— Надо нанести знаки, — отозвался Джагул. Теперь Гедимин опознал Урджена. «Что-то у них там опять…» — он открыл глаза и приподнялся на локте. Урджен, и так отступивший к стене, рявкнул и подался назад. Вепуат, вставший над Гедимином, громко фыркнул.
— Тебя тут чуть не разрисовали, — сказал он, кивнув на брошенные рядом с сарматом «пробирки» из полых костей и ракушек. Тут же лежали бусы — нанизанные как попало позвонки, зубы и что-то вроде когтей, вырезанных из чёрного камня. «А вот такое я видел,» — вспомнил Гедимин. «Шаман на мельницу вешал. И позвонки… Опять какие-то традиции?»
— Зачем? — спросил он, поднимаясь на ноги. Урджен ощерился, но больше не отступал — так и стоял в изгибе коридора, глядя на брошенные бусы и «колбочки».
— Надо, — Вепуат развёл руками, насколько позволила ширина коридора. — Для спуска в ущелье. Тут так принято.
Гедимин мигнул.
— Мы уже на месте?
— Подъезжаем.
…Сааг-туул лежал мордой в кусты, перемалывая древесину. Освещённость уже позволяла различить камешки под его лапами, хотя тени у предметов ещё не появились. «Полчаса или час до рассвета,» — Гедимин покосился на часы. «Полтретьего утра… Мы где-то недалеко от местного солнца. А до Элидгена ещё ехать и ехать.»
Он стоял на неподвижной спине сааг-туула, расставив в стороны руки, и косился на белые и красные полосы, намалёванные на скафандре. Белых было больше. Единственный красный символ ему начертили на груди; такой же был нарисован поверх перьев Вепуата. Урджен, присев, выводил на голенях сармата белые спирали. Они обвивали ногу от колена до ступни. На колено Джагул долго пытался прикрепить нитку бус-позвонков, потом, сдавшись, велел повесить её на пояс. Гедимин только пожал плечами. Бусы собирали по всему передвижному лагерю; теперь они бренчали при каждом движении, — на шее, на поясе, обвивающие грудь и спину…
— Эти штуки от чего-то защищают? — спросил Вепуат, поддевая нанизанные позвонки ладонью. Джагулы, и так наблюдающие за сарматами исподлобья, угрюмо зарычали.
— Если нет — на кой они нужны? — спросил Гедимин, сердито щурясь. Раздражали его не столько дурацкие цацки и испачканная броня, сколько отсутствие сфалта. Оружие пришлось бросить и ему, и Вепуату, и он чувствовал за плечом неприятную пустоту. «Стрелять я не стану — мы вроде как сюда с миром… Но кому реактор-то мешал⁈»
— Так увидят, что вы не враги, — отозвался Урджен, поднимаясь на ноги. — Что вас можно впустить.
Вепуат хмыкнул.
— Значит, местный обычай… Он точно работает? Ты на себе проверял?
Урджен угрюмо оскалился.
— Я там не был. Живые туда не ходят.
…Оба плазмомёта лежали в стеклодувной мастерской, обёрнутые защитным полем. Вепуат прошёл мимо них, не оглянувшись, и достал из печи плавильный конус.
— Шетту пойдёт с нами, — сказал он. — Как… ну, образец, что ли. Сейчас уберу кейек…
— Не уберётся, — сказал Гедимин, глядя на плотный клубок мицелия. Нити ещё не начали врастать в сами камни, но обвили их так, что проще было их раздробить и вытряхнуть, чем вынуть из крепких витков. Вепуат встряхнул комок, постучал им о конус и, пожав плечами, сунул в каменную ёмкость и прикрыл сверху.
— Возьмёшь себе? У меня-то перья, их так просто не отодвинешь…
Гедимин, убрав с пояса лишние легкоплавкие пластины, прикрепил конус к броне. Существо в «контейнере» не подавало признаков жизни — если не считать таковыми цепляние за субстрат. «Образец,» — сармат криво ухмыльнулся. Ему было не по себе.
