— Для начала… — Вепуат мельком оглянулся на Гедимина; его глаза сузились и потемнели. — Поклянитесь не нападать на Элидген и не подсылать кочевников. И не причинять вреда ни нам, ни другим из народа Пламени. Пусть эта клятва действует, пока не остынет Пламя Равнины. Пусть поклянутся все вожаки Джеры. Если нет — мы улетаем.
— У Джеры нет вожаков, — отозвался явно недовольный Кьюсс. — Унксу-Эаннайя, опора ледяных вершин, говорит от имени кланов Джеры. Город Пламени и его народ не будет потревожен. Никто не помыслит о том, чтобы навредить вам. Так говорю я, Унксу-Эаннайя, опора ледяных вершин.
Сарматы переглянулись. «Череп гудит,» — жестами показал Гедимин. Вепуат поморщился. «Не люблю я геноциды…» — так же, не издав ни звука, ответил он.
— И пригоршня церы от каждого клана, — буркнул Вепуат, расправляя крылья. — Хорошей церы. Где твой кабинет, правитель Джеры? Надо поговорить.
…Парадные помещения были спроектированы с запасом по высоте — только поэтому Гедимину не пришлось ползти по ним внаклонку. Он, проходя по раскрашенным коридорам, косился на боковые отнорки, дверные проёмы, — все они были на полметра, а то и метр ниже. Вепуат, подобрав крылья, перестал цепляться за всё подряд и пошёл быстрее, не давая Гедимину времени осмотреться. Тот только успевал подмечать разные детали — двери, собранные из деревянных и костяных плашек, светящийся орнамент на цветном камне, слои ковров под ногами, тени за каждым поворотом… Идти далеко не пришлось — через десять минут сарматы уже сидели на грудах подушек, накрытых шкурами, в «кабинете» правителя Джеры.
Потолок-купол был вылеплен из цельной скалы; её цвет Гедимин разобрать не мог — всю поверхность покрывал пёстрый светящийся орнамент. «А ведь это существа,» — понял сармат, приглядевшись. «И я их вообще-то видел. Это Элоси… Элогвены… в общем, одно превращается в другое. Процесс трансформации…»
Часть орнамента светилась подозрительно знакомо. Гедимин покосился на дозиметр. «Так и есть. Ирренций. Смешали с церой, чтобы ярче светилась.» Он перевёл взгляд на существ, устроившихся на трёхуровневой галерее. Её как раз и построили, чтобы расставлять по ней костяные кресла и раскладывать подушки, — все три уровня были заняты. Над ними зеленью горел радиоактивный орнамент. «Помещение для церемоний. Кьюссы тут не живут, но бывают часто. И хоть бы у кого шерсть облезла…»
Верхний уровень заняли трое. Тот, что по центру, погребённый под слоями бус и яркой бахромы, сидел, подвернув ноги, в низеньком костяном кресле. Это скорее была высокая подушка, засунутая в резной каркас с подлокотниками. Лицо существа было скрыто под костяной маской, но Гедимин видел руки, — когтистые пальцы в перстнях беспокойно шевелились. Слева и справа от Кьюсса, в креслах попроще, устроились ещё двое. Масок им не досталось — лишь короны из чьих-то очень длинных зубов. На грудь спадали массивные связки бус.
Ярусом ниже кресел уже не было — там сидели на подушках, да и цацек этим Кьюссам досталось меньше. Одно из мест занял, проводив и усадив сарматов, Акхайен — и Гедимин видел, как с верхнего яруса ему передали нитку бус, и он добавил её к своей связке. На нижнем ярусе стояли двое в рэссеновых панцирях. На металлическую чешую кто-то не поскупился — бронированные накидки свисали до пят. Оружия Гедимин не увидел — только странные костяные наручи со множеством каменных и металлических вставок — но что-то в этих бронированных Кьюссах было беспокоящее. Между ними, на самой низенькой подушке, устроился писец с ворохом листьев. Тут были и ещё Кьюссы — сбоку от сарматов кто-то постукивал по деревянным плашкам «ксилофона» — но рассмотреть их помешал Вепуат, сердито ткнувший Гедимина в бок.
