За его спиной раздался громкий шорох и треск. Обернувшись, Гедимин увидел аборигена. Существо замерло посреди лестницы, разглядывая странного чужака; придерживаемая передними лапами корзина сильно накренилась, и содержимое уже капало в яму.
— Sata! — Гедимин недовольно сощурился и снова повернулся к источнику. В котловане бурлил слабый, но всё же раствор ирренциевых солей. «Вот и эксперимент по растворению поставили без меня,» — сармат еле слышно хмыкнул. «Надо пользоваться.»
За спиной что-то шуршало и плескалось; краем глаза Гедимин увидел, как абориген разливает содержимое корзины по ячейкам-«теплицам». Ёмкость изнутри была обмазана глиной, но с обжигом никто возиться не стал, — штуковина выглядела грубой, рассчитанной на несколько дней использования и быструю утилизацию. То, что было в ней, сармат посчитал органическими отходами, — за посадками, как он и думал, следили и даже удобряли их… или просто устроили тут же выгребную яму.
«И отсюда тоже взять образец…» — Гедимин засунул в карманы ещё несколько полных пробирок с жидкостью, каменной крошкой и пробами субстрата. Из проб местами торчали обрывки белых нитей, сильно похожих на грибницу. «Не растения. Скорее — грибы,» — думал сармат, разглядывая плантации. Чем дольше он на них смотрел, тем сильнее его раздражала их несимметричность и неравномерность. То ли их нельзя было рассадить ровно, так, чтобы всем досталось место, то ли никто не тратил на это время, — на одних участках грибы лезли друг на друга, на других вообще ничего не росло, мелкие проростки падали сверху, с подгнивающих щитов, как придётся, и их даже не перебрасывали на пустые места. «Может, оно только так и растёт,» — одёрнул себя Гедимин — в голову уже лезли дурацкие мысли о перепланировке плантаций. «Ты же не биолог. Вспомни лучше, что это за штуки. Надо было у Вепуата взять справочник ДНК…»
Он протянул руку к ближайшему шару — крупному, сантиметров сорок в поперечнике. «Взять керн, довезти до Вепуата — пусть сверяет…»
Под пальцами что-то хрустнуло, булькнуло — и сармат едва успел прикрыть лицевой щиток. Ошмётки гриба усыпали всю нишу и несколько ступеней лестницы, заляпав Гедимину скафандр. Он машинально смахнул органику и увидел на пластине обшивки чёткую царапину. «Ah— has— sulu…» — он медленно наклонился, подбирая застрявшие в ошмётках шипы. Твёрдостью они ненамного уступали обсидиану.
«Интересная фауна…» — Гедимин аккуратно обогнул поросль, вылезшую на край лестницы, и спустился к источнику. Радиоактивная вода плохо подходила для отмывания скафандра, но сармат надеялся, что ирренций немного его продезинфицирует. «Куджагла,» — наконец всплыло в мозгу. «Те грибы, которыми отравилась Би-плазма. Там они меньше. Наверное, мелкие не взрываются…»
Он подобрал камешек и запустил в поросль небольших, десятисантиметровых грибов. Обломок зацепился за шипы и остался лежать, но взрыва не было.
«Ну, хоть что-то работает, как ожидалось,» — невесело усмехнулся Гедимин, смывая с брони ошмётки. «Значит, из еды в этой гостинице — ядовитые грибы, наркотические ягоды и странная фауна… Есть сомнения, что сюда заходят Бронны или Скогны. Их тут, похоже, не ждут.»
Рядом с глайдером никого не было. Двое аборигенов возились у водяного подъёмника — тут, кажется, было принято выполнять любую работу попарно. Остальные отсиживались на террасах. Еда, вынутая из раскалённых камней, остывала на каком-то примитивном поддоне — кажется, из той же плетёнки, обмазанной глиной. К ней подходили аборигены, принюхивались и отступали.
«То ли горячо, то ли технология нарушена…» — подумалось Гедимину, и он сердито фыркнул. «Лучше подумай, как отсюда выбираться. Интересно, далеко до рассвета? Если взять реактор, собрать весь сигма-поток и направленно послать его… можно попробовать отсигналить „SOS“ — не поймут, так озадачатся.»
Он посмотрел на часы, потом — на проём в центре купола. Прибор говорил, что на Дальнем Краю до рассвета оставалось часа четыре. Небо над проёмом было розоватым, в серебристой сетке; вроде бы свет снаружи не пробивался — или внутри всё ещё было светлее.
«Четыре часа… Ладно, ждём,» — Гедимин пересчитал свободные пробирки и повернулся к водоподъёмнику. «Тут у них питьевая вода. Сверить состав…»
Аборигенов у колодца уже не было; ведро — в этот раз ничем не обмазанное, из прокалённой древесины — вынули и кверху дном подвесили на недлинный шест. Гедимин тронул каменный бортик и задумчиво сощурился — это не выглядело как облицованная дырка в земле, упирающаяся в водоносный слой. «Похоже на выход какой-то системы… и, похоже, обширной. Сеть водосборных цистерн… Вот тут, снизу, два патрубка, вот третий. Был слоистый камень, но его выбили, расширили щель до „трубы“. Вот гидроизоляция… Интересно было бы взглянуть на эту штуку целиком.»
Рычажный подъёмник был сделан предельно просто, но за ним, похоже, следили — палки и верёвки вовремя заменяли, стыки смазывали какой-то жироподобной органикой. И всё же Гедимин облегчённо вздохнул, когда вынул полное ведро и больше мог не держаться за рычаг — тот на сармата был не рассчитан и чудом не треснул.
