– Первая Магическая революция началась из-за Иоли Светлоокой, – с гордостью рассказывала я скучные забытые всеми истории. – Ковен Иоли выступил против короля Калипа Троннинга Добросердечного с требованием сделать их полноценным советом и разрешить вмешиваться в дела светской власти. Повсеместно распространённые необученные ведьмы и колдуны…
В затылок прилетел мерзкий мокрый комочек. Я недоумённо провела по волосам, вытаскивая шарик жёваного пергамента. Обернулась. Ученицы сидели с совершенно непричастным видом. Особенно она.
Стоило повести себя так же, как остальные. Пожаловаться наставнице и рыдать, забившись в угол, пока не соберётся стайка желающих утешить. Среди них наверняка нашлись бы и друзья. Или ещё умнее: признать, что «муха» здесь главная, примкнуть к её свите и измываться над какой-нибудь другой жертвой.
Но я просто нашла взглядом предполагаемую обидчицу и молча показала ей средний палец.
Война объявлена. Пути назад нет.
И мы воевали. Семь лет. Пока обучение не окончилось и меня не вернули домой. Повзрослевшую, поумневшую, обозлившуюся. И точно знающую, кого винить в бедах.
На приёме у Вальдинга, конечно, найдутся старые знакомые.
Каждая, кто якобы случайно выливала чернила на моё платье. Ежедневно. Целую неделю.
Каждая, кто пытался обстричь меня налысо во сне. Однажды почти успешно. Трижды вполне сносно.
Каждая, кто заходился смехом, когда я выходила танцевать.
Каждая, кто рассказал красавцу Ирвигу, что я ношу пояс верности и натираю струпья на ягодицах чистотелом.
– Ай, Эда!
– Простите, госпожа! – Эделина шустро спрятала клок волос, словно и не она только что его выдернула. – Задумались о чём-то?
– С тобой опасно отвлекаться, – выгнать бы эту неумёху за дверь по-хорошему. А ещё лучше – отписать розг. Я отобрала гребень: думала, лишилась целой пряди. Показалось. – Принеси одежду. Сама причешусь. Вот коза, – почти восхищённо пробормотала я вслед неугомонной девице.
Платье окутывало и придавало уверенности. Возможно дело было в его дороговизне, а возможно за огненной тканью удачно скрывались мои страхи.
– Ах, госпожа Вирке!
– Ну что там ещё?! – подол порвался в последний момент? Прыщ вскочил? Кружево оказалось кривым?
– Вы чудесно выглядите, – служанка смущённо скомкала передник.
– Это мне уже известно, – кивнула я. И тут же уставилась в зеркало: правда?
– Правда, – ответил на мой незаданный вопрос брат. Белен стоял в приоткрытых дверях. В камзоле, вышитом серебром, что ветвями забирались в складки ткани, с забраными в хвост волосами, похожий на мифического Бога, властителя лесов. – Ты настоящая богиня, Вирке.
Если бы рядом не стояла открывшая в восхищении рот Эделина, он бы точно отпустил очередную колкость. Красовался перед наивной мышкой, не более. Но я подыграла. Скандалить при посторонних – дурной тон.
Большой вопрос, кто из нас привлечёт больше внимания. Не мог одеться поскромнее? Или хоть предупредить, что будет в серебре? Я же теперь рядом с ним в гранатовом вызывающем и открывающем все допустимые прелести платье выгляжу дешёвой… Ладно, дорогой, очень дорогой.
– Но тебе придётся переодеться, – лаконично закончил брат.
– С чего это вдруг?
Этот потрясающе выглядящий сукин сын снял шейный платок и попытался пристроить его у меня на груди. Кусок шёлка оказался мелковат или грудь за годы подросла, но, как бы скромник не старался, всё равно оказывался недоволен результатом.
– Нет, так всё равно не пойдёт.
– Конечно, не пойдёт! – я повела плечами, позволяя ткани соскользнуть вниз. – Он же совершенно не подходит по цвету!
– Ты ведь всё равно поступишь мне назло, – Белен смиренно подхватил платок и начал аккуратно складывать. – Поэтому я не стану ни просить, ни уговаривать, ни угрожать.
– Потому что это совершенно бесполезно.
– Я хотел сказать, потому что ты – упрямая и безмерно наглая стерва, – я зарделась от смущения. Нет, ну может же делать комплименты, когда хочет! – Но твой вариант тоже уместен. Поэтому я просто напомню, что Вальдинг устраивает этот приём, чтобы найти очередную любовницу. А ещё он немолод, неприятен и верхняя челюсть у него вставная, – с удовольствием закончил брат, наблюдая, как я меняюсь в лице.
Желание позлить старых подруг вдребезги разбилось о нежелание спать с чьим-то величеством. Я поджала губы и вернулась к шкафу.
– Ты собираешься отвернуться?
– Вчера тебя это не смущало.
– Вчера смущался ты. Поэтому я веселилась.
Новое, куда более скромное платье, тоже не выглядело дешёвкой. Глубокий синий цвет подчёркивал черничные пряди, а узор на лифе напоминал рисунки из старинных книг. Но богиней в нём я уже не была. Впрочем, шлюхой короля я не была тоже, а это уже неплохое начало.
– Ну как? – хмуро поинтересовалась я.
Брат ещё немного подтянул корсаж, в тайне надеясь превратить меня в монахиню.
– Как не-любовница короля, – кратко резюмировал он.
