— Отойдём, — сказал ремонтник и двинулся наугад, прощупывая снег лучом сигма-сканера. Через пару шагов пришлось обогнуть большой куст иглицы. К нему под сугробами прокопались два «снежных зуба». Вепуат остановился над ними и еле слышно хмыкнул.
— Ты видел? Они не едят листья. Они охотятся!
Гедимин поморщился.
— Здесь, — он сделал ещё два шага и остановился, встав к свету спиной. Он уже привык к темноте и на ближайших метрах что-то различал, — снег, крупные неровности, вроде кочек иглицы, оплывшие следы… Через несколько метров начинался мрак.
— Что-то вроде прожектора? — Вепуат, приподняв кожух с фонаря, смотрел, как Гедимин закрепляет первую линзу. — Как твои зеркала-конусы, но мощнее?
— Угу, — сармат переложил собранный «образец» в другую ладонь. — При такой темноте — не повредит. Вот здесь — удвоенная яркость. Проверим…
— До обрыва добьёт? — Вепуат погасил фонарь и развернулся к дальнему склону. Гедимин щелчком убрал кожух. Если бы не тёмный щиток на глазах, пришлось бы щуриться — световой конус лёг на снег, упираясь в дальний край плато, белые кристаллы вспыхнули жёлтым огнём. В следующую секунду Вепуат вскрикнул. Над снегом клубился пар. Освещённые сугробы стремительно оседали.
…До обрыва они дошли с фонарём Вепуата — Гедимин свой не включал. Оплавленный конус чётко прослеживался на много метров — свет успел «вырезать» на снегу глубокую вмятину. Гедимин замерял её в нескольких точках — в центре пучка, у наблюдаемого края, между ними. «Тепловой лазер,» — пульсировало в мозгу. «Грёбаный тепловой лазер…»
— Ну что, здесь оно выдохлось? — деловито спросил Вепуат, останавливаясь в полуметре от обрыва. Гедимин угрюмо сощурился.
— Нет. Эта… штука… Sa hasu! Двадцать пять метров, минимум пятьдесят градусов нагрева… Что это вообще такое⁈
— Линза, надо полагать, — Вепуат еле слышно хмыкнул. — Разве они не усиливают свет? Это тоже энергия, она может нагреть…
— Не настолько, — буркнул Гедимин, направляя фонарь вниз, в сугроб. «Щупы» анализатора вытянулись, вставая на пути луча. Он прошёл под углом, и пар ударил вертикально вверх, конденсируясь на холодной броне. Гедимин, ничего не замечая, смотрел на экран. Через пару секунд, когда из-под растаявшего снега проступил гравий, сармат смигнул, сомкнул «щупы» на световой колбе фонаря, перевёл луч в сторону — и снова подставил под него прибор.
…Снег всё-таки перестал таять. Гедимин смотрел на нетронутые кристаллы под ярким жёлтым лучом, измерял температуру и ждал. Снег не таял, но воздух в световом потоке всё ещё был гораздо теплее.
— Да что же творится на этой грёбаной планете… — прошептал сармат, непослушными пальцами заменяя в насадке линзу. «Троекратное усиление. Проверяем…»
…В освещённом ангаре пятно под фонарём не казалось таким уж ярким — но под ним в горшке бурлила, закипая, вода. Гедимин смотрел на неё и болезненно щурился.
— Эта штука вместе со светом преломляет… тепло? — Вепуат растерянно мигнул. — И так же его… конденсирует? Яд-дро Сатурна… тогда, выходит, Хьюго…
Гедимин, последние несколько минут думавший о том же самом, быстро качнул головой.
— Нет. Такой эффект мы бы заметили раньше. Видимо, дело в свойствах света. Рассеянный так не влияет…
Вепуат хмыкнул.
— Хорошие прожектора. Не на кого светить — хоть руки погреешь… Гедимин! А вот если сделать бинокль, и на линзу попадёт яркий такой направленный луч…
Гедимина передёрнуло.
— Да какая разница, что выжжет сетчатку, — пробормотал он. — От тепла лицевой щиток прикроет, от света — нет. Бинокли — ерунда. А вот игры со светом пора сворачивать.
Вепуат растерянно мигнул.
— Это же полезная штука. Съёмный нагреватель. Тепловая пушка.
Гедимин посмотрел на дымящееся ведро и болезненно поморщился.
— То-то и оно, что пушка. Очередное оружие, мать моя пробирка. Будто мало их было…
Вепуат тронул его за плечо.
— Почему сразу оружие-то? Вон, спиральными горелками никто не дерётся. А они, так посмотреть, куда мощнее! А тут — всего-то двести градусов. А чуть остынет — вообще двадцать. Кого ты двадцатью градусами напугаешь?
Гедимин молча высыпал линзы на подстилку. В мозгу уже пульсировало что-то про сохранение температуры светового источника, про сплав стекла и церы и встроенный осколок кейека. «А я вот не знаю, что там со спиральными горелками. И эти штуки надо бы держать под контролем. Проверить, нельзя ли убрать эффект или ослабить до безопасного…»
12 день Жизни, месяц Льда. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген
— Интенсивность потока, — подвёл Гедимин итоги ночных опытов, раскладывая линзы по белой ткани. — Всё упирается в пороговую интенсивность. Ниже порога — в общем-то, неопасно…
Вепуат, внимательно наблюдающий за его действиями, еле слышно хмыкнул.
— Значит, если не совать в светильник, не обожжёшься? Хорошо, если так. Но я проверил бы линзу Хьюго. Так, на всякий случай.
