Гедимин покосился на экран и пожал плечами.
— Бронн ещё живой?
Вепуат кивнул.
— Пришёл в себя. Думаю, сердце выдержит. Вот только… — он оглянулся на ущелье. — Боязнь темноты может быть симптомом отравления? Оставил ему фонарь…
— Темноты? — Гедимину почудилось шевеление на границе тени, но пристальный взгляд ничего там не нашёл. — Икси…
Вепуат, вздрогнув, развернулся к нему.
— Икси⁈ Думаешь, они за ним…
Гедимин пожал плечами.
— Местные могут бояться.
«К Урджену Икси не лезли,» — мелькнуло в голове. «Ко мне, когда лежал раненый, — тоже. И когда Скогны влезли в Сфен Огня… Местные боятся, это понятно. Но Икси вроде бы не лезут к живым. Если только не… Sa hasu!»
— День Мрака, — прошептал он, вспоминая пометки в календаре. — Завтра надо осветить столярку поярче…
18 день Мрака, месяц Пустоты. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген
Света ручных фонарей хватало на три метра. Дальше темнота уплотнялась; ещё полметра — и чёрная стена становилась непроницаемой. Гедимин видел свет, просочившийся из вентиляционных лючков барака. Стоило от него отвернуться, и всё тонуло во мраке. Сармат знал, что светится и столярная мастерская на дне ущелья, — но на ближайшую тропу её света уже не хватало.
— Снаружи плюс семь, — Вепуат сверился с сигма-сканером. — И много-много полос ряби.
Гедимину померещилось, что на краю поля зрения зажглись белые точки. Оборачиваться он не стал — Икси всё равно ушёл бы от прямого взгляда.
— Как думаешь, они мирно настроены? — спросил Вепуат, понизив голос. Гедимин пожал плечами.
— Я оставил в душевой несколько штуковин из стекла, — сказал Вепуат. — Спрошу — может, что им понравится. Теперь мы знаем, как им передавать вещи… Жаль, обратная передача очень уж трудна.
Гедимин машинально потёр правую ладонь и недовольно сощурился.
В цеховом ангаре было темно — сарматы ещё с ночи убрали все светильники. Их забрал Кут’тайри и расставил по периметру склада. Гедимин видел его на экране сигма-сканера, — плазменный шар, повисший между источниками света.
— Всем не по себе, — хмыкнул Вепуат, взглянув на сгусток плазмы. — Хотел позвать филков — мол, хоть чем-то развеют скуку. Да куда там…
Гедимин подобрал отложенные с вечера «пряди» асаановой руды, ещё раз обернул их защитным полем и закинул на плечо. «Восемь центнеров — мне. А два и Вепуат дотащит.»
…На складе осталось немного пустых ячеек — песком его уже забили на три четверти. Вепуат воткнул в стену фонарь, вытянул из связки «асбестовую» «прядь» и уложил в жёлоб. Гедимин уже видел следы истирания — и на дне углубления, и на каменном бойке. «Нужен более прочный материал,» — думал он, опуская массивный подвес на волокнистую руду. «Возможно, с добавкой рална-камня. Как раз пригодится его регенерация…»
… — Интересно, это волокно тоже позеленеет? — подумал вслух Вепуат, глядя на пух, прошедший сквозь частый гребень. Гедимин, прикрыв ладонью «магнит», дождался, когда волокна пройдут сквозь зубцы повторно. Отлетевшие игольчатые отломки остались лежать в стороне.
— Будет тёмно-зелёным, — отозвался Гедимин, вспомнив, как рассматривал волокно в душевой. Оно промокло, размягчилось, жёсткие примеси отделились или растворились, но на цвет вымачивание не повлияло. «Тёмно-зелёный асбест… При нагреве не выцветает. Ни руда, ни волокно недомоченное. Конечный продукт не проверял.»
— Светло-зелёный и тёмно-зелёный, — Вепуат едва заметно ухмыльнулся. — Можно выткать орнамент.
