— Давай я помогу. Там же зеркальная чашка?
— Не надо, — отмахнулся Гедимин. — Лучше поищи кость для корпуса.
Вепуат шагнул к двери — и остановился, едва не налетев на Кут’тайри. Жрец шарахнулся в сторону. Под побелевшей, пепельно-серой шерстью горели цепочки красных пятен — две на шее, по две на руках.
— Эй! Не ушибся? — забеспокоился Вепуат. — Что с тобой? Кто тебя так? Что-то сказали в Куттуше?
— Вот он, гнев Пламени, — прошелестел Кут’тайри, роняя голову на грудь. — Кто посмел его вызвать? Кто нарушил его волю? Кого ты проклял?
Он смотрел на Гедимина в упор, в багровых, лишённых зрачков глазах что-то вспыхивало и гасло. Сармата передёрнуло.
— Ты слышал взрыв?
— Не бойся, Кут’тайри, — Вепуат невесело ухмыльнулся. — Есть существа, которые словами не понимают. Но всё позади, Пламя уже успокоилось. Ну надо же было — сделать из линз Гедимина оружие! Ведь предупреждали всем лагерем…
Вепуат выразительно развёл руками, и все три пары крыльев повторили его жест. Кут’тайри содрогнулся.
— То, что сделано в нарушение… оно уничтожено?
— Ага, — кивнул Вепуат. — Разлетелось в пыль. Жаль только, что пострадал невиновный. Больше такой ерунды не будет. Хеттийиррн сделает ещё одну такую вещь. Совершенно мирную. И… хм… мы её положим к тебе. Чтобы точно никто к ней не полез. И не разгневал Пламя. Столько существ, не понимающих с первого раза…
Кут’тайри прижал руки к груди. Побелевшая было шерсть медленно желтела.
— Спорить с волей Пламени — безумие.
Гедимин проводил его угрюмым взглядом. За жрецом закрылась дверь — плотнее, чем обычно.
— М-да… — Вепуат покачал головой и оглянулся на продухи в стене. — Отсюда всё очень хорошо слышно. А вспышки — так и видны. Ничего себе, как его напугало…
— Никого я не проклинал, — буркнул Гедимин. Отчего-то после разговора с Кут’тайри ныть в груди стало меньше. «Может, он, и правда, не хотел… злить Пламя, что бы это ни значило? И с одного раза понял, что стекло — не оружие? И… и оно правда не оружие? И ни у кого не получится… а, что за чушь!»
…Вепуат, принеся кость, сунулся было помогать, но Гедимин отмахнулся — не хотел отвлекаться. Он видел краем глаза, вливая в горячее стекло расплавленный металл, как сармат садится у печи и разворачивает голографический экран. Что на экране, он разобрал гораздо позднее.
— Что, мешаю? — Вепуат, виновато хмыкнув, отодвинулся от прохода. Гедимин качнул головой.
— Заготовки остывают. Что тут? Дозиметрия?
— Ага, смотрю вот на данные, — Вепуат сделал экран двухсторонним — теперь Гедимин видел извилистый график интенсивности «сигмы» и отображение стрелки-указателя. — Наши испытания… имени Гварзы, разгневавшего Пламя. Не помнишь, когда точно на тебя направили луч?
Гедимин отодвинул пластину с экрана дозиметра.
— Сверимся.
…Вепуат остановил промотку. Стрелки по углам экрана, пройдя полный круг, замерли.
— Ага! Это и у тебя так же. Вот такая прокрутка, будто всё вокруг — один большой источник… А сейчас они куда смотрят? Моя — вроде на Таркасана. А твоя… хм, непохоже, чтобы на него.
— На меня, — прошептал Гедимин, дочерчивая невидимую схему на стене печи. — Как и твоя.
— Ядро Сатурна! — Вепуат с треском сложил крылья. — Так и есть! Таркасан — вот он, а в том направлении — только ты. Так, смотрим ещё раз…
Стрелки пробежали круг в обратном направлении, резко мотнулись и замерли.
