Люк открылся, и Гедимин поморщился от неожиданно громких звуков — Вепуат, возвращаясь, уже не заботился о скрытности.
— Чего сидишь⁈ Бегом туда, а то всё пропустишь! — разведчик с неожиданной прытью подлетел к столу и вцепился в локоть Гедимина. — Иди, только полем прикройся!
Выбравшись наружу, сармат увидел полевую кухню, прислонённую к гусенице бронехода, и расставленные вокруг корзины с какой-то дохлой и ещё шевелящейся живностью. Вокруг, кто на подстилке, кто на голом гравии, расселись Бронны с ножами и быстро, на весу, ни на секунду не прерывая процесса, чистили и разделывали добычу. По другую сторону бронехода устроились Скогны, со своей волокушей и своими корзинами. Там тоже шла разделка — только брызги ксеноорганики летели во все стороны.
— Опять машину мыть, — пробормотал Вепуат, неприязненно щурясь на аборигенов, но, тут же забыв о них, дёрнул Гедимина за руку. — Давай наружу! Только пригнись…
Едва защитный купол остался позади, на запястье Гедимина ярко вспыхнул экран дозиметра. Сармат взглянул на прибор, — что-то сверху, практически над головой, излучало мощный поток омикрон-квантов, и этот поток постепенно усиливался.
— Sata! — крикнул Вепуат, толкая сармата в спину. Гедимин рассеянно отмахнулся, и какое-то животное с хлюпаньем отлетело в сторону. Наруч от удара загудел — видимо, летун был не из мелких.
— Омикрон, — отрывисто сказал он, сворачивая за очередной защитный купол. — Откуда-то свер…
Вепуат молча ткнул пальцем в небо. Гедимин, оборвав фразу на полуслове, уставился на изжелта-зелёные складки, изрезанные бледно-розовыми бороздами. Розовое и зелёное вспыхивали изнутри, но свет не достигал земли. Везде, от считанных метров от поверхности до предположительной стратосферы, протянулись в разные стороны полосы плотной дымки. Приглядевшись к той, что висела над головой, Гедимин увидел тысячи мелких организмов. Споровые мешки с перепонками, реактивными пузырями, нитчатыми отростками, воздушными камерами реяли в небе. Между слоями воздушного «планктона» ещё крутились мелкие и крупные хищники, лениво помахивая хвостами, щупальцами и плавниками, но видно было, что они уже отяжелели от сожранного и не столько охотятся, сколько чего-то ждут. У левой ступни Гедимина что-то тихонько заскрипело, сармат опустил взгляд и увидел торчащие из гравия «пусковые установки для спор». Все они отчётливо поскрипывали и медленно утолщались.
«Не взорвались бы,» — Гедимин уплотнил защитное поле вокруг себя и осторожно вытянул руку с анализатором. Внутри скрипящих «установок» и впрямь медленно срабатывал «механизм» — тяжи, похожие на полимерные плёнки, постепенно сжимались, заставляя всю конструкцию складываться. Мешки со спорами уже ссыпались на мембрану — как и раньше, присосками кверху. «Скоро старт,» — мелькнуло в мозгу сармата, и он невольно ухмыльнулся. Взгляд упал на дозиметр — экран ярко горел, стрелка указывала на небо.
Она качнулась к горизонту, и полосы «планктона» заколыхались, как от сильного ветра. Гедимин увидел, как из набухших небесных складок медленно выплывают гигантские слизни. Это были именно они — сармат хорошо различал слоистую бахрому их мантий, торчащую из длинных бугорчатых раковин. Он не мог даже прикинуть размеры, но счёт, похоже, шёл на километры, если не десятки. Каждый слизень был окутан слабым зеленоватым свечением. Гедимин покосился на дозиметр и с присвистом выдохнул — ползущие по небу твари излучали десятки кьюгенов в секунду, как будто под их раковинами работали ирренциевые РИТЭГи.
Дымка в небе всколыхнулась. Мощные потоки гнали её кверху, и вскоре за каждым слизнем протянулся ветвящийся хвост. Их раковины уже были покрыты какой-то органикой — там постоянно что-то копошилось, высовывались щупальца и ловчие нити, отделялись летающие тени… «Хвосты» планктонных облаков наматывались на гигантских животных и исчезали — то ли пожираемые колониями на раковинах, то ли присоединяемые к ним.
Раздался громкий треск, будто разом лопнуло полсотни тонких фриловых планок. Гедимин успел увидеть, как взрывается изнутри последняя из «пусковых установок» — а потом в небо взвилась туча спор. Сработавшие «механизмы» швырнули их кверху с немалой силой — они летели вертикально вверх, пока их не подхватил воздушный поток за хвостом одного из слизней. Гедимин смотрел, не мигая, как гигантские твари пересекают небо и уходят в очередную его складку, и как розоватый свет в разломах медленно меркнет, сменяясь белым. На горизонте уже разгорался световой гейзер местного «солнца».
— М-мать моя колба… — прошептал Вепуат, оборачиваясь к Гедимину. — Ты видел⁈ Как такая масса может летать⁈
— Лучевое крыло, — рассеянно отозвался Гедимин, подбирая с земли обломки «пусковой установки». — При такой силе излучения что угодно полетит…
«Установка» раскололась вдоль. Внутренние тяжи, только что натянутые до разрыва, обмякли и свисали тонкими ошмётками. Гедимин подёргал за один из них — непохоже было, чтобы эта плёнка только что сократилась с такой силой и придала пусть и лёгким спорам такое ускорение.
