— Щупают купол, — Вепуат невесело ухмыльнулся. — Но напасть уже не решаются. Хорошее средство — горящая ворвань.
— Сааг-туул жив? — спросил Гедимин, запоздало покосившись на сигма-сканер. «Плохо встал — тут реактор всё заслонит. Разве что отойти вон туда — и понизу, сквозь скалу…»
— О нём даже не вспомнили, — ответил Вепуат. — Я смотрел — там никого нет. Все кружат над куполом. Десятка два-три. Было полсотни.
— Что их привлекает? Купол герметичен…
Вепуат пожал плечами.
— Сейчас — уже ничего. Запомнили, что мы здесь. Надо будет купола ставить в три слоя.
Гедимин угрюмо кивнул.
— Договориться с ними — никак? Раньше они были спокойнее. Не помню, чтобы мы им навредили.
Вепуат снова пожал плечами.
— Надо будет спросить у Кут’тайри. Когда выйдет из огненной формы.
Он оглянулся на притихший барак. За стеной кто-то кашлянул пару раз и замолчал.
— Так-то лучше, — пробормотал Вепуат. — Тоже мне — кейек он пить не хочет… А лёгкие выхаркать хочет?
— Пить кейек? — переспросил Гедимин.
— Ну да, кейековую воду, — буркнул разведчик. — Помнишь, как меня отпаивали? Полезнейшая штука. Элоси… там основной урон — не холод. Даже не взрывная волна. «Сигма» по нервной системе…
«Холодно…» — вспомнил Гедимин и невольно поёжился. «Да, его тогда крепко приложило. А филки — они ведь даже без скафандров…»
— Вылечатся? — спросил он. — Прямым ударом никого не порвало?
Вепуат отмахнулся.
— Сначала купол прикрыл. Потом мы отвлекали. Всё время боялся, что прицелятся — и ага… — он оглянулся на оттаявшую площадку, изрытую кратерами, и его передёрнуло. — Ушибы, обморожения. И ментальный удар. Из «асбестовой» бригады один пострадал. Надо, всё-таки, зимние скафандры… Костью их обшить, что ли? И кейек внутрь…
Перед глазами Гедимина промелькнула пара чертежей. Он встряхнул головой и досадливо сощурился.
— Обшить несложно. Только — они же не поднимут. И гзеша у нас мало. Хотя… асаан, наверное, пригодился бы. Термоизоляция есть термоизоляция…
…Анализатор, аккуратно просунутый в прорезь в куполе, показывал минус восемьдесят. Снаружи посвистывал ветер. Филки, намотав войлок поверх респираторов, вышли на патрулирование. Гедимин, проходя мимо, слышал, как тяжело они дышат, но ни одной жалобы не дождался. Патрульный с «сиреной» снял её с пояса и крепко сжал в руке, намотав на пальцы оттянутые «резинки».
У барака кто-то заверещал — и тут же примолк и перешёл на негромкий писк. Гедимин обернулся. У приоткрытых ворот стояли четверо Броннов. Они принесли горшки, обмотанные подстилками, и Вепуат, занеся над ними сигма-сканер, разглядывал экран. Вид у сармата был озадаченный.
— Ага, идите, — пробормотал он, отодвигаясь. — Ему сейчас только это и нужно. Покой, невредная еда — и ждать кровяного камня.
Двое Броннов шмыгнули в барак. Оставшиеся переглянулись.
— А твои снадобья, мастер Вепу-а? — спросил один из них.
— Что мог — дал, — отозвался Вепуат. — Другие ему не нужны. Я бы мог его к вам отправить — у меня других раненых хватает. Но вы же его опять выкинете на мороз…
Бронн прижал уши.
— Зачем ты говоришь так? — он заглянул Вепуату в лицо. — Мы слышали твои слова. И что тебе ответили. Мы не нарушим волю Пламени. Никто не обидит Уттунри.
Вепуат оглянулся на Гедимина.
— Слышишь? — он невесело ухмыльнулся. — Скормить падальщикам — это у них «обидеть»… Даже не знаю. Ему, и правда, было бы лучше со своими…
Бронн выглянул из барака.
— Уттунри уже сам пьёт! — с радостным оскалом сказал он и снова шмыгнул за дверь. Бронны быстро переглянулись и подняли уши. «Они, и правда, довольны, что ему лучше,» — озадаченно подумал Гедимин. «Будто не хотели добить…»
Из барака выглянул Дасьен.
— Главмедик! Я верно понял, что аборигену, кроме покоя и еды, ничего не нужно? Нет, я не против аборигенов, — но в бараке и так тесно. И шумно. Какой тут покой?
Вепуат нахмурился, но кивнул.
— Хорошо, — сказал он, повернувшись к Броннам; те навострили уши. — Готовьте постель. Я отнесу Уттунри в столярку. Но если вы, со своими ритуалами, опять надумаете…
Бронны шарахнулись назад.
— Никто не нарушит волю Пламени! — проверещал один из них. — Мы все ждём стража Хассека! Глупо было не брать кровяные камни — но мы не Равные Куэннам, чтобы их у нас было много…
Вепуат хмыкнул.
— Готовьте постель, — повторил он, заходя в барак. — А я спрошу его самого.
…В «столярке» было тесно, в её «шлюзовой камере» — тем более, но всё же Гедимин туда втиснулся и не спешил уходить, настороженно наблюдая за аборигенами. Бронн по имени Уттунри, уже полностью одетый, но по-прежнему перебинтованный и очень бледный, забрался в кокон из листьев и зарылся в них с головой. Гедимин успел разглядеть его довольную ухмылку. Он посмотрел на кокон, потом — на ближайших аборигенов, — бус из позвонков ни у кого не было. «А ведь то, что валялось в ущелье, они прибрали,» — мелькнуло в голове. «Ни одной бусины не нашёл.»