— Что будет, когда они выйдут из комы? — спросил он, вслед за Вепуатом поднимаясь на спину сааг-туула. Животное уже наелось, вынуло морду из кустов, но идти никуда не хотело. На десятой минуте уговоров оно наконец сдвинулось с места и медленно побрело мимо объеденных зарослей. Его хвост раскачивался, как маятник, изредка врезаясь в скалы.
— Не знаю, — отозвался Вепуат. — Тут ещё вопрос, куда они выйдут — туда или сюда… Я не вижу, что помешало бы им ожить. Этот их мицелий — штука, похоже, неразрушаемая…
Гедимин недоверчиво покачал головой.
— То есть — любой Сэта бессмертен? Ты-то сам видишь, что это бред?
Вепуат невесело усмехнулся и развернулся к погонщикам. Они снова взялись за шесты — животное замерло и протяжно скрипело на попытки его сдвинуть.
— Интересно, легко отличить зрячие камни в породе? Или они там уже в виде гальки?
…Треск погремушек не смолкал уже сорок минут. С тех пор, как сааг-туул пересёк очередную границу Сфенов, его приходилось принуждать к каждому шагу. Сам он скрипел, взвизгивал и норовил попятиться. Гедимин угрюмо щурился на окрестности — ему тоже было не по себе.
Едва они вошли в разлом, как резко упала освещённость; может, из-за этого всё вокруг и казалось чёрно-серым — и расплющенная равнина, покрытая то ли пылью, то ли пеплом, и редкие потрескавшиеся пятачки возвышенностей, и гребни скальных выступов, поднимающиеся над пылью на пару метров. Ни одного растения Гедимин не увидел.
— Каньон! — Вепуат, встав во весь рост, указывал на что-то на горизонте. Гедимин выпрямился — и увидел наползающие друг на друга чёрные гребни. Тут поверхность чуть приподнималась — и тут же уходила вниз, открывая глубокий пролом. Сааг-туул остановился и с грохотом захлопнул последнее дыхальце. Погонщики замахали шестами, но зверь только завизжал и попятился.
— Стоп! — Вепуат шагнул к кочевникам. — Хватит его мучить. Отсюда мы пойдём пешком. Возвращайтесь за разлом, туда, где зверю будет не страшно. Там нас и ждите.
— Так близко к воротам… — погонщика передёрнуло. Другой, отложив шест, поправил бусы-позвонки на груди и протянул когтистую руку к спуску.
— Пройду с вами до края, — проворчал он, опасливо прижимая уши. Остальные потрясённо переглянулись, кто-то хотел схватить его за плечо, но отдёрнул руку.
— Думаешь, надо? — спросил Вепуат. — Тут ведь небезопасно.
Урджен глухо зарычал и двинулся вниз по «тропе». Нагнали его сарматы уже на земле. Он смотрел на пыль, покрывшую его пальцы, и нервно скалился.
— Вернулся бы, — сказал ему Вепуат с невесёлой ухмылкой. Урджен дёрнул ухом.
— Живые идут к воротам Ук-кута. Кто такое видел⁈ Вернусь — расскажу.
…Сааг-туул уходил на удивление тихо — только пыль под ногами сарматов слабо вздрагивала. Когда дрожь прекратилась, Гедимин обернулся и вздрогнул.
— Следы! Вепуат, смотри!
Они прошли уже метров тридцать, кое-где погружаясь в пыль по щиколотку и оставляя в ней глубокие вмятины. Сейчас за ними была ровная нетронутая поверхность. Исчезли даже «кратеры» от лап сааг-туула. Гедимин посмотрел вперёд и увидел, как по пыльной земле бежит рябь. «Ветер,» — он облегчённо вздохнул. «Просто ветер. Только — странный он тут…»
Чем ближе сарматы подходили к расселине, тем выше поднимались пылевые волны. Усилившийся ветер гнал их то от ущелья, то к нему. С каждым шагом его порывы ощущались сильнее. Гедимин оглянулся на Урджена — тот прикрыл лицо тканью и дышал сквозь ладонь, но шёл вперёд.