— Альгот со своими экспериментами… — Гедимин недовольно сощурился. — У нас что, мало кейека? Прожарил бы волокно без лишних нововведений…
Вепуат хмыкнул.
— Тебя что, местные покусали? В зелёном волокне ничего плохого. Ну, будет чуть хуже серебристого. Но жёлтому и белому не уступит. Ты же сам проверял — не уступает же?
— Обработка ещё не закончена, — буркнул Гедимин, заталкивая комья пуха в мешок. Он старался не сдавливать волокно, но оно слипалось и спутывалось от неосторожного дыхания. «Как с этой дрянью будут работать? Только в двух респираторах. И то кто-нибудь надышится!»
Подвес с грохотом опустился в жёлоб. Вепуат вздрогнул.
— Слышишь?
Гедимин растерянно хмыкнул. Подвес снова упал, дробя волокнистый минерал, — только его грохот и треск сармат и слышал.
— Тихо! — Вепуат вскинул руку и развернулся к воротам. — Слышал? Стонет…
Гедимин отпустил рычаг. За воротами что-то испуганно пискнуло. Писк оборвался хриплым стоном.
…Сигма-сканер был бесполезен — ущелье затопило шевелящейся рябью. Вепуат вскинул фонарь над головой — и с гневным воплем метнулся к обрыву. Под скалой, на одном из перекрытий недостроенной станции, скорчился Бронн. Его уложили в двойное кольцо из длинных костяных бус. Ещё одна низка свисала на грудь. Её незамкнутыми концами обмотали ему запястья. Другой одежды не было — кроме узкой набедренной повязки и бинтов на руках.
Вепуат вбил фонарь в углубление камня, едва не сломав корпус, и развернулся к Гедимину.
— Свет!
— Держи, — Гедимин содрал с пояса два фонаря и «термобластер». — Будет ещё. Продержишься?
Он оглянулся на складской ангар и не увидел его — между распахнутыми воротами, за которыми должен был гореть свет, и освещённой же каменной плитой встала шевелящаяся чёрная стена. Белые точки, собранные по шесть, загорались в ней и тут же гасли.
— Нет, — выдохнул Вепуат, снимая с плеча плазмомёт. — Сейчас — уже нет. За ним пришли…
Бронн с испуганным писком завозился на камне, будто пытаясь в него зарыться. Гедимин слышал его частое хриплое дыхание — и странный шелест, волнами наползающий со всех сторон. Он воткнул фонарь с другой стороны плиты — и как раз вовремя: длинный теневой язык почти дотянулся до стонущего Бронна. Свет ударил по зажмуренным глазам, и раненый вздрогнул.
— Грёбаные дикари! — выдохнул Вепуат. — Надо мне было подумать…
Он подцепил обе нитки бус и, раскрутив их на вытянутой руке, швырнул в темноту.
— Уходите! Он жив и будет живым! Вам его никто не отдаст!
Вокруг зашелестело.
— Ушшше оттали, — прошипел кто-то Гедимину в наушник. Фонари замигали. Темнота колыхнулась, подступая ближе.
— Бусы, — выдохнул сармат, срывая с плеча сфалт. — Бусы на шее. Выкинь их вон!
Он поднял плазморез на вытянутых руках. Темнота зашелестела. Фонари вспыхнули ярче. Мимо пролетели обрывки бус. Позвонки застучали по камням. Откуда-то слева донёсся испуганный писк. Пищал не раненый — его так трясло, что он не мог даже стонать.
— Отдали? — сбоку от Гедимина вспыхнул яркий свет, и чёрная стена, качнувшись, отступила. — Поторопились. Этот Бронн с вами не пойдёт.
— Кто это ссскасссал? — ледяной коготь притронулся к гедиминову виску. Сармат стиснул зубы. Пластины на корпусе сфалта уже разъезжались под его пальцами — ещё немного, и ущелье зальёт зелёный свет.