— Буду следить, — угрюмо сказал Вепуат. — За вчерашнее вам отрезать бы уши.
— Мы не поняли волю Пламени, — испуганно отозвался кто-то из Броннов. — Пусть оно не гневается. В Алвене сделали бы так, как вчера. Это было бы правильно. Но воля Пламени…
Вепуат поморщился.
— Ну да, она такая. Чтоб больше не нарушали! — он, зацепив плечом выступ на стене, под треск перьев тяжело развернулся к выходу.
— Воля Пламени… — пробормотал Гедимин уже снаружи, досадливо щурясь. Вепуат молча сжал его руку.
— Традиции, Гедимин. Попробуем установить свои. Местные мне не нравятся.
…«Ученики» пришли в полном снаряжении, надев поверх респираторов войлочные повязки. Снять их — и достать из-под комбинезонов утеплители — решились только в ангаре, закрыв за собой все «шлюзы». Гедимин, глядя на них, угрюмо щурился и думал, живы ли обмороженные — что-то должно было напугать поселенцев до такого состояния, и вряд ли это зуд и пятна на коже. Говорить никому не хотелось. Разобрав заготовки, все молча шаркали по ним шлифовочными камнями. Обработка шла черновая, и Гедимин в неё не вникал — достаточно было, чтобы никто не вдохнул стеклянную пыль.
Зашуршала дверь. Вепуат с довольной ухмылкой протянул Гедимину голографический экран.
— Видишь? Один холодный день — и всё уже в побегах! Странный всё-таки метаболизм…
На экране из-под гравийной кочки торчали серебристые «кристаллы» — иглица в очередной раз проросла. Гедимин равнодушно глянул на голограмму и недовольно сощурился.
— Ты что, за этим ходил?
— И за этим тоже, — Вепуат, не обидевшись, потыкал в передатчик; изображение на экране сменилось. Теперь оно было разделено на четыре части — четыре макроснимка со столбцами показателей по краям. Изображённое Гедимин узнал не сразу — он помнил, как плесень, растущая на золотой глине, выглядит в подрощенном виде, но к её спорам не приглядывался.
— Получилось? — спросил он, глядя на съёжившиеся, истресканные «кристаллы». Что-то с огромной силой сжало оболочки спор, и они провалились внутрь. Сармат покосился на другие макроснимки — там были выпуклые, объёмные «кристаллы», кое-где даже проросшие.
— Ага, — Вепуат ухмыльнулся. — Даже сам удивился. Местная фауна — она живучая. Вон, смотри, — глина час как кипит, а они себе плавают.
— М-да, — Гедимин перечитал показатели под убитыми спорами и озадаченно хмыкнул. — Так чем ты их? Температура умеренная, фон тоже…
Вепуат ухмыльнулся ещё шире.
— Проверь влажность. Просушка, всего-то. Глубокая просушка. Привыкли выживать во влажной глине. Без воды — смерть почти мгновенна.
Гедимин облегчённо вздохнул.
— Вот оно что… Ну, хоть с этим не возиться.
Вепуат перевёл взгляд на филков, исподтишка просканировал одного из них, довольно хмыкнул и выключил прибор.
— Хорошая штука — вода на кейеке. Надо запомнить.
— В бараке все живы? — Гедимин покосился на угрюмых филков, чем-то не на шутку напуганных. Вепуат кивнул.
— Регенерируют. По очереди. Ничего, ещё шесть дней — и наши камешки дозреют. Будем лечить по десять филков одновременно. И ещё двоих Старших. Не хотелось бы, конечно. Но — возможность будет.
Гедимин одобрительно хмыкнул.
— А Бронн? Не проверял?
Вепуат невесело ухмыльнулся.
— Не база, а госпиталь, да?.. Само собой, проверил. Жив. Спит. Бусами не обложен. На коконе намалёван трилистник. Зачем — не знаю.
20 день Пустоты, месяц Пустоты. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген
Потускневший монитор не соврал — стержни «теплились» вполсилы. Айзек, жестом велев растерянным филкам оставаться на местах, пристально следил, как Гедимин вынимает из реактора пластину накопителя. Она потемнела и как будто стала тяжелее, — хотя последнее сармат списал на разыгравшееся воображение. От тусклого свечения стержней ему было не по себе.
— Бальтес, прими накопитель, — отрывисто проговорил Айзек. Гедимин, задвигая заслонку, слышал, как звенят пластины и кольца, закрепляемые на костяном «штативе». Когда он обернулся, один из филков уже отступил к монитору, а другой направил на синее «стекло» сопло излучателя. Гедимин смотрел, как качается маятник, и ждал зелёной вспышки, но в бункере по-прежнему было темно. Через пару секунд он, опомнившись, подставил под сопло «щупы» дозиметра.
— Не работает, — пожаловался Бальтес, останавливая маятник. — Повторить?
Айзек повернулся к Гедимину.
— Без толку, — качнул головой тот. — Мощность упала.
Айзек вполголоса помянул ядро Юпитера.
— Причины? — отрывисто спросил он. Гедимин, пожав плечами, кивнул на потускневший монитор.
— С реактором то же самое. Все источники излучения…
Он вспомнил о дозиметре и сам едва удержался от ругани — кривая интенсивности ушла под ноль и залегла там, плавно опускаясь всё ниже и ниже. «Отрицательный фон, мать моя пробирка… Ну и что с ним делать⁈»
— День Пустоты, — пробормотал Айзек, сверяясь с дозиметром. — Понятно… Реакторный накопитель продержится до вечера? Может, заглушить?