Вепуат криво ухмыльнулся. Гедимин тяжело качнул головой. То, что перекатывалось под рёбрами, больно давило на диафрагму — и дышать, и говорить было трудно.
— Если всё так легко… Почему тогда тут все не оживают? Скогны, Джагулы…
— Ничего не легко, — Вепуат мотнул головой. — Там сгинуть — как нечего делать. Но мы туда спускались — и дорогу знаем. Я… думаю, я выдержу. Возьму кровяной камень… Тут главное — не потерять сознание раньше времени. Фьялару нечего делать в местном могильнике. Я его вытащу.
— Псих, — обречённо вздохнул Гедимин, поднимаясь на ноги. — На чём едем? Снова на сааг-тууле? Джагулам скажем, куда и зачем?
Вепуат ошалело мигнул.
— Едем? Так ты… ты тоже?
…Над поддоном воды, втащенным на крышу, поднимался густой пар. С брюшного панциря туун-шу уже капал конденсат, но существо не подавало признаков жизни.
— Ты его не сваришь? — Гедимин поднёс «щупы» анализатора к щиткам, проверяя температуру. Вепуат мотнул головой.
— Он высоко висит. Мн-да… Что-то не помогает.
Он опустил термобластер — вода в поддоне кипела уже и без подогрева — и ухватился за швартовы.
— Держи с той стороны! Надо его раскачать!
Гедимин повис на канатах. Живой дирижабль закачался в облаке пара. Секунду спустя его хвост рассёк воздух. Сармат, еле успевший выпустить тросы, скатился на землю. Вепуат с радостным воплем полетел следом. Туун-шу со свистом втянул воздух и рванулся вертикально вверх. Из боковых «люков» проросли крылья. Глаза, открывшиеся вдоль боков, озадаченно смотрели по сторонам. Вепуат, столкнув горячий поддон с крыши, защёлкал когтями по броне, натягивая тросы. Туун-шу нехотя, по дециметру, спускался к «причалу». Вепуат с ухмылкой показал Гедимину жест превосходства. Тот угрюмо сощурился — из лаборатории на лязг и вопли уже выбирался Айзек, а из барака выглянул Кенен Гварза. Незаметный отлёт явно не задался.
… — Два полоумка, — «припечатал» Гварза. Айзек болезненно поморщился.
— Вепуат… Ты уверен, что это… имеет смысл?
Разведчик пожал плечами.
— Должен же кто-то попробовать. А мы там уже были. Дорогу знаем.
— Не нравится мне эта затея…- протянул Айзек, глядя мимо сарматов. Гварза фыркнул.
— Кто здесь командир — ты или Кет?
Взгляды сошлись на Гедимине. Тот нехотя поднял голову. «Сам знаю, что затея — полный бред. Но Вепуат же не отступит. А я хоть присмотрю, чтоб не убился.»
— Зрячие камни, — пробормотал он, силой заставив себя смотреть Айзеку в глаза. Тот мигнул.
— Что?
— Зрячие камни, — повторил Гедимин уже с большей уверенностью. — Передатчики… но в основном — приёмники. Для станции. Тут, на холме, система настроена. Нужна такая же внизу. А камней не хватает.
Гварза беспокойно шевельнулся.
— Не хватает камней? Разве не предполагалось перенести их на станцию с поверхности? — он повернулся к Айзеку. Тот дёрнул плечом.
— Пока стройка идёт, за поверхностью надо следить, — пробормотал он. — А внизу… это уже необходимо?
Гедимин кивнул.
— Много рабочих площадок. Опасное производство. Фьялар… — он болезненно поморщился. — В общем, нужен присмотр. Дежурный отсек с медиком и ликвидаторами. Передатчики у меня ещё есть, но вот приёмники…
— Понятно, — отозвался Айзек. — А их единственный источник… Ну хорошо. Отправляйтесь. Оформим как добычу редкого ресурса. Сколько дней на это уйдёт? Пять-шесть?