— Ты лучше говори, как есть, — сказал он, повернувшись к правителю. — Иначе снадобья кому-то не хватит.
— Унксу-Эаннайя говорит с тобой, как с самими богами, — пальцы Кьюсса нервно согнулись. — Под моей рукой двадцать кланов Джеры. Ни один из них не выставит больше ста воинов. Но если тебе нужно пересчитать их всех…
Он повернул голову к одному из соседей. Тот развернулся к нему всем телом, навострив уши. Вепуат резко качнул головой.
— Значит, не больше двух тысяч. Что ж, это проще. Найди вот такую ёмкость, и мы перельём в неё снадобье. А вы уже тут его разделите. Только не медлите. А то уползёт.
Кьюссы переглянулись.
— Говоришь ли ты, что оно уже готово? И что его достаточно? — осторожно спросил правитель. — Или нужно ещё время…
Вепуат отмахнулся. Он уже достал флягу и жестом попросил Гедимина поделиться. «Два килограмма? Всего-то?» — наконец сообразил сармат. «Ну да, я забыл, — города-то у них мелкие. Сколько тут всего народу? Тысяч пять, десять?»
Вепуат открыл флягу. Правитель поднялся, заглянул в неё, покосился на Кьюссов, зажимающих носы и отползающих по террасам, — и, сложив руки, резко провёл костяшками по костяшкам. Сдавленное шипение оборвалось. Все замерли.
— Унксу-Эаннайя видит, что это очень сильное снадобье, — бесстрастно сказал Кьюсс. — Пусть же оно будет роздано в сильный день. Завтра зажгутся огни для той, кто движет ветра. Завтра здесь будут вожди всех кланов. Унксу-Эаннайя созывает их всех!
Он чуть повысил голос. Писец, хотя к нему никто не обращался, вздрогнул и схватился за чистый белый лист. Это был лист дерева с размочаленными крупными прожилками и срезанной бахромой — на этом «производство бумаги» и закончилось.
— Ваше дело, — Вепуат пожал плечами. — Ну что, принесут нам чашку? Могу налить с запасом. Мало ли, кто ещё заболеет. Другие города, например.
— Ты щедр, — отозвался правитель; кажется, на этом моменте его передёрнуло. — Джера не смеет обмануть твоё доверие. Никто не скажет, что Унксу-Эаннайя присвоил чужое. Пусть завтра снадобье будет роздано из ваших чаш. Завтра, когда загорится Пламя Равнины, вожди кланов Джеры соберутся тут. Покажи им, что боги больше на них не гневаются.
Он сложил руки на массивную «косу» из бус и чуть наклонил голову. Вепуат пожал плечами.
— Как хочешь. Если им так будет спокойнее… Скажи им, чтоб пришли с чашками. Снадобье сильное, каждому хватит одной капли. А с утра пусть выпьют ледяную воду.
— Твои слова записаны рядом с моими, — отозвался правитель. Писец уже выпрямился и протянул верхнему ярусу самый светлый лист, покрытый мелкими значками. Правитель прижал к его краю сжатый кулак, оставив оттиск четырёх перстней.
— Вот и хорошо, — сказал Вепуат, глядя на листок. — Это успеют всем разослать? Город, небось, уже спит.
— Под шелест ворот Ук-кута мало кто может заснуть, — сказал один из соседей правителя. Он уже забрал лист и теперь чего-то ждал, глядя на главного Кьюсса. Тот резко приподнял согнутые пальцы.
— Пусть глаза Джеры откроются!
