– Простите, госпожа, нагреть воду никак не успевали. Я решила, вам поскорей надо…
Я вопросительно приподняла бровь и Эделина поняла, что ляпнула, смутилась, замямлила.
Я сжалилась:
– Правильно решила. Сама справлюсь.
Я направилась к ванне, старательно повиливая попой. Отличной попой, что уж. Если бы тогда я могла похвастать не только ею, но и чем-то более весомым, цены бы мне не было.
Бедная девочка в очередной раз запунцовела и отвела глаза. Ради благодарного зрителя я размяла шею и провела пальцами по обнажённой ноге.
– Не смущайся. Это всего лишь женское тело. У тебя такое же.
– Ну-у-у-у… «Такое же»! Скажете тоже! – завистливо протянула Эда. – Вы вон какая красивая!
– Разумеется, – я благосклонно приняла лесть. По крайней мере, от вертихвостки-служанки она казалась искренней.
– И кожа какая гладкая, и волосы густые…
– Не перебарщивай. Передай на кухне, чтобы ужин подавали внизу. Хочу увидеться с братом. И можешь идти.
– А помочь как же?
– Эделина, я вполне в силах помыться самостоятельно. Не то что бы мне мешало чужое преклонение, но восторги пора поумерить.
Эда прыснула, довольная, что сладкие речи развлекли госпожу, бегом побежала на кухню. Ох, не досчитается кухарка сегодня ещё одного кулька сахара.
Я коснулась ладонью поверхности воды, стараясь, чтобы та не слишком зарябила.
– Incendium.
Над бадьёй поднялся ароматный пар – полевые травы защекотали ноздри. То есть, я, конечно, и так из полей вернулась, но когда в дополнение к запахам идёт мошкара и пыль, удовольствие сильно притупляется. Любить природу из уютной комнаты куда как проще.
***
Стук в дверь всегда невовремя. В этот раз меня оторвали от работы. Хорошо, не от развлечений. Я хмуро посмотрел на поставленную кляксу, понял, что письмо подобного вида оскорбит короля, даже если дорисовать к пятну лучики и превратить в солнышко. Скомкал пергамент.
– Войдите.
В щель просунулась пухленькая физиономия, а следом за ней такое же туловище. Эделина старательно присела в неуклюжем реверансе.
– Господин Белен, вы просили доложить, когда сестрица ваша вернётся. Так она того…
Я откинулся в кресле, бесстыже рассматривая служанку, чем смутил девушку окончательно.
– Того… Сидит. Лежит, то есть. Ну…
– Понял, – я поднялся, прервав поток бессмыслицы.
– Госпожа хотела поужинать…
– Вот и отлично. Я сам ей отнесу ужин. Спасибо, Эда.
– Она с вами…
– Тем лучше.
Я открыл дверь перед Эделиной, намекая на окончание аудиенции. Та выскочила, как ошпаренная, прислонилась к закрывшейся двери и отчётливо прошептала «какой мужчина!».
Ужин для Вирке всё равно одно название. Как обычно, посидит с невозмутимым лицом над тарелкой и сжуёт листик салата. Яблока вполне хватит. На выходе я чуть не сбил с ног так и замершую Эделину.
– Я вся ваша! – пролепетала она мне вслед. Ох уж эти женщины!
Как всякий вежливый мужчина, я постучался. Два раза. Поскольку тактичность проигнорировали, посчитал себя в праве зайти в комнату сестры. В конце-то концов, мы росли вместе. Чего я там не видел?
– Гоблин тебя разорви, Вирке! Прикройся!
Кажется, с тех времён, когда мы вместе росли, кое-что успело измениться…
– Какого … ты ко мне вламываешься?
– А какого … ты не отвечаешь?! Откуда мне знать, может, ты тут повесилась с горя!
– С горя, что у меня брат – придурок?
– Или от того, что твои телеса уже весь замок успел рассмотреть и больше показывать некому!
– Я не стесняюсь своего тела!
– Зато я его стесняюсь!
Вирке подчёркнуто неспешно вылезла из воды и прошла мимо меня за халатиком. Халатик, разумеется, мало что скрывал. И она это прекрасно знала.
– Вирке, будь, пожалуйста, серьёзнее.
– Я сама серьёзность, – сестра присела на край кровати и закинула ногу на ногу. Халатик распахнулся сильнее. Я в ужасе отвернулся, стараясь не думать, что сделал это медленнее, чем следовало.
– Я хотел обсудить с тобой…
– Да-да?
– Твоё неподобающее поведение!
– Не подобающее чему?
– Не подобающее знатной молодой женщине! Вирке, веди себя прилично!
Сестра развела руками, как можно сильнее при этом оголяя грудь:
– А что же такого неприличного я себе позволяю?
О-о-о! Этот список у меня давно готов:
– Для начала, уходишь, когда тебе вздумается, никого не предупредив и не сказав, куда.
– Именно так я и делаю, – серьёзно подтвердила она.
– Разгуливаешь по замку голышом, смущая слуг и провоцируя дурацкие сплетни.
– По-моему, слуги вполне довольны и ничуть не смущены, но да, так я делаю тоже.
– Ни во что не ставишь собственного брата, на минуточку, хозяина дома и прилегающих территорий.
– С тем, что ни во что не ставлю, пожалуй, соглашусь. А вот про хозяина – вопрос спорный.
– Я старший. Меня объявили наследником.
– Милый мой, мы близнецы. А тот факт, что ты пролез между мамкиных ног на пару минут4 раньше меня, не делает тебя лучше. Во всяком случае, сильнее точно не делает.
