— Ещё раз, — скомандовал Гедимин; он ждал, что Джагул, забрызганный стеклом, откажется, но кто-то наверняка вызовется. — Надо приспособиться. У Сэта выдох тоже короткий, но лёгкие меньше.
Джагул с подпалинами на рубахе протянул руку за трубкой. Его уши были прижаты, глаза сверкали.
— Попробуй вполсилы, — сказал Гедимин, глядя, как он резким движением подносит инструмент к расплаву. — И — чем плавнее, тем лучше.
…Четвёртая чашка-шар легла на поддон. Гедимин задвинул заслонку «холодного» отсека. Четверо Джагулов шумно дышали ему в затылок, но отступали, стоило обернуться. «Они что, каждое движение отслеживают?» — думал сармат, глядя на очередное колыхание живой «волны». Он развернулся к «ученикам», и они слаженно отступили.
— Стекло резко не остужают. Трескается. Тем более — снаружи холодно, — пояснил Гедимин, вспоминая, как Скогны вытаскивали раскалённые изделия на мокрых шкурах — никак было не дотерпеть до остывания. — Пока всё нормально. Завтра покажу, как сводить дно в конус. Как в ваших горшках.
Джагулы переглянулись.
— Эти четыре вещи — готовые? — спросил один из них. — С полной силой? Без обрядов, без знаков, — будут такими, как надо?
«Традиции…» — Гедимин досадливо сощурился.
— Со знаками были бы лучше, — буркнул он. — Для начала — сойдёт. Можно налить воду. Поставить на полку. Для ритуалов сделаете что получше. Из цветного стекла, фигурные, с узорами.
— Даже без знаков, — пробормотал другой Джагул, оглядываясь через плечо на Сэта и россыпь бусин на их поддоне. — Таких камней никто не видел. Может, только Куэнны.
— Много огня, — застывший у стены Джаарган внезапно шевельнулся и шумно вздохнул. — Даже отсюда видно. Нужна большая осторожность.
Джагулы повернулись к нему. Кто-то дёрнул ухом, кто-то зарычал.
— Геджер уже сказал про осторожность. Только о ней и говорил!
— Геджер не знает осторожности, — Джаарган пригнул голову и ощерился. — А вам надо смотреть и думать. Отдашь нам эти вещи с утра? Слишком много огня. Надо подумать.
Гедимин помянул про себя спаривание «макак». «Что, опять⁈ Чего на этот раз испугались? У них же есть кузнецы — а там температуры ещё не такие. Что опять не так?»
— Отдам, — буркнул он. — Ничего опасного в них нет. Они угодны богам.
Джаарган прижал уши и громко рявкнул. Его соплеменники отступили к стене. Их ухмылки погасли. Даже Сэта, разглядывающие бусы у соседней печи, повернулись на шум и навострили уши.
— Не трогай богов! В твоих камнях — угроза. Слишком много огня. Я сказал — ты слышал.
— Что случилось? — растерянно спросил Вепуат. Гедимин пожал плечами, глядя кочевникам вслед. Они выбирались в «шлюзовую камеру», к оставленным там тёплым накидкам. Сармат машинально пересчитал инструменты — всё висело по местам.
— И наши кристаллы останутся тут, как чаши Джагулов? — спросил предводитель Сэта, выглянув из-за печи. Вепуат поспешно мотнул головой.
— Из тепла в тепло можно переносить без опаски. Главное, чтобы резко не остывало.
Он кивнул на десяток бусин с блёстками внутри.
— Вечером нанижете и проверите, как они хранят тепло. Завтра попробуем с цветным стеклом. Принесёте красящие камни — хорошо, проверим, какой цвет они дадут.
Сэта переглянулись.
— Кристаллы красивы. Но странные чаши лучше. Покажи нам завтра, как надувать из камня пузыри.
Вепуат радостно ухмыльнулся.
— Само собой. Но красящие камни всё равно приносите.
…Вепуат озадаченно хмыкнул.
— Так и сказал — угроза?