***
Вы когда-нибудь бывали на королевском приёме? Я – да. И это… Скучно. Невыносимо, дико, неописуемо скучно. Опоздать на строго отведённое время; ненавязчиво поприветствовать тех, кто выше рангом, и бестактно проигнорировать тех, кто ниже, стараясь не думать, что для первых мы – вторые. Мило улыбаться, пока наши имена нарочито неспешно ищут в списках приглашённых и делать вид, что всё идёт, как надо, пока мимо проходят те, кто в списках не нуждается.
Тот, кто придумал эти приёмы, ненавидел людей всем сердцем. И люди спустя века отвечали ему взаимностью.
– Вирке! Красавица! Как давно я тебя не видела! Белен, моё почтение! – какая-то там сколько-то-юродная сестра или кузина кузена. Я не помнила имени и видела её раз или два в далёком детстве. Но полагалось вежливо раскланяться и умилиться, когда напомаженные губки мазнут по щеке, а тёмные, как у хорька, глазки её мужа задержатся в том месте, которое перед выходом всячески старался прикрыть брат. Не зря, надо признать, старался. От подобного внимания и в ризу облачишься.
Дождавшись, пока Белен отвернётся, я не удержалась и поманила пальцем крохотный бутербродик с подноса проходящего мимо лакея:
– Autem!
Как и всегда в присутствии брата, сосредоточиться оказалось сложно. Бутербродик дрогнул, не желая расставаться с насиженным местом, но всё-таки спрыгнул и прокатился по полу, чтобы замереть у ног хорькоподобного муженька. Ещё один неуместный поклон, чтобы получше разглядеть содержимое чьего-то платья, и кобелёк, поскользнувшись, с грохотом упал сам. Свалил жену и в завершение сбил лакея, который усыпал всю эту кучу дождём из лакомств.
Я отвернулась, пряча хихиканье под личиной скучающей леди.
– Вирке, не смей! – не переставая доброжелательно улыбаться, одёрнул меня брат.
– Что?
Вместо ответа Белен ухватил мою руку и положил на сгиб локтя, для надёжности прикрыв собственной ладонью.
Я раздражённо попыталась вырваться:
– Я что, ребёнок?
– Именно. И проведёшь весь вечер со мной в обнимку, если не умеешь себя вести.
– А как же твои важные разговоры? – напомнила я. – Неужели ты не боишься, что я могу что-нибудь ляпнуть некстати?
– А ты можешь? – спросил и тут же сам себе ответил брат. – Конечно, можешь…
– Ох, дорогая, не ожидала тебя здесь увидеть! – если сражения не избежать, лучше напасть первой. – Ты так похорошела, Колетта! Чудесно, что ваша семья наконец-то может позволить себе выпускать тебя в свет!
Похожая на муху девица напряглась и повернулась, удивлённо икнув.
– Вирке! Как я рада… ик!.. тебя видеть! Безмерно приятно, что тебя не заточили в высокой башне после того случая!
– Ну что ты! Какая ерунда! Никто ведь серьёзно не пострадал, – свободной рукой я поманила слугу, разносящего воду, и заботливо предложила бокал Колетте. – Держи. Говорят, помогает от икоты.
Старая знакомая вежливо приняла подношение и неприязненно вынужденно осклабилась.
– Ты представлена моему дорогому брату? – беззаботно продолжала я. – Белен, я рассказывала тебе о Колетт.
– Разумеется, – Белен, впервые услышавший это имя, наконец отпустил мою руку и склонился для поцелуя.
– Я уж думала, ты меня не помнишь, – я легко сделала вид, будто то, что сотворила с мерзкой девицей, можно забыть.
Ненавижу! Ненавижу всех! Будьте вы прокляты!
Я с трудом запихивала воздух в грудь и никак не могла вздохнуть. Слёзы катились сами собой, руки тряслись, а они всё смеялись, хохотали, как ненормальные…
– В чём дело? Уже не такая смелая?
Толчок – и я отлетаю к стенке, натыкаясь на чьи-то руки. Мгновение, которое никак не заканчивается. Снова удар.
И снова руки.
– В чём дело, Вирке? Где твой острый язычок, воронёнок? Ничего не хочешь нам сказать?
– Хватит! Прекратите! – хрипы уже не похожи на слова. Было ли мне больно? Не настолько. Но дышать всё равно не получалось. – Хватит!
– Попробуй попросить получше! – и Колетт, умеющая заглядывать в глаза преподавателям с истинным раболепием, хохотала, разбрызгивая слюну, и снова толкала.
А потом справа.
И слева.
И ещё…
Хватит!!!
Наверное, если бы не эти глупые девицы, Сила всё равно пробудилась бы. Раньше, позже… Когда-нибудь.
Но это случилось именно в тот момент. Как вовремя и одновременно как поздно!
– Хватит!!! – визг расплескался живыми волнами, бьющими в грудь обидчицам.
Стены ухнули, затрещали.
Кто-то сбежал сразу, решив не выяснять подробности; кто-то быстро сообразил, что забитая лохматая Вирке не так проста, как всем казалось; Колетт уйти уже не могла.
Воздуха казалось невероятно много. Он заполнял изнутри, распирал, требовал выпустить наружу, бежал по жилам…
Я протянула вперёд руку – девица с полными ужаса глазами проскользила по мраморному полу.
Я взметнула пальцы вверх – забившаяся в паутине чужой воли муха захрипела и взлетела, телом повторяя узор трещин в камнях.