Под ногами лязгнуло — сармат ступил на чёрный каменный гребень. Тот зигзагом уходил к провалу, превращаясь в подобие ступеней. Пылевые волны перекатывались через него, не задерживаясь. Урджен сделал ещё шаг и под вой ветра низко наклонил голову и сцепил руки у груди. Его била дрожь.
— Зд-десь вор-рота, — прорычал он, сжимая бусы-позвонки. — Они все пр-роход-дят тут. Их вет-тер… Д-дальше — сами. Мне туд-да ход-ду нет.
Вепуат положил руку ему на плечо.
— Возвращайся. Здесь лучше не задерживаться.
Урджен оскалил клыки.
— Будем ждать вас, пока у зверя есть еда. Или пока не будет верного сна. Что бы я ни увидел, будет рассказано.
Его следы на пылевых волнах мгновенно исчезали. Идти ему было трудно — ветер толкал его то в спину, то в грудь, пыль летела в лицо. Убедившись, что сил ему хватает, Гедимин повернулся к ущелью. «А тут холодно,» — он пошевелил озябшими пальцами, посмотрел на сигма-сканер и еле слышно выругался. Термометр показывал плюс десять — и больше от прибора никакого толку не было: весь экран заволокло белесой рябью.
— На дозиметр не смотри, — сказал Вепуат. — Только зря расстроишься.
— Минус? — Гедимин поморщился. Вепуат угрюмо кивнул.
— И немаленький.
Гедимин подошёл к краю. Чёрная ступенчатая скала была присыпана рыхлой пылью только сверху; сама она была очень прочной. Гедимин шагнул на первую ступень, вглядываясь в провал. Ещё три выступа скалы он различал, хотя последний уже таял в темноте; дальше наступала неестественно плотная чернота, из которой тянуло холодом. Ветер был и тут — вырывался из ущелья и тут же влетал обратно, толкая сармата то в грудь, то в спину. Сквозь его гул Гедимин различил шум воды.
— Быстрая река, — сказал он, поднимая бесполезный сигма-сканер и тут же пряча за спину. — И какие-то её притоки. И этот ветер… Как будто воздушный насос. Два клапана — на вход и на выход.
— Ворота, — пробормотал Вепуат, спускаясь на вторую ступень. Лестница — та её часть, которую мог видеть Гедимин — вырастала из скальной стены и вилась вдоль неё. «А на четвёртом уступе может и оборваться,» — сармат двинулся вперёд — и убедился, что темнота не расступается. Он потянулся за фонарём, но, приподняв его колпак, увидел погасшее стекло. Вепуат, повернувшись к нему, досадливо хмыкнул.
— Ты же не думал, что в городе Икси работают фонари?
— Да чтоб им всем… — пробормотал Гедимин, глядя в темноту. — Ты хоть что-нибудь видишь?
— Придётся на ощупь, — отозвался Вепуат, прощупывая следующую ступеньку. Темнота, как вода, сомкнулась на уровне его груди. Сармат издал негромкий смешок.
— Камень как камень. Думаю, пройдём. Держись за стену.
Он сделал ещё шаг, и темнота затопила его по макушку. Из мрака донеслась невесёлая усмешка.
— А тут, в общем-то, ровно. Кто-то постарался… Э-эй! Привет повелителям Ук-кута, хвала Укшу и Ук-Хеммайну!
«А ступеньки, и правда, ровные,» — Гедимин сделал пару шагов, цепляясь когтями за скалу и пытаясь хоть что-то высмотреть в темноте. «Но все разной ширины. И высоты тоже. Если и обработаны, то минимально.»