— Сейчас сильнее всего фонит «Элидген», — Вепуат тронул когтем экран-голограмму. — Ты встал под луч… вот рябь от фонаря — там, кроме света и тепла, идёт такая вот волна сигмы. И вот первый всплеск — стрелка от реактора уходит к тебе.
— Я ничего не делал, — в который уже раз повторил Гедимин, глядя сквозь экран. Вепуат нетерпеливо отмахнулся.
— И вот она проворачивается, как будто теряет источник… и снова утыкается в тебя. Видел? Сильная сигма-вспышка, а под ней — омикроновый пик!
Гедимин покосился на сфалт, лежащий в заплечных креплениях. Из вещей сармата только он и мог выдать омикроновую вспышку — и то, если экранирующие пластины повреждены или сдвинуты. «А тогда он и сейчас фонил бы,» — подумал сармат, но оружие достал и экраны проверил. Вепуат, не обращая на него внимания, следил за метанием стрелки.
— Ага-а! Вот сейчас они обе повернулись к Таркасану. И сразу же излучение сходит на нет. Это, видимо, сам взрыв… М-да. Надеюсь, ногти быстро вырастут. Такая ерунда — и так во всём мешает…
— Какого метеороида оно взорвалось? — угрюмо спросил Гедимин. Вепуат развёл руками.
— Может, кто-то стоял за твоей спиной? Жаль, ты в тот момент не обернулся! Ты ведь не умеешь взрывать взглядом или мыслью…
— И умел бы — не стал бы, — отозвался Гедимин. Он смотрел на прикрытый «холодный отсек» печи, где остывали заготовки. «Соберу эту штуку. И буду с ней ходить. Применение найдётся. Если взорвётся в руках — хоть буду знать, что я ни при чём.»
14 день Мысли, месяц Льда. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген
«И как оно в принципе могло…» — Гедимин, оборвав мысль на полуслове, встряхнул головой и досадливо сощурился. Спалось плохо — вчерашний случай не давал покоя. Сармат привстал на матрасе, взглянул на часы — песок уже почти вытек.
— Ладно, встаём, — пробормотал он, выпрямляясь и отряхивая броню от невидимой пыли. — И всё равно непонятно…
Он оглянулся на реактор. Хранитель, будто почувствовав его движение, тронул нитевидным щупальцем висок.
— Непонятно, откуда излучение. Это точно не ты?
Щупальце озадаченно дрогнуло. Гедимин с невесёлой ухмылкой наклонился за матрасом. «Конечно, не он. Ему-то зачем? Ему ни филк, ни линзы не мешали…»
…От душевой к бараку четверо филков тащили волокушу, нагруженную бочонками. По пятам за ними бежали, вереща, Скогны. Слов было не разобрать, но все очень волновались.
— Гедимин! — Вепуат, выглянув из барака, пригладил перья и широко ухмыльнулся. — Я вот думаю — нам из Куттуша прислали дары. Надо нам теперь тоже им что-нибудь…
Гедимин недовольно сощурился.
— Погоди со своим Куттушем, — буркнул он, сворачивая к тропе. Тут же пришлось замедлить шаг, а потом и остановиться — филки, сбросив часть бочонков у барака, поволокли оставшееся на спуск и загородили повозкой дорогу. Сармат покосился на сигма-сканер и досадливо хмыкнул: «Вот понастроишь защитных полей — и на приборах одна рябь! Раньше ущелье сверху просматривалось. Теперь за каждой ерундой бегай вниз.»
— Скоро явятся Текк’ты. Надо подготовить ущелье, разметку… — придержав волокушу за костяной бортик, сармат медленно двинулся вниз по тропе. Впереди спускались филки. Тащить повозку было уже незачем — теперь они вшестером мешали ей упасть и растерять по дороге бочонки. «Да спустили бы на тросе или в пузыре, мать их колба…» — думал сармат, досадливо щурясь. Аборигены обогнали филков и теперь верещали со дна ущелья. Слов по-прежнему было не разобрать.