Вирке, рисуясь, шепнула заклинание, воспламенила ладонь и запустила в меня парой огненных шариков. Я схлопнул их, зашипев от боли – горячие, поганцы.
– Вместо магии мне досталось множество других талантов.
– Например, трахать служанок? Это у тебя от папочки.
Я возмущённо развернулся и тут же снова уставился в стену: Вирке бесстыже разлеглась на кровати, всячески демонстрируя пренебрежение к моему присутствию.
– Я бы сказал, производить на окружающих хорошее впечатление. И не вызывать у людей желание провалиться сквозь землю, когда вхожу в комнату. И ещё неплохо могу отстегать плетью, если кто-то ведёт себя, как маленькая поганка!
– Это тебе Эделина сказала?
– Заткнись, Вирке.
– И не подумаю, Белен.
– Если продолжишь вести себя, как базарная баба, при дворе тебе точно места не найдётся, – я притворно жалостливо вздохнул, – а я только получил приглашение от короля на приём…
Вирке вскочила с кровати, захлопала в ладоши:
– Божечки! Приём! У самого Вальдинга! Какое счастье! Какая честь! – замерла и посмотрела на меня, как на полного идиота. – Это вот так мне полагалось скакать от восторга, потому что наш старичок соизволил устроить очередной кастинг фавориток?
Я глубоко вздохнул, напоминая себе, что очень люблю сестру, что у неё тяжёлый период и что спрятать труп всё равно некуда. Как можно спокойнее выдохнул.
– Ты можешь называть его как угодно. Но мне нужен повод попасть во дворец и поговорить с адекватными людьми на важные темы. А ты – мой неадекватный повод это сделать. Так что, ты идёшь. Это не обсуждается.
– Или ты запрёшь меня в комнате и лишишь сладкого?
– Или я буду сопровождать тебя постоянно, всеми силами нервировать и не давать колдовать.
Я вышел, изо всех сил постаравшись не хлопнуть дверью. Не уверен, что получилось. Отряхнул камзол от остатков раздавленного яблока.
Гоблиновы бабы!
***
Гоблиновы мужики!
Самовлюблённый…
Я скинула с прикроватного столика вазу.
Наглый…
Бокал с прохладным белым вином, принесённый смекалистой Эделиной, последовал за ней.
Эгоистичный…
Я повертела в руках переливающуюся благородным светом скляночку с мазью, делающей кожу рук мягкой, как лепесток розы. Стоила она немалых денег и досталась по не слишком приятной дружбе с крайне общительной особой. И оказалась действительно хороша.
Осторожно поставила крем на место и запустила вместо него в стену вытянутый бутылёк с ароматной водой. Тот, печально звякнув, рассыпался блестящей россыпью будущих трат на новые духи.
По-мужски втянув носом воздух, я с силой плюхнулась на кровать, задрала ноги и оперла их о лакированный столбик чёрного дерева.
Он считает меня глупой девкой! В самом деле. Спустя столько лет, столько скандалов и разбитой посуды брат всё ещё делает вид, что он здесь хозяин, а я – заноза в его величественной заднице!
Хотя я, собственно, всячески старалась ею быть.
– Я испоганю твою жизнь, – пропела я данное когда-то обещание. О, он быстро узнает, что я это сказала: слуги доносили Белену обо всём. Они обожали строгого, но справедливого хозяина, боготворили его. И с радостью стучали на его взбалмошную сестрицу.
Нужно запить. Я протянула руку за вином и досадливо наморщилась: лужица из разбитого бокала темнела в другой стороне комнаты. Значит, ужин. Нечего голодать из-за очередной ссоры с нашим любимым доброжелательным господином. А вот испортить аппетит ему – всегда пожалуйста.
Шкаф ломился. Я, разумеется, в глаза не видела половину тряпок, доставшихся в наследство от почивших мамок, бабок и тёток, что не мешало мне требовать новые и утверждать, что Белен держит меня в чёрном теле. Из вредности, наверное, а вовсе не из-за попыток заполнить дыру в сердце, образовавшуюся после нашего разлада, как говорили некоторые!
Я дёрнула на себя резные дверцы, гулко стукнувшие о стену и оставившие пару новых царапин. Из чёрного зева выглянуло Великолепие: туалеты цветные, тёмные, украшенные богатой вышивкой и драгоценными камнями, достойные королевы, и скромные по виду, безмерно удобные и, разумеется, немыслимо дорогие… Но я искала что-то особенное. Нельзя же явиться к брату неподготовленной. Ему, бедняге, и так весь вечер читать мне нотации и убеждать в важности торговых и деловых отношений. Пусть хоть на что-то приятное посмотрит.
Вот оно!
Любимое платье: «Вирке, не смей выходить в этом за порог!». Я с наслаждением вытащила наряд из невесомой ткани, совершенно ничего не прикрывающий сзади и практически ничего спереди. Уродливый шрам некрасиво делил спину пополам, но за годы я научилась не обращать на него внимания.
Покойная матушка не решилась бы в таком даже детей с мужем лепить. Всё-таки собственный портной – не роскошь, а необходимость.
Он сидел за огромным тисовым столом в гордом одиночестве. Длинные ряды стульев пустовали и утопали во мраке, а перед ним, как всегда, ворох бумажек, нетронутая тарелка с мясом и огромный бокал красного вина. Хмурил брови, потирал переносицу, когда что-то не сходилось, и нетерпеливо постукивал указательным пальцем по дереву. Таким я его запомнила в тот роковой вечер. Таким он остался спустя семь лет.