— Постараемся быстрее, — проворчал Вепуат, глядя в палубу. — Но тут дождь, обзор никакой…
— Гедимин, — Айзек как будто его не слышал. — Ты, правда, можешь оставить стройку на шесть дней?
Сармат поспешно кивнул.
— Пока цистерны и трубы не готовы, вентили ставить некуда. А пока не готовы трубопроводы — не до люков. Вернусь — разберёмся.
Айзек посмотрел на него с сомнением и протянул руку с передатчиком.
— Скинь мне блок чертежей — всё, что про «Элидген». Не вернёшься на седьмой день — займусь твоими вентилями.
…Урджен глядел на сарматов исподлобья и молча перекладывал на белой шкуре камешки, семена и кости.
— Летучие звери — быстрые, — проворчал он, поднимая на ладони крупный просверленный позвонок; он то ли обгорел, то ли пропитался чёрным пигментом, — Гедимин никак не мог понять, что же его окрасило. — До Сфена доберёшься. А вот дальше…
Джагул со вздохом отвязал от пояса мешочек и показал сарматам связки позвонков, камешков и чёрных когтей.
— Зверя оставишь поодаль. К ущелью не тащи — сбросит. Вот это всё — завяжешь, как тогда завязывал. Ты ведь не за камнями идёшь…
Гедимин мигнул. Это был не вопрос — Урджен знал правильный ответ, и он ему очень не нравился.
— Куда бы я ни шёл… — Вепуат оборвал фразу на полуслове и заглянул сновидцу в глаза. — Скажи, у нас получится? Что говорят твои перья?
Джагул угрюмо ощерился.
— Перья о таком не спрашивают. Если хочешь — иди.
…Защитное поле растянулось над крыльями туун-шу. Оно защищало от дождя, падающего сверху, отчасти — от водяных капель, разносимых ветром, — но влага висела в воздухе, и зверь летел медленно и всё время забирал кверху. «Хочет подняться над тучами,» — Гедимин покосился на небо, затянутое рваной дымкой. «Но там мы быстро потеряем дорогу.»
Он оглянулся на холмы. Лагерь уже давно утонул в дымке — его видел только сигма-сканер. Гедимин опустил прибор и едва заметно сощурился. Ему было не по себе. «Лететь в мир мёртвых…» — он снова оглянулся на лагерь и тяжело вздохнул. «Лететь в мир мёртвых, чтобы оживить мертвеца. Кто бы мне такое сказал ещё год назад…»
20 день Мысли, месяц Воды. Равнина, Сфен Земли — Сфен Воды — Сфен Молнии
Туун-шу заворочался ещё час назад. Гедимин привстал на его панцире, посмотрел на кромешный мрак и придержал Вепуата за плечо.
— Сиди. Успеется.
Ещё час туун-шу раскачивался, разминая хвост и крылья, и то нагнетал, то стравливал воздух. Наконец из полумрака проступили деревья в дальних ущельях. Из них торчали длинные наклонные конусы; присмотревшись, Гедимин понял, что это листья — только их перистые отростки плотно прижались к черешку и образовали жёлоб. По многочисленным желобкам внутрь дерева утекала вода.
— На кой им столько жидкости? — вслух подумал Гедимин. Туун-шу уже набрал высоту, расправил крылья, мощно бил хвостом, — полузатопленные долины только мелькали под брюхом. Листья-желобки отрастили все — и «валуны», и «колонны», и округлые «холмы», и приплюснутые «спирали». На их коре пестрели яркие лепёшки «лишайника».
Вода блестела под гравием, сбегала с каждого плато. Там, где поверхность, каменная или глинистая, оголялась, Гедимин видел бесчисленные ручьи. Сухие русла затопило; там, где их ещё не было, вода текла прямо по «лишайнику» — и растения-лепёшки всплывали на пучках нитевидных корней и растягивались вдоль течения. Некоторые срывало и выбрасывало на отмель — Гедимин видел, как они валяются плоской горкой, врастая друг в друга.
