— Это сегодня заменят, — сказал Ут’таркех, покосившись на сломанный рычаг. — Что скажешь, мастер Хеттийиррн? Что видел взор Пламени?
— Пока всё в порядке, — Гедимин кивнул на ближайший ряд опок. — Легло, как надо, и остывает достаточно равномерно. Вторую плавку провели не хуже, чем первую… Но — может, надо было сменить рабочих? Я видел, им это нелегко далось. Многие на ходу плавились…
Ут’таркех оскалился в невесёлой ухмылке.
— У нас в крови слишком много огня. Огонь тянется к огню… Я поставил сюда тех, кто наверняка выдержит. И они выдержали, нет? Никто не бросил рычаг и не прыгнул в расплав.
Гедимин покосился на рабочих. Они незаметно сошлись к бригадиру и теперь внимательно слушали. Белое свечение медленно желтело и распадалось на отдельные пятна, языки пламени на коже гасли.
«Бывало, что прыгали?» — вертелось на языке, но Гедимин мысленно одёрнул себя и покачал головой.
— Они справились, — нехотя признал он. — Если ты в себе и в них уверен, попробуй с утра повторить плавку, а вечером прогнать ещё одну. На утреннюю руды хватит, вечером перекинем тебе новую партию. Может, из того, что нападает с неба.
Ут’таркех не ответил на его ухмылку. Он повернулся к Сэта и резко зашипел, указывая на верхнюю галерею и подъёмники на ней. Ярусом ниже Гедимин заметил короба из костей и шкур — в таких держали руду.
— Завтра в Шакхе будет очень жарко, — сказал бригадир. — Огонь в печи, огонь сверху… Сможем мы работать или нет — наверняка не скажу. Но если сможем, ты получишь свои отливки.
— Я выйду на связь в то же время, — пообещал Гедимин, стараясь не думать о городе, полном плазменного мицелия. — Сообщи, что у вас получилось. Если день не задастся, не страшно. Он не последний.
Он по сарматской привычке протянул Ут’таркеху оплавленную ладонь, но осёкся, увидев озадаченный взгляд. Литейщик чуть наклонил голову и притронулся к подвеске-«трилистнику».
— Молодое Пламя смотрит на нас благосклонно из твоих глаз. Будем ждать твоего послания.
…Некоторые щитки всё-таки покоробило — видимо, Гедимин был неосторожен, когда они застывали. Досадливо щурясь, он срезал неровности и напылил недостающие кромки. Проточная вода приятно холодила кожу. Вентиляционные лючки душевой прикрыли, в сам ангар набилась полусотенная стая нхельви, но помыться ещё было можно, только приходилось внимательно смотреть под ноги. Зверьки разлеглись повсюду на обсохшем полу, избегая лишь желобков-водостоков. В одно из водосточных отверстий они, судя по едва различимым следам, организованно гадили. «Давно я фильтры не менял,» — поморщился Гедимин, направляя на скрытый под полом отстойник пучок мощного омикрон-излучения. Защитное поле прикрыло спящих существ, но многие беспокойно зашевелились. Сармат осторожно слил отработанную воду в желобок и вышел. Кожа и комбинезон обсыхали на ходу, ещё сохраняя немного прохлады. «Вепуат,» — запоздало шевельнулось в мозгу. «Занятия… Опять я их все пропустил.»
Он ещё не добрался до цеха, как ворота ангара открылись настежь, выпуская шумную группу Скогнов. Шумели они чуть тише обычного — или так казалось из-за того, что сородичи, спрятавшиеся в барак, не заверещали в ответ. Гедимин отступил в темноту, провожая взглядом зеркальные чашки на растянутой подстилке и кувшин с сетчатым цветным орнаментом. «Отражатели для жаровен. Точно как утренние, только ручки немного другие. А ведь я эту группу не учил. Сами додумались?»
— Спасибо за помощь, Ардан, — услышал он голос Вепуата. Филк в оранжевом комбинезоне задержался на пороге, подняв руку в прощальном жесте, шумно выдохнул и вышел, на ходу снимая кожух с фонаря. Световое пятно зацепило Гедимина, но Ардан его даже не заметил. Выглядел он усталым и шёл, прижимая ладонь к наушнику. Гедимин проводил его сочувственным взглядом. «Скогны — это трудно.»
— Вернулся? — Вепуат встретил сармата усталой ухмылкой. — Всё расплавили?
Кроме него, в цеху никого не осталось. Гедимин покосился на мешки с шихтой, убедился, что её не выгребли подчистую, и заглянул за печь, где лежала тростниковая трубка, запачканная светящейся грязью. «Надо бы счистить и пустить в дело. Цера есть цера.»
— Механизации им не хватает, — сказал Гедимин, отгоняя видения «карусели» с пустыми и заполненными опоками. «А им, в принципе, под силу было бы её построить. На повороте металл меньше плескался бы. Меньше потом стачивать…»
— А-а… — Вепуат, кажется, не слушал его ответ. — Работать будешь? Конусы в печи, если что. В остывалке.
— Иди спать, — сказал ему Гедимин, поднимая мешок с шихтой. «Сегодня работы будет немного. Церы почти не осталось, да и времени мало. Не забыть замуровать цех…»
— Да не погаснет Пламя… — Кут’тайри сконденсировался из воздуха прямо за плечом сармата, едва за Вепуатом закрылась дверь. Гедимин поставил плавильный конус в печь и лишь потом оглянулся.
— Знаешь, что завтра металлический дождь? Следи за вентиляцией. Тебе, может, и ничего, но детали на складе могут оплавиться.
— Я помню, что металл жарче стекла, — бесстрастно ответил Сэта, переставляя на видное место костяной трафарет для фонарей. — Все двери будут закрыты.
