sa hasu…
— А-а! — Вепуат прикрыл глаз ладонью и быстро отодвинулся. — Ну да, выросли. Я ими не вижу, если что. А он, как отрастил, сразу стал активнее. На ощупь-то не полетаешь…
Гедимина передёрнуло.
— Давно выросли? На спине тоже…
— Я насчитал восемнадцать, — Вепуат смущённо ухмыльнулся. — И все реагируют на свет и движение. Пока не знаю, как проверить цветное зрение…
«Охота же таскать на себе ксенофауну…» — Гедимин покосился на свою броню, гладкую, лишённую бессмысленных выростов, мигнул и перевёл взгляд на чёрное оперение. «Не сходится. Масса исходной обшивки была в разы меньше. Чтобы что-то отращивать, надо что-то поглощать.»
— Чем ты его кормишь? — спросил он, угрюмо щурясь на Вепуата. — И через что? Рта ведь нет.
Вепуат, опустив взгляд, раздвинул густые перья на груди. Чуть ниже его правой ключицы в обшивке зияла звёздчатая щель со складчатыми краями. Они дрогнули, и Вепуат быстро прикрыл отверстие и смущённо сощурился.
— У него хоботок. Пока — десять сантиметров. Но для его размеров этого маловато. Думаю, будет ещё расти. Согласен на Би-плазму. Пятьдесят грамм в день. Хотел давать по сто, но Кут’тайри отговорил.
Гедимин мигнул.
— Кут’тайри? Ещё и он тут… И долго ты будешь это откармливать?
Вепуат пожал плечами.
— Любопытно, во что оно в конце концов вырастет. Ты… не говори пока Айзеку, хорошо? И Гварзе не надо. Оно безвредное. Я даже нарочно палец в хоботок пихал…
Гедимин беззвучно помянул спаривание «макак».
— Вепуат, ты в себе?
Сармат встретил его взгляд, не мигнув.
— Живой реактор — можно, а живой скафандр — нельзя?
Гедимин выругался вслух.
— Думаешь, я рад… — он оглянулся через плечо на реакторный купол, исчезающий за холмом, и тяжело качнул головой. — На ночь свою тварь привязывай. Чтобы по лагерю не шарахалась. Увижу — переплавлю.
…«Живой реактор, мать его колба! Будто я их специально развожу…» — Гедимин болезненно поморщился. На Вепуата он старался не смотреть. Тот шёл впереди, оживлённо что-то рассказывая — то ли Гедимину, то ли скафандру. «Интересно, у этой твари есть уши? Хотя — нет, неинтересно.»
— Надо бы разжечь костёр, — Вепуат на ходу подобрал задвинутый в угол поддон и полез в нишу за горючей смесью. — Куттушцы не придут, так с другими городами поздороваюсь. Только спросим Кут’тайри…
Он остановился на пороге, загородив проём растопыренными перьями. Гедимин сердито фыркнул. Сквозь чёрное оперение он уже видел силуэты в длинных накидках, жёлтый мех и ярко-рыжие гривы.
— Куттуш почитает могущественное Пламя, — Сэта, шагнув вперёд, сложил руки в почтительном жесте. Другой, сдёрнув с выступа печи длинную миску с загнутыми кверху краями, протянул Вепуату. На его руках блестели браслеты из сложно переплетённых серебристых шнуров.
— Пришли? — Вепуат с радостной ухмылкой оглянулся на печь. Заслонка была чуть сдвинута, жар шёл наружу, но огненных существ он не беспокоил. Гедимин машинально заглянул в плавильный конус — вязкая масса светилась оранжевым, постепенно желтея.
— Прошу прощения за хранителя жара, — Сэта в серебристых шнурах склонил голову. — Тахишшу очень осторожен, иной раз — даже излишне. Ученики пришли бы ещё и вчера… Что ж, я, рука Куттуша, прослежу за ними.
