…Подсветки хватило. Гедимин, разбирая лебёдку, видел со спины сааг-туула три белесых пятна и слышал скрипучее ворчание. Животные вроде бы лежали тихо, но под их лапами скрежетал гравий. «Пытаются отползти?» — сармат посмотрел вниз, прикидывая, сместился ли сааг-туул хоть на сантиметр. «Не нравится им этот свет. На фонарь они так не реагировали.»
— Что делать дальше? — негромко прорычали из темноты.
— Ждать, — отозвался Гедимин, закидывая разобранную лебёдку на плечо. — Мы скоро.
Пустые «поезда» они обогнали так же легко, как гружёные, — плоские звери, независимо от поклажи, еле переставляли лапы. Вепуат, хмыкнув, толкнул Гедимина в бок.
— Кроме камней-усилителей, есть ещё ускоряющие штуки. Для летучих тварей. Надо спросить Кифа — годится она для наземного зверя?
— Годилась бы — применили бы, — пробормотал Гедимин, поправляя височную пластину. Он приподнял её, когда вышел на окраину города; теперь она была опущена до упора. Вепуат тоже заэкранировал шлем и нахохлился — ему рядом с древним заводом было не по себе.
— Добрались? — Шесек выглянул из туннеля. Вепуат ухмыльнулся.
— Твои существа в пути. Если не заснут по дороге. Дождь им нипочём.
За углом сверкнула белая вспышка. Шесек недовольно оскалился.
— У стражей кончается терпение, — угрюмо сказал он. — Тут к такому не привыкли. Три сааг-туула и ни одной драки… Передай Пламени — мы все хотим, чтобы оно горело ярко.
Гедимин едва заметно ухмыльнулся. Он смотрел на светящиеся стены. «Множество механизмов,» — теперь он был уверен, что любой участок поверхности может вдруг прийти в движение. «И ни один не просматривается. Куэннские штуки, мать моя колба… Нам инструкций никто не оставил.»
Быстро оглянувшись через плечо, он приподнял височную пластину. Раскалённый ветер ударил в лицо, и сармат зажмурился.
— Пойду строить реакторы «Элидгена», — прошептал он, прижав ладонь к стене; её обдало жаром. — Скажи ему, что мы в пути. Он, наверное, соскучился.
22 день Пустоты, месяц Воздуха. Равнина
— Гедимин! Ну сколько можно-то⁈ Ты всю стоянку проспал!
Гедимин нехотя открыл глаза, приподнялся, опираясь на бугристую стенку. Поверхность под ним плавно колыхалась. «Едем,» — он встряхнулся, упёрся в стенки, выбираясь из узкого проёма. Слоистая «обшивка» под ладонью захрустела и чуть промялась внутрь. Гедимин отдёрнул руку и досадливо сощурился.
— Где мы? — спросил он, протискиваясь в узкий кривой коридор. За ним наконец можно было расправить спину и плечи. Тут был жилой отсек на двух особей; обитатели покинули его, забрав вещи, но углубления в «палубе» и крепления, вбитые в «стену», остались. На дне одной из продолговатых ямок Вепуат раскладывал какую-то трепыхающуюся и стрекочущую ерунду. Всё, что мог сказать о ней Гедимин, — она была очень пёстрой.
— Где-то, — пожал плечами Вепуат, раскладывая улов по контейнерам и пробиркам. — На стоянке я с маршрутом сверялся — пока мы с него не сбились. Гедимин! Ты вообще наружу выглядывал? Видел, что там творится?
…Высунувшись из узкого «люка», Гедимин тут же всадил когти в «обшивку». Огромный зверь бежал трусцой, содрогаясь всеми боками, и куда тряханёт в очередной раз, сармат не мог даже предсказать. Вепуат, уже взлетевший на хребет животного, нетерпеливо махал оттуда рукой и тремя парами крыльев. Вторая рука вцепилась в шлейки, торчащие из-под чешуй живого скафандра. Существо переползло сармату на плечи и порывалось взлететь. Гедимин, перекинув своё тело через верхний уступ, оглянулся — и увидел над холмами гигантские пёстрые столбы.
Это был, видимо, Сфен Земли — плато из слоистого жёлтого камня, прорезанные ущельями, заваленными гравием. Жёлтые обрывы и плоские холмы Гедимин опознал. Гравия не было. Под лапами сааг-туула колыхался многоцветный пятнистый покров из чего-то игольчатого, перистого, ячеистого и губчатого. Пёстрые трубки торчали наружу, перья и щупальца качались над землёй, то и дело сворачиваясь и втягиваясь в ячейки и выросты. Ребристые деревья-валуны и столбы, также обросшие ярким шевелящимся мхом, выпустили перистые листья и разноцветные воронки с бахромой щупалец. Над каждым из них повисло облако летучей фауны. Мелкие организмы ныряли в воронки, сновали над травяным ковром, заползали в трубчатые выросты и трепыхались, пойманные щупальцами. Над их облаком метались крупные — летучие пузыри, ленты, кальмары и трилобиты. Ещё выше, преследуя мелких хищников, носилось что-то бронированное, разлапистое и зубастое. Как всё это держится в воздухе, Гедимин старался не думать; последняя тварь, попавшаяся ему на глаза, весила не меньше центнера, а висела на десятке куцых плавничков. Её ловчие щупальца, свешенные чуть не до земли, то и дело вздрагивали и втягивались под панцирь. Кого она там ловит, сармат рассмотреть не успел. Сааг-туул замедлил было шаг, но погонщик огрел его шестом с погремушками. Их треск стоял над ущельем, почти не замолкая, заглушая даже вой и стрёкот со всех сторон, — Джагулы не давали зверю остановиться. А он очень хотел — Гедимин видел, как морда разворачивается то к одной, то к другой «роще».