— Кто? Мы, жрецы Пламени, — Вепуат взмахнул «термобластером», очерчивая сияющий круг. — Я говорю — он останется среди живых. Ук-Хеммайн его не получит. Ракушки из стекла? Цветные чаши? Их пусть берёт. Этот Бронн — наш.
Темнота зашелестела.
— Говоришшшь, он претнасссначен для Пламени? — шесть белых точек зажглись и тут же погасли. — Шшшто шшше… Пусссть он оссстанетссся ссс Пламенем. Ук-Хеммайи отссступаетссся от него… на этот рассс. Ссстелай чашшшу, тоссстойную хозяев Ук-кута. Они примут твоё подношшшение…
Свет фонарей ударил по глазам. Ярко освещённое пятно растянулось поперёк ущелья, зацепив дальнюю скалу. Вепуат, шумно выдохнув, сел на край плиты. В полной тишине было слышно только хриплое дыхание раненого.
— Они ушли, — буркнул Вепуат, повернувшись к нему. Когтистая ладонь, закрывающая лицо, дрогнула.
— Живьём выкинуть падальщикам… Ублюдки!
— Его надо в тепло, — сказал Гедимин, оборачивая неподвижного Бронна защитным полем. Вепуат еле слышно выругался.
— Конечно. Идём, — он оглянулся на исчезнувшую в темноте столярную мастерскую и скрипнул зубами. — А с ними я поговорю.
…Гедимин думал, что через темноту придётся пробиваться — но она сама отступала с дороги, только было видно, как фонари то тускнеют, то разгораются. Когда Вепуат распахнул двери барака, и наружу ударил сноп света, сармат услышал шипение, и спину обожгло холодом. Гедимин, не оборачиваясь, вошёл в вестибюль. Двери захлопнулись, и холод исчез.
— Его выкинули падальщикам, — услышал он сердитый голос Вепуата. — Свои же. Куда его ещё нести⁈
Он придвинул Бронну под спину свёрнутое одеяло и вышел в коридор.
— Экхард! Куно! Сюда!
Бронн, убрав руки от лица, сощурился на Гедимина. Дышал он по-прежнему тяжело, но рот странно дрожал — будто существо пыталось ухмыльнуться.
— Они ушли, — сказал Гедимин. — Ты поправишься. А чашку для их бога я сделаю. Не знаешь, что он там считает достойным? Черепушку с костями?
Бронн, вздрогнув всем телом, прижал уши.
— Ладно, спрошу у Икси, — буркнул Гедимин, сообразив, что тема для разговора совсем неудачная. «Ему бы отдохнуть спокойно… Бронны, sa hasulesh! Вот уж чего не ожидал…»
…Вепуат остался в бараке. Гедимин вышел в темноту, старательно думая об «асбесте». «Надо всё-таки переработать. Там ещё восемь центнеров. Скорее бы вечер…»
— Эй! — крикнул он, глядя на чёрную стену. — Что нравится правителям Ук-кута? Я тут видел кучу штук из черепов и зубов. Такая сойдёт?
Темнота зашелестела, но никто не ответил. Гедимин, выждав минуту, выразительно пожал плечами и двинулся вниз по тропе. «Ладно, спрошу у кого-нибудь ещё. Явно же есть какие-то ритуалы. Этого добра у всех полно.»
…«Это — для утилизатора. А это — положить в душевой. Пусть мокнет,» — думал Гедимин, собирая разбросанные мешки. Те, что для душевой, были куда легче.
Сигма-сканер показывал, что полосы ряби исчезли с холма пять минут назад. Дольше всего они держались в душевой — и воды в цистернах почти не осталось. Гедимин покосился на почти опустевшие выпариватели, направил луч в сторону и наткнулся на филков, выходящих из лаборатории с бурдюками раствора. «Альгот уже снарядил лаборантов,» — сармат, довольно хмыкнув, закрыл за собой ворота. Снаружи было темно — как обычно в это время. Гедимин воткнул фонарь в гнездо у двери. У соседнего здания кто-то испуганно пискнул. Сармат развернулся на звук и увидел у столярной мастерско