— Это ты для Текк’тов поставил новую крышу? — Вепуат, остановившись на тропе, взглянул на защитный купол. Прозрачный пузырь накрывал сверху ущелье, захватывая торцы ангаров; он опирался на слоистые скалы чуть ниже пластов слежавшегося гравия. Гедимин даже подрезал местами камень, чтобы заглубить края «навеса» — теперь ни лишний снег, ни лишний гравий на дно не сыпались. Вчера он битый час возился, вычищая долину «ручным скрепером» из защитного поля. Снежный вал в сарматский рост лежал сейчас за ангарами — его ближайший склон тускло освещали фонари у ворот, оставшаяся длинная гора тонула в темноте.
— Это для хранения деталей, — отозвался Гедимин, вынырнув ненадолго из мысленных расчётов. — Пойдёт монтаж, забутовка, — лишнее надо поднять. Наверху отлежится. Если только удержим ровную температуру…
Со дна ущелья в лицо сармату светили три красных огня — термочаши всю ночь прогревали гигантский «ангар». Гедимин взглянул на термометр, покосился на колбу у входа в столярную мастерскую и довольно хмыкнул. «Плюс четырнадцать. Сойдёт. Одну чашу можно убрать.»
— Значит, тут везде будут горы… — Вепуат обвёл рукой «стены» ущелья. — Горы трубок и плит? Текк’ты не переломают их, ползая?
— До сих пор не переломали, — Гедимин оглянулся на соседнее плато и добавил к мысленному чертежу пару деталей. — Ползать тут никто не будет. Два доптуннеля с холмов, разгрузочные из ангаров…
Он практически видел эти ещё не прорытые наклонные ходы — сеть, соединяющую склады с подземными полостями. «Если не наврал в расчётах, и сырьё не отсырело — пойдёт самотёком в забутовку. Сначала — нижний слой, потом внешняя чаша — и вдоль её стен…»
Его мысли прервал плеск под ногами и ускользнувшая из-под ступни опора. Он всадил когти в камень — под ступнёй чавкнуло. Впереди блестела водная гладь — широкая лужа от скалы до скалы, на всю «восточную» часть ущелья. Там, где стояли сарматы, глубина была сантиметра три, у ангаров — все шесть.
— М-мать моя пробирка… — Гедимин поднял фонарь и растерянно огляделся. Термочаши, лежащие между ангарами и скалой, не затопило — вода впиталась в гравий под ними и так встала — уйти ей было некуда. «Убирал же вчера снег! Неужели столько осталось? Или это натекло из-под складов?»
— Тектон в воде, в принципе, не растворяется… — пробормотал Вепуат, задумчиво глядя на «заводь». Гедимин сердито фыркнул.
— Это всё надо убрать. Отойди…
Пузырь защитного поля, булькая, выкатился за ангары, к «стене». Гедимин скрутил второй и двинулся вдоль скалы, поддевая воду гигантским «ковшом». В голове пульсировала мысль о насосах. Ещё один шар, наполненный талым снегом, покатился по коридору. Вепуат, поймав его, вытолкнул в «шлюз» и шагнул следом. Гедимин слышал шипение и треск — вода, выплеснутая из «ёмкостей», замерзала на лету. «Оставил же просвет! Думал, уйдёт самотёком… А, sa hasu! Ледяные пробки… Она же замерзала раньше, чем вытечет. И вставала там, как дамба. Там теперь, наверное, сплошной ледяной слой…»
Он выкинул за ангары полупустой водяной шар и посмотрел под ноги. Как Гедимин ни старался зачерпнуть воды вровень с камнем, на «полу» ещё остался трёхмиллиметровый слой. «И влажность…» — сармат покосился на анализатор и брезгливо поморщился. «Пока ущелье не просохнет, сюда ничего нельзя…»