— Угу, — отозвался Гедимин, выходя в «шлюзовую камеру». Вернулся он с двумя мешками; внутри лежали корпуса лючков, накрытые крышками. Вытаскивать их сармат не стал — сигма-сканер и так «видел» отливки во всех подробностях. На экране замигали опорные точки — схема совмещалась с реальным изображением, то зеленея, то желтея. Гедимин смотрел и морщился. «В принципе, эти миллиметры ни на что не повлияют. Но… Ладно, всё равно на смене заняться будет нечем.»
— Работа Ут’таркеха? — жрец зашёл с другой стороны и теперь с любопытством разглядывал то мешки, то экран. — Вижу, он постарался.
— Угу, — буркнул Гедимин, глядя на жёлтые точки. Красных среди них не было — расхождение в размерах нигде не было критичным, но сармат всё равно чувствовал неослабевающее раздражение.
— Мастер Арта’ан обучал сегодня карликов, — снова подал голос Кут’тайри, когда молчание затянулось. — Он — ученик мастера Хетпу?
— Да, — Гедимин досадливо сощурился. Он знал, что его работа в Шакхе важнее обучения дикарей, и всё равно ему казалось, что Вепуата он подвёл.
— Я ждал, что он будет выше, — сказал Кут’тайри. — Крупнее тех, кто приходит сюда с дымной рудой. Он, наверное, старше, если ему доверили учеников. Его кожа уже превращается в панцирь?
Гедимин, только собравшийся отругать изгнанника за вылезание со склада при чужаках из Аса’ана, забыл, что хотел сказать, и растерянно мигнул.
— Что?
— Дети Пламени, — Сэта повёл когтями, указывая куда-то в сторону барака. — Они ведь становятся такими, как ты? Я видел немногих из них, но не нашёл признаков возраста. Как они перерождаются — постепенно или в один миг? Наверное, непросто так сильно измениться…
Гедимин встряхнул головой.
— Филки не превращаются в нас. Они уже… готовые. Такие, как есть. Кто тебе сказал такую чушь?
— Дети Пламени не становятся вами? — переспросил Кут’тайри, удивлённо глядя на сармата. — Мы были уверены, что… Откуда тогда вы приходите? И… хватит ли им силы справиться с тем, что вы построили?
«Не нравятся мне эти расспросы,» — Гедимин угрюмо сощурился и развернулся к печи.
— Справятся, — буркнул он. — Мозги у них есть. А броню склепать недолго.
Он заглянул в печь и протянул существу стеклодувную трубку.
— Последние три колпака — и завтра день свободный. Пока не найдём где-нибудь церу.
Погружённый в расплав гриб-дегазатор зашипел, чернея и сморщиваясь. Светящаяся масса забурлила.
— Равные Куэннам не любят вопросы, — услышал Гедимин тихий голос Кут’тайри. — Что ж, когда-нибудь доведётся увидеть, как Пламя порождает новых детей. Видно, этого лучше ждать в месяце Лучей…
Гедимин ошалело мигнул. Захват разжался, гриб окунулся в расплав и зашипел ещё громче, превращаясь в скукоженные ошмётки. Сармат, забыв о нём, повернулся к Сэта.
— Ты там вообще о чём?
У привычных, «земных» существ эмоции отражались в пульсации зрачка и движениях век; у Сэта, гуманоидного комка мицелия, и зрачков-то не было — только ровное свечение от края до края того, что когда-то было радужкой и белком.
— Все, у кого есть глаза, видят ваше родство с Пламенем, — взгляд Кут’тайри не выражал ничего. — Как Сэта зарождаются в огне Хьеррека, так истечение силы Пламени должно порождать Равных Куэннам. Такое могущество не появляется из жижи и слизи. Только из огня и сжигающего света. Но вы не раскроете такую тайну, я понимаю. Сэта пока недостойны касаться этого света…
Он коснулся подвески-«трилистника» и склонил голову, изображая почтение. Гедимин встряхнулся и силой остановил движение век — и так уже намигал больше обычного.
— Кто тебе такого намолол? Мы не вылезаем из реакто… Так. Стой. Что там было про зарождение Сэта? И кто такой Хье…
Когтистая ладонь жреца накрыла его респиратор. Краем глаза сармат увидел красно-жёлтую вспышку в печи и столб пара над плавильным конусом — остатки газа вырвались неожиданно бурно, всколыхнув расплав и оставив на его поверхности вмятину.
— Осторожно с именами, жрец Пламени. Это меня боги не слышат, — уши Кут’тайри на секунду прижались к голове. — Мы состоим из огня, разве ты не знаешь? В месяце Огня он усиливается и зовёт нас воссоединиться. Тогда все, не противясь, превращаются в огонь. Если Хьеррек благосклонен, после этого нас становится больше. Как это делается у вас, я не знаю. Вы крепко держитесь в броне, отделяющей вас от Пламени. Призывает оно всех разом или выбирает по одному? Это весьма интересно…
— М-мать моя колба… — пробормотал Гедимин, глядя в светящиеся глаза. «Не шутит. И… я почти уверен, что и не врёт. С этих мицелиевых станется… Групповое почкование, мать моя пробирка. На что ни наткнёшься на рехнувшейся планете…»
— Расплав готов, — буркнул он, недобро щурясь, и резко развернулся к печи. — Давай работать. Не хочешь — иди на склад.
…На экране замерли четыре прихотливые кривые — графики интенсивности сигма- и омикрон-излучения. «Это сегодняшняя вспышка в горячем цехе,» — Гедимин занёс коготь над экраном. «А это — одна из записей „огнеметания“ Сэта. Их я сверял, в целом похожи. И с этой… с этой штукой тоже очень схожи. Вот только она на порядок сильнее. Какой-то фокус Кут’тайри? С него станется…»