Гедимин, выбравшись из-за вороха чёрных перьев, посмотрел на «учеников». «Шестеро. Похоже, все — ремесленники… а нет, вон тот — жрец, но из младших. Значит, в Куттуше стекло с богами не связано? Ну, хоть где-то…»
— Мы пришли с благословения Тахишшу, — быстро добавил «рука Куттуша», покосившись на восьмого Сэта — Кут’тайри. Беглый жрец стоял у печи, сложив руки на груди; в его ладони была зажата стеклодувная трубка. Его голова была опущена, но Гедимин видел двойную линию вдоль шеи — она светилась красным.
— Вот и хорошо, — деловито сказал Вепуат, складывая крылья и заглядывая в печь. — Расплав дозревает. Гедимин, закинь им чуток ульсены, как раз успеет дойти. Кут’тайри, что вы тут разобрали? Общие правила? Или уже дальше ушли?
Кут’тайри недобро ощерился.
— Мы пришли учиться у мастера, а не у подмастерья, — ровным голосом ответил вместо него «рука Куттуша». — Снисхождение к беглому преступнику — воля Пламени и его жрецов. Но Куттуш смотрит на это иначе.
Вепуат шумно вздохнул.
— Значит, начнём с начала. Гедимин, расскажи им про инструменты и технику безопасности. А я позову Джагулов.
— Джагулы? — Сэта, столпившиеся у печи, вздыбили гривы. Гедимин оглянулся на Вепуата — за ним уже закрывался второй «шлюз».
— Тоже… ученики, — буркнул сармат, отбирая у Кут’тайри стеклодувную трубку. — Займут вон ту печь. Уживётесь?
— Джагулы… — протянул «рука Куттуша», оглядываясь на соплеменников. — Торговать с ними полезно. А вот пускать в город — это уже лишнее. Впрочем, Аса’ан принимает у себя и Джагулов, и Кьюссов…
— За Джагулами надо следить, — пробормотал один из «учеников». — Вечно путают своё и чужое.
— Воля Пламени и его жрецов, кого принимать в своём городе, — предводитель сложил руки у груди. — Мы обещаем держаться достойно.
— Угу, — буркнул Гедимин, ставя плавильный конус, наполненный шихтой, в печь. «Всё-таки стену придётся строить. Может, даже непрозрачную.»
…Когда Вепуат привёл Джагулов, ульсена в маленьком конусе уже расплавилась, а Гедимин успел показать Сэта, как проводится дегазация, и как расплав наматывается на штырь. Кут’тайри забрался в угол у «Джагульской» печи и молча наблюдал за соплеменниками. Когда «шлюзы» открылись, он нехотя отделился от стены и выбрался в коридор.
— Сэта! — глухо рявкнул вошедший Джагул и пригнул голову, поднимая гриву дыбом. Беглый жрец громко зашипел, покрываясь мелкими языками пламени.
— Тихо! — Вепуат грохнул кулаком о кулак и сердито посмотрел на Кут’тайри. — Как тут, Гедимин?
— Осваивают бусы, — доложил сармат и кивнул на «Джагульскую» печь. — Расплав дозревает.
— Ага! — Вепуат ухмыльнулся и развернулся к Сэта. — Бусинам можно придать разную форму. Если успеем, покажу, как смешивать расплавы и делать стекло с искрой. Такие утеплительные браслеты из бусин — как раз для холодных дней. Гедимин, эти четверо — к тебе. Джаарган сказал — будет только смотреть.
Гедимин взглянул на кочевников, жмущихся к стене, и сдержанно хмыкнул.
