— Угу, — сармат, досадливо щурясь, достал листок из ячейки. Жёлтая масса снова разлилась по камере, заполнив её от стенки до стенки.
«Значит, плоские чертежи оно не понимает,» — Гедимин убрал бесполезную бумагу и задумчиво сощурился. «Настроено просто — что дали, то и отображает. Для совсем уж дикарей. Куэнны-то, наверное, знали черчение… Хм. Может, эта штука — сама себе чертёж? Её можно лепить?»
Просунув руку в камеру (и не получив ничем по запястью — Шесек только недовольно зашипел, но сармату пока было не до него), Гедимин нажал пальцем на упругую жёлтую массу. Она оказалась податливой. Сармат толкнул её ладонью, опустился на пол, просовывая в камеру обе руки. «Может, удастся вылепить…»
Масса, попавшая между ладоней, просочилась сквозь пальцы и отхлынула к стенкам, образовав пустое пространство по форме гедиминовых рук. Сармат попытался её соскоблить. Ошмётки сбились в комок. Гедимин придавил их к поверхности, расплющивая в лист. «Скатаю в рулон… Hasu!»
От слишком сильного нажатия масса брызнула из-под ладони. В листе образовалась дыра. «У неё что, переменная вязкость?» — Гедимин провёл ладонью вдоль стенки, сбивая вещество на пол камеры. Казалось, его плотность постоянно меняется; сармат чувствовал, как оно под пальцами то твердеет, то растекается. «Может, я превысил его порог деформации?» — он осторожно прижал жёлтый комок ладонью — и провалился в него на пять сантиметров. «Не поломать бы совсем…»
Он вынул руки из камеры. Жёлтая масса, будто этого и ждала, снова заняла всё свободное пространство. «Ну точно, переменная плотность,» — Гедимин покосился на перчатки — вроде бы к ним ничего не прилипло.
— И у Кен-нена и Айсиека нет твоего образца? — подал голос Шесек. Отойдя от печи на пять шагов, он следил за сарматом с опаской. Подмастерья собрались вокруг него, и в этот раз он их не отгонял. Гедимин, досадливо щурясь, качнул головой.
— Подожди. Оно должно как-то работать…
Он глубоко вдохнул и, зажмурившись, толкнул кверху височные пластины. Кожу обожгло. Ни щупалец, ни когтей сармат не чувствовал — только сильное ровное тепло. Он открыл глаза — спектр видимого света сдвинулся в сторону зелёного, но и печь, и жёлтая (а теперь — зеленоватая) масса в камере были видны отчётливо.
— Слышишь меня? — он посмотрел себе под ноги. Реактор был где-то там… и, похоже, в этот раз он не вышел на контакт.
— Можешь помочь? — неуверенно спросил Гедимин, поднося руку к зеленовато-жёлтой массе. — Вот из этого надо вылепить оболочку для твэла. Оно должно как-то управляться…
Тепло осталось таким же ровным, никаких картинок перед глазами не появилось. Гедимин остановился в растерянности. «Оно не понимает по-нашему. Надо ему изображения…» — он представил себе трубку из «чёрного песка». Пальцы, погружённые в жёлтую массу, непроизвольно дрогнули — а потом дрогнули и веки сармата, увидевшего, как бесформенная жижа сжимается и вытягивается кверху. Тонкостенная трубка встала посреди камеры, точно повторяя собой изображение, отпечатанное у Гедимина в мозгу. «На три миллиметра выше,» — отметил про себя сармат, машинально потянулся к верхнему концу — и замер, увидев, как трубка отползает от его руки, укорачиваясь на все три сантиметра. «Слишком резко. Потихоньку, и сначала думать…» — он снова представил себе оболочку твэла и мысленно потянул её кверху. Трубка чуть подросла. «Дотянув» её до нужной длины, сармат с облегчённым вздохом выдернул руку из камеры. Слепок остался внутри, не растворяясь и не деформируясь — агрегат принял его, как образец.
— Будет работать? — Гедимин повернулся к Шесеку. Скогны, сбившись в плотную толпу, глазели на объёмный «чертёж». «Похоже, им об этой функции не рассказали,» — подумал сармат, опуская височные пластины до упора. «Значит, тут ещё и встроенный мозговой сканер. Очень мощный сканер. Может, и к лучшему, что Скогны в него не лезут…»
Белые шипы сплелись, опять превращаясь в неразличимый орнамент. Гедимин стоял у печи, почти вплотную, но не слышал и не чувствовал ничего — странное белое вещество экранировало любые волны. Скогны вполголоса что-то обсуждали, с опаской оглядываясь на сармата. Сообразив, что стоять у агрегата уже незачем, он отошёл к стене. «Сколько продлится такая плавка? Остывать отливки будут несколько часов…»
За спиной что-то вспыхнуло — сперва белым, потом зелёным светом. Шесек с сердитым верещанием развернулся к двери. Световые волны расходились от неё. Через пару секунд её открыли, и Гедимин увидел на пороге троих сарматов.
— Кет! — Гварза с лязгом сложил руки на груди. — От следящих маячков здесь толку мало. Может, на него колодки надевать? Чтобы не бегал, где не надо?
Гедимин угрюмо сощурился.
— Ты хотел, чтобы я передал работу местным? Ну вот, передаю. Что опять не так⁈
Айзек быстро вклинился между сарматами. Вепуат уже стоял рядом с Гедимином, и перья на его плечах топорщились.
— Какую ещё работу? — спросил Гварза. — Кто допустил тебя в литейни?
— Дим-мин — мой гость, — подал голос Шесек. Близко он не подходил — держался в восьми метрах от сарматов, в кольце подмастерьев.
