отсеков» по своим делам, останавливались и следили за сарматами — кто секунду, кто все пять, но уходили обратно молча и без резких жестов. Гедимин краем глаза видел, как вдоль хребта от головы к хвосту медленно движется патруль — не обгоняя сарматов и не отставая ни на шаг. Из-под брони выглядывали настороженные глаза самого сааг-туула; Гедимин всё никак не мог запомнить их расположение и каждый раз растерянно мигал, натыкаясь на испуганный взгляд из панциря. Где у животного мозг, и как все эти сенсоры с ним сообщаются, знал разве что Вепуат.
Первый раз он хмыкнул, когда сарматы проходили вдоль правого бока и миновали последние пояса конечностей. Второй раз — на левом боку, в том же месте, и гораздо громче.
— Смотри! — перехватив сканер Гедимина, Вепуат тронул когтем экран. — Я так и думал — долго он без дела не просидит. Уже наловил и развесил.
Гедимин, растерянно мигнув, уставился на экран. Сигма-сканер «захватил» ближайший, обитаемый слой брони; здесь, у хвоста, крупных ячеек под ней не было — только небольшие кладовые, по большей части пустующие. Вепуат приблизил два таких углубления, расположенных рядом. Они были совсем малы — целиком туда влез бы только Скогн. На стене каждого из них висел закреплённый с двух сторон длинный мешок. Из него торчал пластинчатый хвост.
— Эшку-тэй? — Гедимин хотел приблизить изображение, но Вепуат уже тыкал в экран, отдаляя его. Теперь сармат видел почти десяток мелких «ячеек». В каждой (кроме одной — там кто-то сложил расколотые кости) на стене висело по «трилобиту». В мешке, натянутом на головной сегмент и ещё две трети туловища, было проделано отверстие — как раз напротив хоботка. Животных вывесили спиной к стене, животом вперёд; вырваться они не пытались — как подумал Гедимин, «уже» не пытались. Только расширение и сжатие внутренних полостей показывало, что существа ещё живы.
— Это для еды? Живые консервы? — Гедимин невольно поморщился. — В них же есть нечего.
— Их и не едят, — отозвался Вепуат, пытаясь снова перехватить управление сканером — но сармат поднял прибор повыше. — Ну дай посмотреть! Я только слышал, как Джагулы их дрессируют. Сам никогда не видел.
— Мы отсюда когда-нибудь уйдём? — угрюмо спросил Гедимин. — Не знаю, как их дрессируют, но один уже сдох.
Дальше Вепуат о «трилобитах» и их дрессировке молчал. Гедимин не спросил, нашёл ли он сдохшее животное на сканах, — оно было там, в одной из «ячеек». Видимо, умерло от испуга, или подвесили его очень неудачно, — повреждений на панцире не было…
— Ты гляжу довольно, — заметил переговорщик, спускаясь со лба сааг-туула к сарматам. — Ты вижу хороший?
Вепуат кивнул (уже напрочь забыв, что никто здесь не понимает сарматских жестов).
— Открытых ран больше нет. Шрамы зарубцуются. Вы тут, видно, тоже осваиваетесь. Кто-то ловит диких эшку?
Джагул, обернувшись, коротко рявкнул. Несколько секунд Гедимин наблюдал, как кочевники отбирают маску то у первого переговорщика, то друг у друга. Кого-то огрели древком копья, и он отступил на плечо сааг-туула. Угрюмый переговорщик, оставшийся без маски, поднялся на лоб и следил за сарматами оттуда. К ним подошёл новый «хозяин» «автопереводчика». На его плече Гедимин увидел широкие браслеты из толстой кожи — и костяные петли и крючки, свисающие с них, какие-то примитивные аналоги карабинов.
— Дикий эшку-тэй ты гляжу? — Джагул скользнул взглядом по «трилобитам» на плечах Вепуата. — Очень дикий. Долго буду учу. Нет хороший, но — буду смотрю. Твой стая хороший. Там смотрю — ты учу…
Он шевельнул плечом в сторону кратера, где недавно тренировались эшку-тэй. Вепуат сдержанно хмыкнул.
— Моих зверей учили Джагулы. Я только приучал их к себе. Никогда не видел, как их натаскивают с нуля… с самого начала. Их всегда так подвешивают?
«М-да, скоро мы отсюда не уйдём,» — Гедимин покосился на пепельный вал. Тени ещё не проступили, но все вмятины уже чётко просматривались. На загривке сааг-туула кочевники разбирали «фонарные столбы» и прятали «фонари» по жилым отсекам.
