— На сегодня хватит, — он поднял руку, смахивая защитное поле. В свете раскалённых чаш заблестел серебристый туман — пар замерзал на лету. Сармат посмотрел на край обрыва — светящегося кокона там не было. «А ведь Кут’тайри не умеет разрушать поле,» — Гедимин смущённо сощурился. «Если Гварза его не вытащил, он так и сидит четвёртый час.»
— Иди отдыхай, — сказал он Эгнацию, стаскивая опоры подъёмника к скале. — Встретишь Гварзу — скажи, что я в Сфене Огня. Надо зайти к ним. Теперь долго не увидимся.
— Там не опасно — одному-то? — насторожился Эгнаций. — Город Сэта… про них тут всякое говорят.
Гедимин пожал плечами.
— Говорят тут все про всех. И про нас тоже.
…Кут’тайри выглянул из гамака и широко ухмыльнулся, прикрывая длинную пасть ладонью. Защитного поля на нём не было.
— Твоими стенами обнести бы Шакху в холодные дни! Есть же вещи, которые греют, не греясь…
«Термоизоляция, мать её колба!» — Гедимин сердито сузил глаза. «Не рассчитал теплоотвод!»
— Не перегрелся? — спросил он, отворачиваясь к поршневым машинам. — Ты бы крикнул, я бы тебя вытащил.
— Стена удерживает жар, но только пока не разрушится, — Кут’тайри снова прикрыл рот ладонью. — Огонь её уничтожил. Жаль, осколки быстро истаяли — не рассмотрел их.
— Ничего и не остаётся, — «успокоил» его Гедимин. — Кейек у тебя?
— Я видел, из какой печи он взят, — отозвался Сэта. — Все камни вернулись обратно.
— А. Хорошо, — кивнул Гедимин, выходя со склада. Через несколько секунд он сидел в «шлюзовой камере», размазывая горючую смесь по металлу. «Забрать отливки — и предупредить, что я скоро буду. Ворота у них, наверное, уже закрыты. Холодно.»
— Будешь говорить с Ут’таркехом? — раздалось за плечом, когда огоньки начали разгораться. — Большая честь для него — работать под рукой Пламени.
— Угу, — буркнул Гедимин, жестом отодвигая Кут’тайри от поддона — огонь уже покраснел и рванулся к потолку.
— Жар Шакхи да не остынет! — произнёс сармат заученную фразу. Из костра уже выглядывали две пары горящих глаз.
— Мастер Хеттийиррн? Повезло застать тебя перед последним днём Мрака, — донеслось из огня. Ут’таркех высунулся по плечи — и дружелюбная ухмылка сменилась оскалом.
— Что ты тут высматриваешь? Молния Шакхи тебя заждался!
— Подождёт, — отозвался Кут’тайри; на его шее проступили красные пятна, но от костра он не отошёл, только недобро оскалился. — Я отныне жрец Пламени — и подчиняюсь лишь его воле.
Он поддел ладонью подвеску-«трилистник».
— Не лезь, — недобро сощурился на него Гедимин. — Ут’таркех, отливки готовы? Давай их сюда. Я хотел зайти к вам, если ворота ещё не замурованы…
Прижатые уши Ут’таркеха встали вертикально. Жрец, отступивший к выходу, негромко зашипел.
— Ты придёшь в Шакху? — переспросил литейщик. — Такой холодной ночью? Ворота будут открыты, но лучше бы ты поберёгся.
— Пламя сильнее холода и темноты, — отозвался Кут’тайри. — Ты сомневаешься в его силе?
Гедимин угрюмо сощурился. «Вытолкнуть его в цех? Вечно ему надо влезть…»
— Зайду сегодня, — сказал он. — Благословение сделаю. Вам, наверное, не помешает.
Сэта быстро переглянулись. Кут’тайри зашипел громче.
— Эти литейщики недостаточно почтительны. Незаслуженное благословение… пойдёт ли оно на пользу?
Силуэт Ут’таркеха вспыхнул изнутри и едва не расплёлся на языки пламени.
— Рано стал распоряжаться, жрец, — сверкнул он глазами на Кут’тайри. — Твоя жизнь — вот что не было заслужено. Только Равные Куэннам…
Гедимин выставил между поддоном, дверью и стеной непрозрачное защитное поле, оставив беглого жреца на той стороне — подальше от портала.
— Отливки, — сердито напомнил он. — Давай их сюда. Ругайтесь после работы — и без меня.
…Ложные фумаролы Гедимин увидел издалека — красный свет вырывался из-под земли, подсвечивая тонкие струи пара. Жители Шакхи оставили приоткрытыми часть воздуховодов, но «фумарольное поле» уже не дымило так обильно, как раньше. Гедимин подошёл к светящемуся люку, взглянул на неплотно пригнанные плиты, — в оставленный проём еле-еле пролезала рука, но раздвинуть его удалось почти без усилий. Сармат настороженно прислушивался, отодвигая «створки» — вдруг что-нибудь треснет, лопнет костяной рычаг или натянутый трос. Из «фумаролы» тянуло теплом. Шагнув на первую каменную ступеньку, Гедимин толкнул массивные створки навстречу друг другу. Они замерли, так и не сомкнувшись, — где-то стоял стопор.
«Вот вентиляционные щели,» — сармат высмотрел в конструкции неплотные участки. «А остальное закрывается наглухо. И ещё — этот колодец отсекается от города. Вон теми подъёмными крышками. И с той стороны ещё что-то придвинули. Не поломать бы им засовы…»
Не успел он войти в обитаемый «колодец», как его обступили со всех сторон. Сармат озадаченно посмотрел на Сэта. Их было много — все, кто обычно прятался в нишах, повылезали. Тепла на нижних ярусах хватало, чтобы ходить в набедренных повязках и бусах, но половина встречающих пришла в парадных накидках — или в панцирях из кованых пластин.