— Конечно, смотреть. Куда бы я его пустил во всех этих висюльках⁈
Кто-то — скорее всего, Вепуат — успел втолковать Джагулам технику безопасности: четверо пришли в подпоясанных рубахах без лишней бахромы и перевесили цацки с шеи и рук на пояс. Ремешки, намотанные поперёк ладоней, видимо, заменяли рукавицы. Гедимин скользнул взглядом по крупным значкам, намалёванным на светлой коже рубах. Их нанесли только что — пигмент ещё не успел впитаться. «Символы вдоль ворота. Где-то я похожие видел…» — задумался было сармат, но, стряхнув оцепенение, жестом позвал «учеников» к себе. Те, переглянувшись, двинулись навстречу, прижимая уши и нервно скалясь. Джаарган, весь в бусах, шнурках и подвесках, остался у стены — смотреть сквозь растопыренные кривые пальцы то ли на печь и Гедимина рядом с ней, то ли на четвёрку «стеклодувов».
— Печь, — рыкнул один из Джагулов, пристально глядя на отодвинутую заслонку. — Сильный жар.
— Кейека мало, — подал голос другой, придвигаясь ближе — и, рявкнув, подался назад, едва Гедимин сдвинул заслонку. — Горяч не по размеру. Как это сделано?
Гедимин сузил глаза. «Наблюдательные. Да, не дикари. Надо быть осторожнее…»
— Потом узнаешь, — хмуро пообещал он, протягивая захват к плавильному конусу. — Пока смотри сюда.
— Мятый камень, — пробормотал Джаарган, заставив Гедимина вздрогнуть. — Вещи из мятого камня. Как у Кьюссов. Только новые. Каменные змеи, да…
— Redzennu! — самый проворный Джагул уже добрался до стойки с инструментами и взял в руки трубку. Теперь он пристально разглядывал металл, чуть ли не обнюхивая. Остальные с негромким рычанием повернулись к нему.
— Дай, — другой отобрал трубку и, сунув в пасть, несильно прикусил. — Redzennu… Хороший кузнец.
Он щёлкнул когтем по металлу и зубасто ухмыльнулся.
Захват, оставленный на пару секунд без присмотра, успел хорошо нагреться — и Гедимин выдернул его из печи и поднял перед собой. Никого из Джагулов он не зацепил, но жаром на них дохнуло — и все четверо с глухим рычанием шарахнулись к стене.
— Положи, где было, — угрюмо сказал Гедимин, глядя на трубку в чужой руке. — До этого дойдёт. Пока — слушай, что я говорю.
…Стеклянный шар, сплющившись и потеряв форму, погрузился в расплав. Его ещё можно было опознать по красноватому контуру, но он быстро желтел и расплывался. Гедимин оглянулся на Джагулов.
— Иди сюда. Держи. Показываю ещё раз…
Кто из кочевников к нему подошёл, сармат не понял — он так и не начал различать их, даже не выяснил, кто из них самка. Стоило одному шагнуть к печи, остальные отступили к стене и настороженно оскалились. Гедимин покосился на того, кто стоял ближе всего к стойке с инструментами и поддону с остывающими бусинами. «Скалятся-то они скалятся, а вот сейчас кто-то пойдёт на рывок… Обожжётся — его проблема.»
— Чуть поверни, чтобы расплав налип, — Гедимин направил руку Джагула. Существо шумно и быстро дышало, но пальцы не дрожали. Гедимин поднял трубку со сгустком расплава вместе с чужой рукой и вынул из печи.
— Пальцы не жжёт? — он покосился на ладонь в короткой шерсти — «вроде не дымится…». — Вдохни. Теперь — мундштук в пасть и осторожно выдыхай…
Джагул глухо рявкнул. На конце трубки вздулся жёлто-красный шар. Гедимин успел подумать, что пузырь слишком большой, толкнул «ученика» к стене, выдернув инструмент из рук — и теперь угрюмо щурился на брызги расплава. Шар порвало. Светящиеся капли дымились на полу, на скафандре, под ногами отшатнувшихся Джагулов. «Ученик» судорожно отряхивал рубаху. На ней остались мелкие чёрные точки.
— Не так сильно, — буркнул Гедимин, подбирая дымящиеся ошмётки. На чистом полу расплав не особо загрязнился — сармат бросил его обратно в конус.