Видимо, кто-то нажал на рычаг, — часть стены вспыхнула по линиям орнамента и просела внутрь. За ней была небольшая ниша. Её стенки, вымазанные белой церой, были сплошь вымощены тёмной галькой. На каждом камешке застыл неподвижный блик.
Кьюсс, держа лист в вытянутой руке, приложил ладонь к краю ниши. Белая цера вспыхнула так ярко, что Гедимин смигнул. Где-то загудели «сирены»-ракушки. Под их вой Кьюсс повесил листок на крючки перед нишей и, закрепив его края, шагнул в сторону.
— Видеосвязь, — прошептал Вепуат, толкая Гедимина в бок. Сармат недовольно сощурился. Он искал, куда делся кусок стены. Сейчас, когда ниша была открыта, казалось, что никакой крышки над ней и не было. «А ведь это камень. Не всякие там Куэннские штучки. Похоже, стены-то не было. Голограмма…»
Он огляделся по сторонам. «Где, в таком случае, проектор? У правителя? Или у него только кнопка „пуск“? Тогда передача сигнала…»
— Глаза Джеры прочтут каждый знак из записанного, — снова заговорил правитель. — Вы же, гости Унксу-Эаннайи, отправляйтесь в ночные покои. Всё, что вам нужно, будет туда принесено.
— Сначала я проверю, что с нашим зверем, — Вепуат поднялся на ноги. — А ещё лучше — мы там и переночуем. Ты пока скажи, чтобы собирали церу. Больше ничего от Джеры нам не нужно.
Кьюссы переглянулись. Кто-то прижал уши. Правитель поднял когтистые ладони и чуть наклонил голову.
— Пусть будет так. Ваш зверь получит вдоволь воды и пищи.
— Он сыт, — буркнул Вепуат. — Ничего не нужно. Не бойся, за ночь мы не улетим. И снадобье тоже.
…Туун-шу повис в десяти метрах над землёй и нехотя втянул плавники. Гедимин видел, как он выглядывает из-под брони, высовывая наружу то один, то другой глаз. Внизу так и не стемнело — светящийся орнамент на стенах не выключался на ночь. Если прислушаться, можно было различить шаги — кто-то на мягких лапах обходил город, иногда постукивая костью по камню. Гедимин посмотрел на сканер и увидел белесый экран и множество пятен ряби. Она не закрывала обзор полностью, но объекты сквозь неё просматривались, как в тумане.
— Тут пять кварталов, похоже, — вполголоса заметил Вепуат — он тоже сканировал город. — И по трое патрульных на каждый. И ещё караулы на башнях. Эти смотрят наружу. Странное тут всё-таки оружие. Мелкое какое-то.
— И фонящее, — пробормотал Гедимин, пытаясь найти систему в расположении пятен ряби. «Фонил» весь город, горы за ним — тоже, но некоторые объекты — особенно сильно… и многие из них были рядом с жителями или вовсе на их телах. Некоторые жители «фонили» сами — и так, будто их вымазали толчёным сингитом.
Вепуат заворочался, устраиваясь на броне туун-шу, и вдруг хрюкнул в респиратор.
— Ты часы заметил?
Гедимин мигнул.
— Какие ещё часы?
— Водяные. Прямо у трона этого… мэра или кто он там у них. Жёлоб, прорезанный в кости, и водоотток. Прямо в подлокотнике. Не заметил?
Гедимин пожал плечами.
— Ну, на руку-то водяные часы не наденешь.
Вепуат снова хрюкнул.
— Интересно, когда их запускают? Я смотрел — там отток был закрыт.
Гедимин перевернулся на другой бок. Спать в ближайшие четыре часа он не собирался. Ему было не по себе — даже сейчас, когда он опустил височные пластины, и городское излучение не жгло мозг. «Надеюсь, хоть завтра мы доберёмся до Элидгена. Всё-таки я инженер, а не дипломат. От этой болтовни только череп гудит. Маккензи бы сюда, он бы им показал дипломатию…»