«Похоже на воду,» — он наполнил пробирку, глянул на просвет. «Мути не видно. Интересно… там, на базе, жидкость с прозеленью, а тут — скорее белая. Не прозрачная, а беловатая. Какая-то взвесь? Непохоже…»
Он включил сканер, несколько секунд тупо глядел на экран, потом шёпотом помянул спаривание «макак», выключил прибор и включил заново. Не помогло. Вместо привычных трёх компонентов анализатор видел два — и незнакомый набор знаков.
«Мать моя пробирка…» — Гедимин ещё раз тронул переключатель, зная уже, что ничего нового не увидит. Ещё оставалась слабая надежда, что сломался сканер, но сармат проверил его на своём скафандре — и с тяжёлым вздохом опустился на камень. «Вода в этом сфене — другая. И всё-таки вода. Хорошо, не хлебнул из любопытства…»
Несколько секунд просидев на камне с видом на ведро белой «воды» («муть» не оседала — видимо, такой цвет жидкости придавал третий, неопознанный компонент), сармат поднялся и, припрятав пробирку, пошёл в фургон за пустыми канистрами.
«Что нашли — изучаем. Выводы сделаем потом. Без данных мозги жечь — без толку,» — крутилось в голове Гедимина, пока он наполнял ёмкости, пристраивал их в лаборатории и, отделив по литру, отправлял образцы — на подогрев, на охлаждение, на дистилляцию… Две полные канистры он припрятал для Айзека и Вепуата, налепив этикетки «электрический сфен». Проходя мимо ящиков с крысами, он подумал мельком, что можно было бы сразу провести опыт… но решил не сбивать Айзеку планы — вдруг крысы всё-таки доберутся до базы живыми.
«Третья фракция закипает быстрее всех,» — отмечал он в журнале, следя за дистилляцией. «Температура замерзания ниже на пять градусов. Проверить все фракции отдельно. И те две тоже. Электропроводность… Hasu!»
Жидкость, сквозь которую прошёл ток, вспыхнула белым огнём, заставив датчик тревожно мигнуть. «Проводник,» — равнодушно отметил Гедимин. «Не уступает меди и серебру. Разложение на ионы… разложения не обнаружено. Электролиз невозможен. Ну, хоть без гремучих смесей…»
…Когда после серии опытов с ксенолитием и ксенофторидами, выяснив, что третий компонент химически нейтрален, Гедимин встал из-за стола и взглянул на часы, до рассвета оставалось минут семьдесят. «Эксперименты, мать моя колба…» — сармат потянулся, разминая затёкшие мышцы. «Интересно, тут в каждом сфене своя вода? Хорошо, хоть воздух один и тот же. И третьего компонента в нём, кстати, нет. Ни в каком виде. Проверить горные породы…»
Его взгляд упал на контейнер с «магнитными» катушками, и он с невесёлой ухмылкой достал кабель и свернул его в спираль. «Проверим эту воду. Будет одна вода притягивать другую? Всю — или только две трети?»
Когда из двух открытых ёмкостей к банке с катушкой поднялись высокие прозрачные конусы, Гедимин мрачно кивнул и переложил катушку в другую банку. Опавшие было конусы снова вытянулись. «Это явление общее для разных вод,» — сармат сверил результаты замеров и ещё раз кивнул. «Высота одинакова для всех четырёх случаев. При проверке в лаборатории. Теперь испытаем на местности…»
Он установил напряжение на сотню вольт выше и выбрался из фургона, уже не обращая внимания на тихий скрежет у шлюзовой камеры. Аборигены, увидев сармата, шарахнулись от машины и с ближайших террас сделали вид, что даже и не приземлялись рядом с ней. Гедимин беззвучно хмыкнул — пока ему было не до разумных и их странностей.
Он остановился у колодца — точнее, у глубокой цистерны, вмурованной в камень — и несколько секунд возился с кабелями установки и пластинами скафандра, чтобы катушка, поддавшись «гравитации», не улетела в воду сама и не уволокла его следом. Потом, подумав, отошёл от края ещё на шаг и широко расставил пальцы на ступнях. «Удержу. На землю лучше не ставить. Будет мокро.»
Щёлкнул переключатель — и кабеля вдавились в плечи с весом десятков тонн. Гедимин напряг спину, подставил руку, не давая проводам излишне натягиваться, и смотрел немигающим взглядом, как из колодца поднимается наклонный водяной столб. Наплевав на законы физики, вода тянулась к контейнеру в ладонях сармата. Жидкость в нём на треть состояла из чужеродного вещества, но что-то их всё-таки объединяло.
Гедимин даже не понял, кто и из чего выстрелил, — мощный разряд бластера ударил в контейнер, выбил его из рук. Ёмкость лопнула, клеммы оборвались, и подземная вода, освобождённая от притягивающей силы, обрушилась на край колодца, залив сармата с ног до головы. Второй разряд ударил ему в плечо. Третьего не было — Гедимин уже стоял со сфалтом в руках, сопло смотрело в сторону светящихся и трещащих аборигенов, плазменный шар ещё сдерживало защитное поле, и в последнюю долю секунды сармат успел направить его в зенит. От грохота заложило уши. Электрических летунов смело к стене, кто-то рухнул на щиты над грибной плантацией, но через пару секунд никого на земле не осталось — все, кто своим ходом, кто за крылья и лапы, перебрались на террасы и залегли там, не решаясь шевельнуться.