— Слева от расколотого дерева… — пробормотал Вепуат, в очередной раз заставив туун-шу снизиться и замедлить полёт. — Ага, вот оно.
Внизу проплыл живой холм, разрезанный глубокой расщелиной. С её краёв внутрь окаменелого дерева стекали ручейки. Будь оно в низине, его уже затопило бы — но сейчас поверхность воды блестела далеко внизу. Гедимин, засмотревшись, не успел прикрыть глаза — пейзаж сменился так резко, что голова закружилась.
Под крыльями туун-шу темнел широкий поток. Его берега терялись вдали. Где-то вода закручивалась воронкой — и тут же вздувалась многометровым пузырём и оседала. По течению волокло полосы пёстрой мути, плавучие «колонии» — то лепёшки, то пузыри с бахромой корней и парусами-гребнями… Что-то сновало в воде, покусывая их снизу — Гедимин видел, как её поверхность приподнимается, покрывается пузырьками, но в мутном потоке ничего было не рассмотреть.
— Ядро Сатурна… — выдохнул Вепуат, глядя на запястье. — Гедимин! Реки фонят!
Экран сигма-сканера затопило белой рябью — точно по очертаниям разлившегося потока. «Полкьюгена стабильно, мать моя колба,» — Гедимин изумлённо мигнул. «Что эта штука размыла? Пласт ирренция?»
— Снизиться можешь? — спросил он, доставая пробирки. — Надо посмотреть состав.
— Сейчас попро… — Вепуат не успел договорить. Едва туун-шу пошёл на снижение, над водой взвилась полупрозрачная дуга. Втяжные челюсти щёлкнули, чуть не коснувшись крыла — и дуга обрушилась в реку, разбившись на тысячи капель. Внизу всё бурлило. Поверхность воды снова вздулась — и туун-шу, не дожидаясь команды, рванулся в небо. Гедимин видел, как внизу, уже на безопасном расстоянии, взлетают над рекой гигантские полихеты. Свет проходил сквозь них, дробясь на многоцветные лучи — и сами существа дробились, едва оторвавшись от реки, и падали обратно брызгами и струями.
— Селасси, — прошептал Вепуат, завороженно глядя вниз. — Их месяц…
«А ничего себе челюсти у комков мицелия…» — Гедимин угрюмо щурился, глядя на дуги над водой. Селасси держали пасти закрытыми — прыгали по реке они явно не для охоты.
— Воды мы наберём из ручейка поменьше, — пробормотал Вепуат, щёлкая по панцирю «трилобита». — Вот тут как раз поворот…
Внизу растянулась глинистая равнина. Всю её поверхность изрезали старые и новые русла. Только под ними глина и была видна — там, где течение смыло цветные лепёшки, конусы и гребешки. Вепуат заставил туун-шу сбросить скорость над деревом-холмом и теперь уговаривал его снизиться. «Трилобит» летал кругами и сердито гудел. Гедимин смотрел на дозиметр. «Ручьи тоже фонят. Но меньше — всё-таки река собирает дрянь со всей округи. Сейчас попробуем набрать… Sa hasu!»
Выпуклость над краем экрана смахнуть не удалось. Это был не ошмёток органики — панцирь Гедимина снова оброс короткими шипами. Сармат с сердитым шипением дёрнул лопатками и услышал сухой треск. Вепуат заглянул ему за спину и ухмыльнулся.
— Интересно, эти штуки для защиты или для… Ну вот зачем⁈
Гедимин, отломив от лопатки шип, разглядывал его и угрюмо щурился. Отросток вобрал в себя весь щиток, на котором пророс, — от пластины обшивки осталась пара сантиметров, всё остальное торчало кверху, плавно изгибаясь. Гедимин потрогал остриё и брезгливо поморщился.