…Календарь на стене барака был расписан на семь дней вперёд — и на последних двух строчках Гедимин увидел многочисленные восклицательные знаки. Верхняя из них — день Льда — была подчёркнута жирной синей чертой. Гедимин приостановился, но Вепуат, проскочив мимо объявлений, уже вошёл в «отсек» Хьюго. На него тут же зашипели, и он виновато хмыкнул и выглянул наружу.
— Тихо! Ночной дежурный спит.
Филк, отдежуривший со «зрячим камнем» ночь, лежал на матрасе, накрывшись одеялами с головой. Он собрал их по всей комнате — на матрасе Хьюго, его соседа, не осталось даже накидного чехла. Дневной дежурный сидел там, недружелюбно глядя на ввалившегося Вепуата. Гедимин хотел в ответ нашипеть за отсутствие спецодежды (на филке не было ничего, кроме рубахи и подштанников), но осёкся — это определённо была не его вина. Филки, пробегающие по коридору, были одеты кто во что, но полного снаряжения не было ни у кого. Гедимин сверился с дозиметром и едва заметно поморщился. «Семь микрокьюгенов, и это чистый омикрон. Странно, что тут ещё никто щупалец не отрастил.»
— Мы за твоей линзой, — шёпотом объяснил Вепуат, присаживаясь на матрас. — Скажи, ты об неё глаза не обжигал?
Линза в костяном корпусе лежала на ладони Хьюго; для удобства он пристроил её на колено, придерживая «зрячий камень» пальцами. Гедимин задумался на секунду, будет ли «устройство» работать, если прикасаться к нему не рукой, а ногой, то есть — положить на тело или закрепить на обруче, но решил пока экспериментов не проводить. Оттуда, где он сидел, было видно растянутое от края до края линзы изображение — темнота и чуть зеленоватые очертания обрывающихся плато. Хьюго привычным движением развернул «экран». По нему проплыла широкая полоса тёмного снега и далёкие светящиеся «трубки» срастающихся коридоров. Гедимин успел увидеть фонарь у дверей горячего цеха. Дальше был обрыв; строения на дне ущелья на «экран» не попадали.
— Я на солнце не глазел, — буркнул филк, настороженно глядя на сарматов. Гедимин положил на линзу «щупы» сигма-сканера, заслонив дальние холмы. Сармат осторожно развернул «экран» так, чтобы видеть источники света — коридоры «Элидгена». Цифра на мониторе сканера мигнула и сменилась другой.
— Есть эффект? — Вепуат наклонился над прибором, заслонив экран. — Даже сейчас, в темноте? А что будет днём?
Гедимин медленно поднял «щупы» над линзой и остановился у самого лица Хьюго. Тот мигнул.
— Дневной свет даст пять-шесть лишних градусов. Неопасно, даже если носом уткнуться. Но лучше не утыкаться.
— Вот уж помог! — Хьюго, сердито фыркнув, отодвинулся вместе с линзой на край матраса. — Ты сам вчера притащил эту штуку, разве нет? Мол, она полезная. Так чего сегодня прибежал? Ты ведь её делал, больше её не трогали!
Филк под кучей одеял беспокойно зашевелился, и Вепуат шикнул в респиратор.
— Скажу Гварзе — пусть тебе даст маску и очки, — прошептал он, бесшумно поднимаясь на ноги. — На яркий свет старайся не смотреть, а смотришь — отодвигайся.
…Огромный зверь обогнул холм в последний раз и, припадая на задние лапы, взобрался по склону. Здесь он и хотел улечься, но грохот трещоток снова поднял его и заставил пройти ещё несколько шагов. Там он залёг окончательно. Кочевники, оставив его в покое, молча следили за сарматами, скатывающимися по броне. Вепуат уже наловчился спускаться, ни за что не держась — выбирал «тропу» меж выступами панциря и съезжал, растопырив крылья. По пути его движения из брони поднимались выпученные глаза. Сармат мягко приземлился и подался в сторону, уступая место Гедимину. Глаза не втягивались — сааг-туул помнил, что неприятных чужаков на спине — двое.
Уже из прозрачного коридора Гедимин наблюдал, как животное неохотно поднимается и перебирает лапами, перетаскивая длинное тело и хвост к дороге. Плавное, метр за метром, смещение сааг-туула вдоль стены поневоле завораживало.
— На ровной местности уже не так кренится, — вполголоса заметил Гедимин, глядя на задние лапы. — На подъёмах и спусках ему труднее.
— Тяжёлая рана, — Вепуат пожал плечами. — Симбионты симбионтами, а из кости кусок всё-таки выпилен. Пока теперь все нервы правильно лягут…
Он огляделся по сторонам, выискивая что-то в снегу. Уже рассвело достаточно, чтобы просматривался каждый выступ и вмятина. Следов было немного, и все читались, — вот борозда, продавленная лапами и брюхом сааг-туула, вот здесь спешивались сарматы, тут прошли двое филков… Ещё одна следовая цепочка проступила вдоль обрыва. Она выглядела странно — кто-то шёл на крупных округлых лапах по самому краю, едва-едва проминая верхний слой снега. Гедимин подумал, что ветер сдул снежинки, «начертив» фальшивые следы, но тут же понял, что это ерунда — ветер даже на Равнине таких вмятин не оставлял. Сигма-сканер разглядел их отчётливо — две пересекающиеся цепочки вдоль самого обрыва, там, где ни один сармат не удержался бы. Кто-то поднялся на отвесный склон, прокрался вдоль него, не проваливаясь в снег, и, не доходя до пологой тропы, нырнул в ущелье.
— В бараке есть больные? — спросил Гедимин у Вепуата. Сармат, задумавшийся о чём-то своём, едва заметно вздрогнул.