— Значит, из-за диких сородичей он бы так не тревожился?
— Я не сказал — дикие, не дикие, — по шипам ящера пробежала трескучая искра. — Я сказал — очень низко летят. Туун-шу так близко к земле не спускаются. Не любят.
Вепуат озадаченно хмыкнул.
— Гедимин! Ты как думаешь…
Из-под обрыва донёсся пронзительный вой сигнальных труб и грохот ломаемых скал. Тут же на крыше прядильного цеха забулькала сирена.
— Sata! — крикнул Айзек, выходя из ангара. — Гедимин, Вепуат, оба сюда! Пока не стрелять!
Из-за притихших холмов под ритмичный свист и бульканье медленно выплывала эскадрилья туун-шу. Тёмные панцири «трилобитов» были разрисованы яркими зигзагами. Из спинных люков высовывались шесты с пучками цветных лент. Над соседним плато эскадрилья замедлила полёт. Два «крейсера» замерли, третий, развернувшись бортом к Сарматскому холму, облетел их по кругу и встал впереди. Шесты поднялись выше. Кто-то невидимый замахал ими, привлекая внимание. Вепуат взглянул на сигма-сканер и ошалело мигнул.
— Кьюссы!
Айзек толкнул Гедимина в бок, заставив его уронить сфалт обратно в наспинные крепления.
— Погоди! Вепуат, оружие?
— На виду ничего нет, — отозвался разведчик. — Но внутри что-то фонит.
Свечение сбоку от сарматов стало ярче и краснее.
— Кьюссы показывают, что пришли с миром, — прошелестел командир Сэта. — Но будь осторожен, вождь Айсек.
— Смотрите за округой, — тихо сказал ему Айзек. — Чтобы сбоку никто не подобрался.
Он шагнул вперёд, приподнимая руку в приветственном жесте. Защитное поле перед ним расступилось, образуя узкую арку.
— Кто вторгается в город Пламени?
Кажется, он применил динамики — Гедимин даже вздрогнул от неожиданной громкости. Под панцирями эскадрильи что-то зашуршало. Щелчки стихли. Из-под «крышки люка» появилась пустая светло-серая ладонь с короткими загнутыми когтями и множеством колец.
— Никакого вторжения, о жрец Пламени, — донеслось из-под брони. — Лишь почтительный разговор. Я, Акхайен из Джеры, прошу принять нас как мирных посланцев.
Вепуат еле слышно фыркнул.
— Оч-чень интересно…
— Что ж, Элидген не нападает первым, — пожал плечами Айзек. — Я, Айзек Норд, тебя слушаю.
Когтистые пальцы вцепились в край «люка». Из-под брони высунулась голова в странной костяной шапке. По краям ажурного обруча торчали направленные кверху зубы, как будто Кьюсс надел вместо шлема чьи-то челюсти. Из-под шапки свисали пёстрые пучки длинной шерсти. Кьюсс огляделся и выбрался целиком. Цацек на его одежде было много — все чёткой геометрической формы, в основном из металла и камня.
— Смотри! — прошептал Вепуат, толкнув Гедимина в бок. — Красная бляха!
Сармат пригляделся и изумлённо мигнул. На груди Кьюсса тускло блестел медальон из тёмно-красного стекла. Это определённо было стекло, а не отшлифованный спил кристалла — и сквозь него слегка просвечивала серебристая вышивка.
«Стекло. Тёмно-красное. Что за пигмент?» — промелькнуло в мозгу Гедимина. Вепуат снова толкнул его в бок и громко шикнул — Кьюсс наконец перестал рассматривать сарматов и что-то за их спиной и заговорил.
— Мы в Джере наслышаны о вашем миролюбии, — он слегка наклонил голову. — Так же и мы избегаем вражды и кровопролитий. Однако мы слышали о несчастных, всё-таки навлёкших на себя вашу ярость. Джагулы! Кочевники всегда глухи к мудрым речам. Та нелепая война… Только Джагулы могли додуматься — напасть на божественное Пламя! Наши посланцы пытались удержать их от святотатства. Они не преуспели, и теперь Джера просит за это прощения. Да умерит священное Пламя свой гнев!
Он сложил руки в странном жесте и наклонил голову ещё ниже. Вепуат сдавленно хрюкнул.
— Нет, ну ты слышал? — прошептал он, мелко дрожа плечами. Гедимин, угрюмо щурясь, покосился на невозмутимого Айзека. «Стало быть, удерживали от святотатства… Интересно, на всей Равнине хоть кто-то этому поверил бы?»
— Вот для чего Джера прислала своих воинов, — ровным голосом проговорил Айзек. — Прощение? Что-то я не вижу привезённых тобой даров. А ведь я когда ещё предупреждал — без подношений Кьюссам дорога в город Пламени заказана!
Гедимин попытался повторить про себя последнюю фразу, но запутался на второй трети. Уши Кьюсса под костяной короной дрогнули, прижимаясь к голове.
— Джера поднесла Пламени крылатого зверя туун-шу, — отозвался он. — Даже двух. И жизнь боевого мага впридачу. Он был не из худших — вполне достойная жертва. Но речь не об этом, о жрец Пламени. Мы не просим пустить нас в твой город. Мы просим только о милосердии — и не для себя.
Гедимин покосился на Вепуата и отодвинулся — тот снова потянулся толкнуть его в бок, но не достал. Айзек еле слышно хмыкнул.
— Говори, — сказал он, прервав затянувшееся молчание.