— Ут’таркех сказал нам только сейчас, — Сэта в одеждах вождя сложил руки в почтительном жесте. — И говорит, что сам утром не знал. Ты, жрец Пламени, пришёл благословить Шакху?
Гедимин кивнул.
— Чтобы тут было теплее, — пробормотал он, борясь со смущением — слишком много существ собралось вокруг, и очень не хватало Айзека или Вепуата — им ритуалы давались как-то проще. — Зимой пригодится.
«Идиот! Краску забыл!» — он сердито сощурился и огляделся по сторонам. Знак, нанесённый зелёной церой, так и светился на тёмно-красной стене. «И не стёрся, и не потускнел,» — машинально отметил Гедимин, поворачиваясь к нему боком. «Так, руку сюда — и с каменной мордой говори…»
— Уран и торий! — он вскинул сфалт над головой, сдвигая пластины на корпусе. Зелёный «трилистник» вспыхнул ослепительно ярко. Гедимин провёл растопыренными пальцами по воздуху, будто черпая и расплёскивая что-то невидимое. Под ногами сверкнул сияющий «разлом».
— И пусть всё это не остынет, — пробормотал он, надеясь, что говорит по-сарматски, а не по-сэтски. «Ритуалы, чтоб их! И Айзека рядом нет…»
На несколько секунд в «колодце» стало тихо. Потом предводитель Сэта шагнул к сармату, складывая руки у груди.
— Шакха встречает Пламя и его силу с почтением. Все цеха и все обитаемые пещеры ждут их.
Гедимин ошалело мигнул. «Все цеха⁈ То есть — мне теперь тут ходить… Мать моя пробирка, чем я думал, когда обещал⁈»
…Из «фумаролы» он выползал с гулом в ушах, красными пятнами перед глазами, на неприятно размякших конечностях. Кажется, в литейню Ут’таркеха он всё-таки заглянул — на те же считанные секунды, что и во все остальные. Зажмуренные глаза ещё почти минуту видели обжигающий красный свет. Сармат шумно выдохнул и выпрямился. Ипроновые пластины опустились, прикрывая мозг от лишней «сигмы». Её было почему-то очень много, особенно на нижних ярусах — казалось, внутри черепа что-то вибрирует.
«Вроде бы Сэта довольны,» — сармат покосился на трубки со светящимися краями, пристёгнутые к поясу, подвешенный тут же мешочек кейека и гроздь мелких закупоренных ракушек. «И многие уже в стеклянных бусах. И новый цех… разрисованный и утыканный черепами, а так ничего. Зря я для Сэта делал длинные стеклодувные трубки. Они ведь не могут обжечься. Лишняя возня и трата металла.»
…В лаборатории, только что вернувшейся с Земли, было пусто и тихо, только литейная станция мигала светодиодами, предупреждая о переливе «созревшего» расплава в опоки. Рядом на заброшенном столе Вепуата лежал полупрозрачный пакет. Из него во все стороны что-то выпирало; Гедимин заглянул внутрь и еле слышно хмыкнул. «Опять растаскивают шихту? Чёрный песок весь извели? Свой им не дам. Пока оболочки для всех стержней не готовы — пусть плавят скорлупу.»
… — Да нет, всё правильно, — Вепуат ухмыльнулся и провёл ладонью по перегородке — там, где с другой стороны была прижата рука Гедимина. — Правильно ты к ним зашёл. Всё, что сам не изучаешь, отдай Альготу. У него тут уже целый химцех — справятся… А ты… хм, только не распространяйся, где был. Особенно перед местными. А то все прибегут с претензиями — чем Шакха лучше них?
— Да чтоб их всех с их традициями… — пробормотал Гедимин, болезненно щурясь. — Вроде никто не знает. Кроме Кут’тайри и Эгнация. Эгнаций с местными не болтает… Или болтает?
Вепуат весело хмыкнул.
— Завтра узнаешь. Ну, в последний день месяца тебя уже никуда не погонят. Но нудеть будут.
— А вот Джагулы от благословения отказались, — проворчал Гедимин. — Чтоб я понимал в их традициях…
Вепуат успокаивающе похлопал по «стеклу».
— Ты не забывай — традиции у всех свои. А теперь давай сюда дозиметрию… Погоди! Выводи их на экран попарно с позавчерашними. Поищем отличия.
…Графики по экрану-голограмме двигались почти синхронно, отставая на считанные секунды, — каждое ритуальное действие занимало определённое время, и отмеряли его, хоть и без таймера, довольно точно. Вепуат на шкалу времени не глядел — его палец замер на шкале интенсивности, напротив острого пика.
— Ага! Вот это их собственный всплеск. Видел? Интенсивность одна и та же.
— Угу. Это — то, на что они сами влияют, — отозвался Гедимин. — Я не сомневался, что они старались. А вот в каком месте у них сигма-излучатели…
Вепуат развёл руками.
— Там всё сложно, ремонтник. Костный мозг, система кровообращения… Короче, изучать и изучать. Двигай дальше!
График провалился почти к самой шкале — и снова взлетел, вслед за пиком выходя на плато. Вепуат чиркнул пальцем по перегородке.
— Ага! — он торжествующе ухмыльнулся. — Вот тебе и первое отличие. Это проявляется то существо размером с континент, — видишь, указатель крутится?
— Был бы непрочным — взорвался бы, — пробормотал Гедимин, глядя на шкалу интенсивности.
— Вспышка излучения в разы слабее, — Вепуат щёлкнул по «стеклу» ногтем. — И дальше оно не растёт. Прилетело мало Экеста? И работать они не хотели… Ага, дальше всё так и тянется. И тут резкий обрыв…