— Эшку мёртвый? — переговорщик оглянулся на соплеменников и что-то прорычал. К нему незаметно стянулись трое Джагулов в схожей амуниции — с широкими браслетами, сдвинутыми, похоже, на плечо с предплечья и с «эполетами» из нескольких слоёв шкуры с остатками меха. Они заговорили на своём языке. Вепуат ответил им, некоторое время водил руками по воздуху, как бы выбирая нужный объект на невидимой стене; когда он замолчал, один из Джагулов быстро поднялся на голову лежащего зверя и ушёл вдоль хребта к хвосту.
— Такой случай, — Джагул-переговорщик пошевелил когтистыми пальцами. — Эшку пойманный умираю. Один, два. Нет сильный для жизнь. Нет хороший для работа. Как ты вижу через панцирь?
— Умею, — коротко ответил Вепуат. Его глаза слегка сузились — что-то ему не нравилось.
— Где твоя старая стая? — спросил он у Джагула. — Их уже убили?
Когти переговорщика судорожно сжались.
— Есть живу, пока я хочу, — угрюмо ответил он. — Нет работа, есть пища. Это нет долго. Нет летаю — нет живу долго. Так для эшку-тэй.
Он протянул руку к «трилобиту», переползшему через плечо Вепуата и свесившемуся на грудь.
— Клеймо? Нет твой. Племя Джуул. Много хороший зверь у Джуул. У Хеллуг такой нет бываю. Другой — тоже от Джуул?
Вепуат повернул Подранка так, чтобы кочевник увидел клеймо. Джагулы за спиной переговорщика быстро переглянулись.
— Урррх! — Джагул шумно выдохнул, горло вздулось и опало. — Зверь от Кьюсс! Ты беру эшку от Кьюсс?
— Компенсация за сломанную машину, — отозвался Вепуат. — И испорченное настроение. Гедимин тогда сильно разозлился. Но он не берёт животными. Только жизнями. Не покажешь мне своих эшку-тэй? Не надо их вытаскивать, я так посмотрю, в жилище.
Пока сарматы вслед за проводником-Джагулом поднимались по бугристому панцирю, чья-то лапа протянулась к Подранку — кто-то хотел рассмотреть клеймо, но «трилобит» сердито щёлкнул спинными щитками и сполз Вепуату за спину. Гедимин, поднимаясь чуть позади, настороженно следил за Джагулами. Их количество незаметно дошло до восьми, и сармат видел, как один из них, свернув чуть в сторону от невидимой тропы, ударил когтями по краю панцирного щитка. Выглянувший из-под края кочевник что-то буркнул, сдёрнул со стены копьё и присоединился к колонне. «Девятый,» — Гедимин снова пересчитал Джагулов и обнаружил десятого, так же незаметно влившегося в отряд. «Все с оружием ближнего боя. Не нравится мне это…»
— Вепуат! — окликнул он «биолога» — но тот уже втискивался вслед за проводником в проём между двумя щитками панциря. Гедимин пролез за ним и остановился неподалёку от входа, заслоняя проём спиной.
Он бы и рад был не заслонять, а впустить Джагулов в тесный «отсек», где они в случае чего не смогут замахнуться — но места внутри уже не осталось. По местным меркам, это была просторная комната — метра четыре в длину вдоль выемок и выступов живого панциря. С одной стороны тянулся ряд лежанок, прикреплённых к панцирю костяными штырями. На выступающие концы штырей были насажены гладкие, без шипов, раковины — или, возможно, черепа, Гедимин не разобрался, но отметил попытку избежать лишних травм. Там, где панцирь приподнимался, в просверленных в нём отверстиях стояли закрытые ёмкости; там, где он шёл на спуск, образуя что-то вроде сточного жёлоба, в углубление было засунуто уже знакомое сармату кожаное ведро. В этот раз оно было открыто. На лежанках над ним — там, где начинался сточной жёлоб — сидели двое Джагулов. Один, зажав между коленями чей-то колючий панцирь, откалывал от него шипы и внутренние пластинки. Другой сосредоточенно скоблил широким лезвием грязную истрёпанную подстилку. Кажется, это и была попытка счистить с неё грязь — кровь, жир и чьи-то мелкие внутренности. На подстилке того же качества, но без внутренностей и крови, лежал крупный бронированный клубок. Ещё один «трилобит», развернувшись, полз к ведру. Ползти мешали шлейки, прикреплённые к «лапам», и сами «лапы» — согнутые крючья, пригодные только для цепляния. Животным было к чему прицепиться — над подстилкой из «стены» торчали ряды вбитых костяных штырьков с загнутыми концами — но «трилобиты» то ли не могли туда подняться, то ли не хот