— И молол что-то про огонь и осторожность, — Гедимин досадливо поморщился. — Ну, ожоги на первом занятии. Они и на последнем будут. Без нормального-то снаряжения…
— Он не из-за ожогов испугался, — пробормотал Вепуат, разглядывая стену. — Видел, сколько у них шрамов? Такой ерундой их не удивишь. Значит, угроза…
Гедимин презрительно фыркнул.
— Как же надоело возиться с дикарями! Может, отстанем от них? Не надо — пусть не учатся, нам же проще.
Вепуат качнул головой. Его глаза потемнели.
— Им надо. Помнишь — сами просились? Ещё злились, что их не пускают. И эти четверо всё делали. Даже после аварии с пузырём. Никто не сбежал. Тут что-то другое…
Гедимин тяжело вздохнул и выпрямился, стряхивая с рук невидимый нагар.
— Если всем надо, а Джааргану не надо — так сидел бы в лагере! Он ведь и других не пустит…
— Ну-ну, — Вепуат похлопал его по локтю. — Не спеши с выводами. Завтра посмотрим, пустит или нет. Что-то он всё-таки имел в виду…
…Под реакторный купол Гедимин шагнул первым. «А-агха-а,» — протяжно прогудело внутри черепа, не задев барабанные перепонки. Сармат угрюмо сощурился.
— Ну чего? — Вепуат, пробравшись за ним, недовольно хмыкнул. — Он же реагирует… Ага, и тебе привет.
Он помахал в сторону реактора. «Ви-епу-у-а,» — слышал Гедимин затихающий гул в голове. «Уг-гу-у…»
— Учи его словам с буквой «у», — посоветовал он, смахивая с запястья невидимые волокна. Они отцепились не сразу, а «погаснув», тут же прилипли к вискам и залегли — едва ощутимые, чуть-чуть теплее кожи.
27 день Металла, месяц Льда. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген
Чёрный складчатый выступ шевельнулся, замер на секунду, ещё раз качнулся — и, вытянувшись во всю длину, ткнулся в подставленную чашку. Би-плазма брызнула во все стороны. В следующую секунду хоботок втянулся обратно в броню, и перья прикрыли его. Вепуат посмотрел на размазанные по чашке остатки, встряхнул её, сгоняя их на дно, и снова поднёс ёмкость к груди. Перья всколыхнулись.
— Первое время приходилось вливать по капле, — Вепуат, отложив пустую чашку, криво ухмыльнулся и поправил оперение на груди. — Оно не сразу наловчилось. Теперь, вон, с двух раз…
Гедимин оглянулся на плотно закрытую дверь.
— Куда только Айзек смотрит… Ты бы ему всё это показал. Хоботки, глаза, кормление…
Ответить Вепуат не успел — за стеной забулькала «гражданская сирена».
Едва шагнув за дверь, Гедимин увидел тёмную громаду «живого холма». Сааг-туул подошёл к самому куполу и залёг, уткнувшись мордой в притоптанный снег. У его бока нетерпеливо переминался с ноги на ногу одинокий кочевник. Увидев сарматов, он вскинул руки и сердито рявкнул.
— Геджер! Сказал же — приходи с утра! И где ворота⁈
Гедимин мигнул. «Да, чашки… ну да, остыли… оно что, в одной накидке⁈»
— Чего без одежды⁈ — пузырь защитного поля вздулся и лопнул, открывая сквозной проход. — А если бы я через час пришёл?
Джагул уже стоял под куполом и тряс головой, потирая прижатые уши. Накидок на нём было всё-таки две — два слоя, один поверх другого.
— Урху пришла бы. Она с утра здесь, — кочевник спрятал уши под шапку и попытался ухмыльнуться, не показывая клыков. — Джаарган сказал — иди сразу. Весь извёлся. Урджену снился огонь. Где чашки? Остыли?
Вепуат осторожно отодвинул растерянного Гедимина и небрежно махнул ладонью.
— Пойдём, заберёшь. Значит, Джаарган не успокоился…
…Джагул расстелил на остывшем поддоне мягкие шкурки с ремешками. «Устройства для переноски хрупких предметов,» — ухмыльнулся про себя Гедимин, глядя, как он деловито заворачивает каждую чашку. «Сшили специально для стеклянных штуковин? Да нет — они, похоже, не новые.»