— И весь холм в ксеноорганике, — Вепуат с тяжёлым вздохом пнул обломки соседней «установки». — Или на это налетят падальщики, или мы будем ходить по щиколотку в гнилье.
— Завтра всё сгорит, — отозвался Гедимин, подбирая ещё две «установки». Что-то странное было в этих несложных биологических механизмах. «Эти внутренние „мышцы“… Тут нет ничего, что могло бы их натягивать. Они сами сжимались. Изнутри. Под каким-то своим процессом…»
Он покосился на пожелтевшее небо. Световой гейзер уже поднялся на полную высоту, на земле проступили тени — длинные, чёткие, направленные от гейзера к дальнему склону. «Просто ориентироваться,» — подумал Гедимин. «Тень всегда лежит от Сердца к Краю. И чем ближе к Сердцу, тем она короче.»
Растянуть лопнувшие плёнки не удалось — это, видимо, была их максимальная длина, зато они могли хорошо сжиматься. Гедимин помял их в кулаке, надеясь запустить процесс сжатия. «Что вообще заставило их натягиваться? Они выбросили споры, когда слизняки висели над холмом, не раньше и не позже — и все одновременно. Как по команде. Откуда такая точность? Если только этот механизм был запущен чем-то в самих слизняках… каким-то их свойством…»
Вепуат ещё говорил что-то, потом, отчаявшись вызвать реакцию, постучал по броне Гедимина. Сармат, вяло отмахнувшись, поднял руку с дозиметром. «Интенсивность омикрон-излучения. Она росла каждую секунду, пока эти твари над нами плыли. И достигла пика тогда же, когда сработали „пусковые установки“…»
Он медленно наклонился, сгребая в кучу все остатки «споровых катапульт», до которых смог дотянуться. «Интересное явление. Надо проверить…»
…Звери Броннов не хотели подходить к сарматской лаборатории — шумно хрипели, прижимались к земле, не обращая внимания на увещевания погонщиков. Айзек стоял в стороне, обсуждая что-то с Гварзой. Гедимин разглядывал «пусковую установку», прикидывая, как лучше отделить от неё плёнку-тяж. Вепуат вынес из лаборатории ящик, снял с него непрозрачный кожух и теперь рассматривал с разных сторон, как существо внутри водит по стенам длинным хоботком.
— Я придумал, как его напоить, — похвастался разведчик, просовывая в небольшое отверстие в ящике распылитель. Едва водяные брызги коснулись хоботка, существо встряхнулось, приподнимая жёсткие пластины экзоскелета, и вытянуло из-под них пористые мешки — что-то вроде лёгких или жабр.
— Угу, — отозвался Гедимин, глядя, как Вепуат опрыскивает животное с разных сторон. Сейчас ему было не до чужих опытов. «Если эти плёнки действительно сжимаются под омикрон-потоком… Так, не торопись. Это надо проверить. Собрать побольше этих штук…»
На пятачке между лабораторией и шатрами «пусковых установок» уже не осталось. Гедимин двинулся было к другому краю плато, но оклик Айзека заставил его обернуться.
— Атомщик! Ты собирался делать металлосборники? Возьми Вепуата в помощь и займись, пока тут тихо. Я сегодня выеду пораньше, — там, в отсеке, не осталось ничего незакреплённого?
…Шестнадцать каменных шаров сарматы перенесли из долины на плато. Вепуат носил по одному, Гедимин — по два; никто не торопился — подъём и так был нелёгким. Под ногами чавкало, булькало и трепыхалось — не все споры улетели с небесными моллюсками, и не всех мелких и крупных животных доели нхельви.
— Говоришь, завтра всё сгорит? — со слабой надеждой переспросил Вепуат, едва не поскользнувшись на дохлом «кальмаре» и остановившись на соседнем уступе для передышки. Гедимин пожал плечами.
— Это всё — не из местной фауны? Значит, с прошлых ливней не прижилось. И в этот раз не приживётся.
Вепуат невесело ухмыльнулся.
— Становишься биологом, ремонтник. Ренгеру бы понравилось.
На обрыве чем-то хрустели плоские звери Броннов, аборигены ставили навесы над коптильнями, повсюду стояли корзины с разделанной дичью. Гедимин скользнул по содержимому взглядом в поисках полезных червей, но ничего знакомого ему не попалось. В тени волокуши лежал на боку, вытянув лапы, спящий нхельви. Других зверьков не было видно — похоже, из-за этого после рассвета на холме было так тихо.
— Всё, принесли, — выдохнул Вепуат, положив на землю шестнадцатый камень. — Тебе помощь очень нужна? Камнерез из меня так себе.
Гедимин качнул головой. За вырезанием чаш — несложным занятием, не сильно занимающим мозги — он хотел обдумать будущие опыты с омикрон-чувствительными плёнками. «Вепуат тут, пожалуй, будет лишним…»
Вепуат довольно хмыкнул.
— Тогда пойду к животному. У него интересные насечки на панцире. Похоже на клеймо хозяина…
…Очередной каменный шар развалился надвое под тонкой струёй плазмы. Гедимин, чтобы не терять времени, ставил их в ряд по три, прежде чем начать резку; получалось довольно ровно. Сармат прошёл вдоль разрубленных сфер, оглядел дымящиеся срезы и довольно хмыкнул. За время резки минерал прогрелся неглубоко — тройка шаров, разрубленных перед этим, дымиться уже перестала, хотя камень ещё хранил тепло.