— Благодарю, — Кьюсс наклонил голову. — Кочевники навлекли на себя гнев священного Пламени. Кто-то из них был сожжён огнём. Тех же, кто выжил, сейчас выжигает чёрный огонь болезни. Мор накрыл племена от края до края. Каждое из них сейчас взывает к богам. Мы, жрецы, видим в этом вашу руку. Вы, несомненно, в своём праве убить каждого Джагула. Они дики и свирепы, нам, мирным народам, трудно с ними. Джера лишь говорит — может быть, божественное Пламя смягчится? Отведёт болезнь хотя бы от племён, не приближавшихся к его городу? Они готовы обходить его стороной, пока Равнина не свернётся, как свиток. Я привёз подношения от их племён — хорошую церу, угодную Пламени, вечный лёд и рална-камень.
Он вытащил из «люка» шест, украшенный лентами. На другом конце длинной кости висели обтянутые кожей трубки. Одна из них была до половины покрыта инеем.
— Положи подношения наземь, — сказал Айзек, быстро оглянувшись на Гедимина и тронув запястье. Сармат покосился на сигма-сканер. «А он не врёт. Там действительно цера, ледяные камни и те странные силикатные бактерии. Ничего другого я не вижу.»
— Значит, Джагулы просят спасти их от мора? — голос Айзека остался ровным. — Нечасто такое бывает. Как же страшна та болезнь, что они забыли о гордости?
Кьюсс сложил руки в странном жесте.
— Её имя — мор горькой воды. Она убивает, измучив. Делает каждое питьё и пищу горькими — а затем выжимает кровь из утробы, пока внутренности не вытекут вместе с ней. Нас призвали говорить с богами в Урдзутту. Мы видели множество больных и мёртвых. Стражи ворот Ук-кута не успевают раздирать их тела. Боги молчат, и знаки указывают на вас. Джера просит о снисхождении. Даже свирепые дикари не заслужили таких мучений.
Он прикрыл морду растопыренными пальцами. Вепуат еле слышно выругался.
— Гемор…
— Цыц, — донеслось из-под шлема Айзека. — Скажи, Акхайен из Джеры, много ли больных в вашем городе?
Пальцы посланника едва заметно дрогнули.
— Гнев Пламени не коснулся Джеры, — отозвался он, не отнимая рук от лица. — Ведь для этого не было причин. Но Джера не могла остаться глухой к мольбам кочевников. Всё-таки много лет мы пытались умиротворить их…
— Как благородно с вашей стороны, — сказал Айзек, и Гедимин прикусил язык, чтобы не рассмеяться. — В Элидгене тоже нет больных. И среди наших Джагулов их нет. С чего вы связали мор горькой воды с нами?
— Таковы знаки, — отозвался Джагул, наконец убрав от лица руки. — Перья, камни и сны говорят об одном. Что в Джере, что в Урдзутту. От огня, заключённого в чёрный тростник, зеленеет и стынет вода. Джера ничего для себя не просит. Но если бы божественное Пламя снизошло к Джагулам…
Он низко наклонился, почти свернувшись в клубок. Гедимин и Вепуат переглянулись.
— Пламя не касалось вашей воды, — холодно сказал Айзек. — Но мор, затронувший все племена… Скажи, они все перед этим кочевали вместе? Пили из одной реки?
— В дни Воздуха Джагулы не кочуют вместе, — угрюмо ответил Кьюсс; Гедимину показалось, что в его глазах мелькнуло удивление. — Если сбиться толпой, охота не будет удачной. Мор накрыл их там, где они были. Сразу, как подул новый ветер. Я — только посланник доброй воли. Вожди и сновидцы Джагулов рассказали бы тебе больше. Я не смею указывать, моя просьба — только о милосердии.
Он снова склонился перед Айзеком. Сарматы переглянулись. Гедимин покосился на «запад», — реакторного купола было не видно за огненным постом и зданием ткацкого цеха. «Разбросанные по всей Равнине кочевники заразились одновременно… Реактор герметичен. Даже водоносные полости под плато ещё не „светятся“. Тем более — реки. Даже если что-то может протечь сквозь скалу за сотни километров… Да тут даже фон не сильно повысился бы! Это Равнина, она вся светится…»
— Пламя обдумает твои слова, — сказал Айзек, прервав затянувшееся молчание. — Не в наших обычаях убивать невиновных. Возвращайся в Урдзутту.
Кьюсс выпрямился.
— Пламя и его жрецы милосердны, — ровным голосом сказал он. — Летучие звери Джеры будут ждать. Без них трудно будет вам найти короткий путь в Урдзутту.
Сарматы переглянулись. «Даже так? Их там всерьёз прижало…» — Гедимин покосился на сигма-сканер, выискивая подозрительные детали. Прибор ничего странного не показывал.
— Жди на дальних холмах, — отозвался Айзек. — Чтобы твоим зверям не пострадать, когда идёт охота.
— Звери лягут на холм со стеной из деревьев, — Кьюсс указал шестом куда-то вдаль. — И отзовутся, едва запоёт раковина со множеством ртов. Могущество Пламени да преумножится!
Он нырнул в «люк». Эскадрилья туун-шу, медленно развернувшись, поплыла к дальнему холму. Айзек закрыл проём в защитном поле и оглянулся на сарматов.
— А за камешками надо бы сходить, — пробормотал Вепуат, глядя в землю. Его глаза потемнели. Айзек качнул головой.
— Охотники подберут. Вепуат, ты биолог. Джагулы могли чем-то заразиться от нас?
Вепуат фыркнул.
— Тогда сначала накрыло бы Хеллугов. А потом — Джелегов с Улгехами. У них была куча раненых, иммунитет ни к чёрту, — и ни одного больного. Думаешь, я ещё вчера не проверил? Ни у кого внутренности не растворяются.
— Атомщик, — Айзек повернулся к Гедимину. — Твои реакторы теряли герметичность? Могла быть утечка… всё равно, чего?