— Урджену вечно снится, — Джагул недовольно дёрнул ухом. — Не всегда поймёшь, к чему. Они с Джаарганом нас с утра подняли. Всех, кто тут был вчера. Уррх! Джаарган странный. Давно таким не был.
— Не стоило ему вчера сюда приходить, — пробормотал Вепуат себе под нос, но Джагул всё-таки расслышал и громко фыркнул.
— Кто знал⁈ Он вчера таким не был. Я сказала — я и сегодня пойду. И завтра. Пока не выучусь. Урджен пусть не ходит. Его дело.
Гедимин одобрительно хмыкнул.
— Приходи. Если Джаарган тебя не отпустит…
Самка недобро ощерилась.
— Джаарган? Он даже не вождь! Может говорить. Слушать никто не должен. Делать, как сказал, — тоже. Я приду. И Джегех придёт. А они пусть сидят.
Она закинула связку мягких «контейнеров» на плечо, оглянулась на печи и широко ухмыльнулась.
— Тут были Сэта. Сильный огонь. Сегодня будут? Может, сон про них. Урджен так и думал. Пока Джаарган не пристал. Всё, я иду. Открывай ворота!
…Джагзуу протиснулась под оттопыренную пластину слоистого панциря, и узкий проём захлопнулся. Зверь не двинулся с места. Он, похоже, спал — даже глаза не высунулись из-под брони, чтобы взглянуть на сарматов. Вепуат повернулся к филкам-караульным, настороженно наблюдающим за чужаками, и помахал рукой — «всё спокойно!» Гедимин едва заметно ухмыльнулся.
— Не все слушают шаманов. Это хорошо.
Вепуат сдержанно хмыкнул.
— Хорошо-то хорошо… Но Джаарган ведь не дикарь, боящийся всего нового. Ему что-то всерьёз не нравится. А что… Ладно, может, к вечеру он разберётся.
Гедимин пожал плечами.
— Пусть боится чего хочет. Лишь бы остальным не мешал.
Ему было неспокойно. «Не вождь, но если подговорит других вождей… Они ведь, и правда, очень дикие. Если тех, кто работал со стеклом, сочтут какими-то… нарушителями традиций?.. Что с ними могут сделать?»
— Подождём вечера, — пробормотал Вепуат, оглядываясь на спящего зверя. Его перья стояли дыбом, крылья беспокойно шевелились — и Гедимин насчитал десяток глаз, вытаращенных на сааг-туула. «Настороженный скафандр, мать моя колба… У него, небось, ещё и мозг есть. Куда, всё-таки, смотрит Айзек? Ему-то зачем мутанты?»
…В наступившей тишине Гедимин слышал каждый тихий треск — массивная полусфера, половина конструкций вспомогательного корпуса, улеглась на гравийную «подушку» и теперь на ней устаивалась. Дождавшись, когда шорохи стихнут, сармат шагнул на широкое ребро обшивки, перемахнул через зубец и спрыгнул в лестничный пролёт. Приземление было мягким. Гедимин замер, напряжённо прислушиваясь. Полусфера не качнулась под его весом — он был слишком мал, чтобы нарушить её равновесие.
…Стоило поставить в коридоре первую термочашу, и воздух пришёл в движение, — проходя по пустым помещениям, Гедимин чувствовал постоянный сквозняк. Шлюзы на выходе из операторских ещё нечем было закрыть, и они продувались насквозь. Сармат поставил вторую термочашу к «главному щиту управления» — о назначении этой комнаты напоминала только необычная форма стен и проделанные в них отверстия — каналы для систем контроля и управления. Гедимин заглянул в них. Ему представились блоки и рычаги, множество тросов, цветные рукоятки и мониторы-зеркала. Удерживать картинку перед глазами было непросто — всё время наплывала другая, впечатавшаяся в память на Земле. «Там проводка, тут — тросы,» — Гедимин покосился на отверстия в стене и невольно поморщился. «Диаметр другой. А так — ничего запредельного.»