Ещё раз ударив шестом по броне, Джагул-погонщик обернулся и приветственно рявкнул. С его пояса свисали вяло шевелящиеся жёлтые ленты. Ещё одна, недожёванная, торчала из пасти и пыталась упереться куда-нибудь свободным концом. Джагул втянул её в рот и задвигал челюстями, довольно жмурясь. Гедимин быстро отвёл взгляд.
— Да это растение, растение, — поспешно сказал Вепуат. — Кстати, сладко.
Гедимин ошалело мигнул.
— Ты это ел⁈ — он втянул воздух, подавляя накативший спазм.
— Ну, надо же было попробовать, — спокойно ответил Вепуат. — Джагулы вон какие довольные.
Под треск погремушек голова сааг-туула, а затем и плечи, исчезли в невидимом разломе. Ещё несколько секунд — и он поглотил и сарматов. Холмы сменились волнистой равниной с редкими округлыми возвышенностями. Её рельеф терялся под пёстрым шевелящимся покровом. Здесь, похоже, субстрат был более скудным — или не успел размокнуть от дождей, — кое-где ещё можно было разглядеть безжизненную глину. Но даже из неё торчали какие-то грибы, губки, длинные спороносы. Деревья-холмы покрылись углублениями, окружёнными цветной бахромой. Разглядеть их было трудно — тучи мелкой и крупной фауны висели над каждым отверстием.
— Оно теперь и в Элидгене… вот так? — запоздало сообразил Гедимин, глядя на кишение жизненных форм.
— Под куполом — меньше, — ответил Вепуат, высматривая что-то на экране сигма-сканера. — То ли споры не выпали, то ли воды не хватило. Крыши и стены мы почистили, не волнуйся. И из ущелья я тоже все колонии вынес. А под землёй их почти и не было. Штук пятнадцать по всем пещерам. Наверное, кто-то споры случайно занёс.
— Споры? На станцию⁈ — Гедимин схватился за сфалт. «И как её теперь дезинфицировать? Омикрон-лучами? Нейтронным потоком?»
— Да они мелкие, — отозвался Вепуат. — Прилипли к чьей-нибудь ноге…
Он неожиданно фыркнул.
— А вот стиралка обросла как следует! Я думал, Дасьена просто разорвёт. Когда её открыли, а там всё это шевелится… Не, ну оно её сильно не погрызло. Альгот её кислотой протравил — теперь вроде чисто.
— Мать моя колба… — пробормотал Гедимин. — А внутри ни у кого ничего не выросло?
Вепуат, посерьёзнев, наконец отвёл взгляд от экрана.
— Я всех проверил, Гедимин. Себя тоже. Чисто. А вот сапоги двоим сожрало. Но тут сами виноваты — Дасьен на прожарку всех гонял. Только они не пришли.
— Сожрало? — Гедимин невольно поёжился, посмотрел на «обшивку» под ногами, — из неё вроде бы ничего не торчало.
— Чистили, — Вепуат перехватил его взгляд. — И сааг-туулов, и моего Тикса. Дикие животные вечно таскают на себе кучу всего. Такой передвижной субстрат…
Сармат посмотрел на небо. Гедимин проследил за его взглядом и поёжился. В серо-зеленоватых небесных складках темнели огромные силуэты. Они медленно двигались, поворачиваясь друг к другу то «головой», то длинным боком, и размытые выросты на их «бортах» ритмично колыхались. От хвостовой части одного из них что-то отделилось, полетело вниз, на лету разрастаясь и расплываясь облаком — и, не достигнув земли, распалось на части и рвануло вверх.
— Брачные танцы, — хмыкнул Вепуат; два гиганта в небе шли на сближение. — Сложное дело! Я так думаю, они живородящие. Если бы это метало икру, мы бы её не пропустили.
Загромыхали трещотки — сааг-туул незаметно для сарматов почти добрался до дерева-холма, и теперь его отгоняли, разворачивая к разлому. Гедимин проводил взглядом живые астероиды, растянувшиеся в небе бок о бок, и покачал головой. «Что-то там с гравитацией. Их должно тянуть не только вниз, но и вверх. И, возможно, вбок. Никакими пузырями с газом такое на лету не удержишь.»
…Когда Гедимин спускался в отсек, перед глазами плыли и шевелились цветные пятна. Спокойно посидеть и промигаться ему не дали — не прошло и десяти секунд, как в тот же отсек пролез Вепуат.
— Альгот! — он хлопнул себя по шлему. — Совсем забыл. А ведь обещал! Вот, смотри. Это он просил тебе показать. Прямо как встретимся. Что за спешка — не знаю. Но раз уж обещал…
Он шмякнул перед Гедимином стопку цветных полос. Сармат растерянно мигнул.
— Что это? Гзеш?
Он помял полосы в руке, вспоминая знакомые сорта равнинных эластомеров. Почти не изменилось только плотное малиновое вещество — «ипроновый гзеш», видимо, часть экранированного шлема. Одна из полос была светло-жёлтой с прозеленью, пористой, очень лёгкой; приглядевшись, Гедимин различил микроскопические волокна в толще эластомера.
— Волокнистый гзеш, — пояснил Вепуат, выудив из кармана исписанный листок. — Тут сырьё надо было экономить. Это же на бельё, по два комплекта на каждого.
— Лёгкий, — Гедимин намотал полосу на пальцы и осторожно подёргал. — Тянется… На истирание проверяли?
— Ну, не ипрон, — Вепуат развёл руками. — Но пару лет продержится. А потом — в переплавку. Альгот — он собирается всё старое бельё расплавить. Там много лишнего гзеша ушло. Новый сорт — он сильно экономнее.