— Прошу прощения, мастер Шесек, — оглянулся на него Айзек. — Гедимин ушёл, никого не предупредив. Мы за него беспокоились. Значит, ты изучал литейни?
Гедимин качнул головой.
— Я задал литейной станции задание — сварить трубки для твэлов. Проверяю, справится ли. У Куэннов даже в печи встроены мозговые сканеры…
Айзек не ответил на его кривую ухмылку. Он оглянулся на печи, проследил за указующими когтями подмастерьев — они дружно тыкали в потолок над «литейной станцией», которую занял Гедимин — коротко пискнул, дождался ответа и шумно выдохнул.
— Опять несогласованные эксперименты?
— Шесек меня пустил, — буркнул Гедимин. — А вот он — даже настаивал…
Он кивнул на Гварзу. Тот сердито сузил глаза.
— Настаивал на чём? На самовольной беготне по чужому городу? Совании рук в чужие агрегаты?
— Оно так работает, — отозвался Гедимин, покосившись на свои руки. — Кто виноват, что оно не читает чертежи⁈
— Тихо вы, оба, — Айзек на секунду прижал ладонь к виску. — Литейни целы, мастер Шесек тоже, Гедимина мы нашли невредимым. Тут идёт плавка… насколько я помню, Гедимин, эти трубки варятся долго, а остывают ещё дольше. Что будем делать — ждать здесь, или вернёмся на базу, а за трубками приедем завтра? Такие процессы лучше не торопить…
Гедимин поспешно кивнул.
— Я их завтра заберу. Шесек, посмотри, чтобы никто их не трогал. На этих установках их никто никогда не делал. Мало ли, что пойдёт не так.
Прижатые уши литейщика снова встали торчком; он даже рискнул с восьми метров подойти на пять, оставив подмастерьев позади.
— Никто к ним не прикоснётся, — пообещал он. — Дела Равных Куэннам — их дела. Мастер Дим-мин… ты разожжёшь печь, если она вдруг погаснет? Мало ли, что пойдёт не так.
— Разожгу, — пообещал Гедимин, чувствуя под рёбрами неприятный холодок — он не любил давать обещания, за выполнение которых не мог поручиться. «Хранитель Пламени сегодня не вышел на связь. Обошлось без него, но… Интересно, что с ним. Спит? Покинул реактор? Просто не хочет общаться?»
…Ворота закрылись. Гедимин думал, глядя на смыкающиеся фрагменты орнамента, что такую избыточно сложную структуру должно было давно «повести» и заклинить — для её работы нужна была миллиметровая точность, малейшая деформация её бы разрушила. Однако устройство работало — и, похоже, не первый век, как и оставленные без ремонта печи в литейнях и цистерны-жидкостесборники древнего гальванического цеха. «Самоотладка и регенерация?» — сармат покосился на карман, где лежал пустой пакет из-под рална-камня. «Это вещество они добавляли? Или что-то другое? Жаль, не проанализировать…»
— Ты цел? — Айзек посмотрел на него с тревогой. — Точно цел? Никуда ни руки, ни голову не совал?
Гедимин смутился. «Рассказать, нет? Пока не надо…»
— Пытался связаться с Пламенем, — он тронул висок. — Хранитель сегодня необщителен. С ним всё в порядке, не знаешь?
Айзек мигнул.
— По крайней мере, Кайшу не жаловалась, — ответил он, вглядываясь в лицо Гедимина. — И наш хранитель с ним переговаривался. Возможно, такое настроение. Тебе отдых точно не нужен? Или доза флония?
Кенен Гварза презрительно фыркнул.
— Кету сильно помогли бы колодки, — сказал он. — На руки и на ноги. Он сидел бы, где велено, и всё было бы в порядке. Уверен, что хочешь взять его в Синви?
Гедимин мигнул.
— В Синви? Что там случилось?
Гварза поморщился. Айзек повернулся к Гедимину с виноватой ухмылкой.
— Ты пропустил весь разговор? Ты, наверное, ушёл с Шесеком. Он тоже всё пропустил. Ну, тем лучше — меньше расстроится. Завтра-послезавтра мы поедем благословлять Синви. Скогны очень настаивают.
«Да мать моя пробирка…» — Гедимин болезненно сощурился.
— Опять три часа выглядеть идиотом? Возьми с собой Гварзу. Твэл я ему выделю.
Гварза молча показал ему кулак. Айзек усмехнулся.
— Ничего страшного, атомщик. Три часа ты как-нибудь вытерпишь.
…Скогны, заняв две печи, выдували чаши — один держал трубку, другой стоял наготове с черпаком и лезвием, ещё двое отвечали за ручки — каждый за одну. Те, кому работы не хватило, маячили поблизости, дожидаясь своей очереди вылепить хотя бы ручку. Вепуат раздал весь инструмент, остались трубки и штыри, сделанные для Сэта. Один из них выдали было Скогну, но тот едва не распорол себе лицо неудобным длинным стержнем и пару раз чуть не вывернул расплав под ноги — инструмент был явно ему не по руке. Гедимин, встав в коридоре — больше свободного места не осталось — следил за работой и очень старался не смотреть на потолок.
Там извивались синие и оранжевые линии орнамента, местами пересечённые угловатыми и округлыми силуэтами. С костей, вбитых в потолок, свисала серебристая бахрома и чьи-то ажурные черепа. Вепуат подвесил ещё четыре цветных светильника, и вид цеха теперь напоминал Гедимину о «мартышечьих» ритуалах на смену дат. Если бы свисающие шнуры покрасили полосами и пропитали церой, они стали бы совсем похожи на гирлянды светодиодов; сармат пару раз прикусывал язык, чтобы не подать совсем уж идиотскую идею. Из нормальных у него была одна — убрать весь этот мусор из горячего цеха.