Когда закончилась речь Ужа, Змею от жала к хвосту пронзило острое гневное чувство. Чёрные точки загорелись в мутных глазах. Ужалить, умертвить оскорбителя! Но что-то удерживало от нападения, заставляло задуматься. Чарующие звуки укрощающей Истины слышались в произнесённом Ужом разоблачении Грядущего Гнева.
«Может быть, всё может быть на этой планете, — медленно произнесла Змея, но сразу же затем, решив остаться в споре верной собственной, Змеиной Мудрости, изрекла: — Когда создан был Лев, в его пасти, разверстой и хищной, уже виделась смерть Ягнёнка. Мир устроен так, чтобы существа пожирали друг друга. Пусть цветут для меня ядовитые травы. Не вечно Царство Гнева? Но вечно ли Царство, где чаша Блага перевесит Гнев? Безвестно, что будет потом… Пусть круги идут своим чередом, а пока что…»
Порыв ветра сильно продул поверхность камня и пригнул голову Змеи к земле. Обеспокоенный дождевой каплей, скользнул мимо без прощания Уж. Змея задумчиво посмотрела в тянущийся за ним по песку след, привстала, упруго качнула поднявшейся с земли петлёю тела и, мелькнув раздвоенным жалом, бесшумно скрылась, как наваждение, в узком межскальном подземелье…
Николай Иодловский
Призраки
По карнизу ползла рука. На среднем пальце — перстень.
— Здравствуй, Колья. Я — рука.
Я не в силах был отвести взгляд. Рука притягивала, манила. За спиной кто-то охнул. Машинально оглянулся. Никого. А рука всё ползла.
«Вероятно, наваждение», — подумал я и вытер пот с лица.
— Колья, — опять шепнул кто-то.
Снова обернулся. Рука уже ползла по стене и медленно перебирала пальцами.
Я почувствовал боль в области сердца. Судорожно схватился за грудь. Рука исчезла.
«Боже, мерещится всякая дрянь. Был бы алкашом — понятно, а так?»
Зажмурился. С опаской открыл глаза. День. Бескрайняя пустыня. Одни барханы. Из-за ближнего выплывает караван верблюдов и движется прямо на меня. Я в страхе побежал. Оглянулся. Никого. Стало ещё жарче. Пить хочу. От волнения трясутся руки.
«Где я и что со мной? Это сон или галлюцинации?»
— Эй, ты, — раздался зычный голос.
Поодаль стояла огромная телега без лошади. На ней сидел рыжий детина в трусах и с огромным топором в руке. Откуда он взялся, не пойму.
— Что глаза вылупил, хмырь беззубый, — заорал мужик и, соскочив с телеги, направился ко мне.
Я хотел убежать, но ноги словно одеревенели — не мог сдвинуться с места. Он подошёл, схватил меня за шиворот и подтащил к себе.
— Ты повезёшь меня. Впрягайся, иначе башку расколю. — И замахнулся топором.
— Ладно, — с усилием выдавил я, — что везти?
Незнакомец быстро вернулся к телеге и откинул материал. Я увидел большое количество рук, аккуратно уложенных и завязанных бельевыми верёвками. Пальцы слегка шевелились.
Уже через минуту я впрягся и повёз телегу по разбитой дороге.
— Ну, кобылка, шустрее! — орал детина и хлестал меня кнутом.
Я прошёл несколько шагов и упал лицом в песок. Зарыдал.
— Ладно, не реви, — буркнул он и спрыгнул с телеги, — помоги лучше разгрузить. Смотри у меня! Иди за мной и не отставай.
Я остановился, сбросил упряжку и подошёл к подводе. С отвращением взял связку рук и пошёл за мужиком. Руки медленно шевелились и нашёптывали странные словосочетания. Болела спина, слегка тошнило. Сколько времени шли, сказать не могу, но наконец мужик остановился и прогнусавил, указывая на свежевырытую яму:
— Бросай сюда. Иди за следующей связкой и побыстрей.
Я бросил руки в канаву, но не удержался и упал сам.
— Помогите! Помогите! — завопил я…
— Что кричишь, родненький, — слышу у самого уха чей-то ласковый голос.
Открыл глаза. Полумрак. Надо мной склонилась старушка в белом халате. Поодаль — хмурые лица.
— Где я? — прошептал я, с трудом шевеля губами.
— Спи, миленький, спи. В больнице…
Я провалился в темноту.
Ого!
Вы когда-нибудь были на базаре? Не сомневаюсь, конечно, были. С независимым видом прохаживались между рядами, выбирая себе подходящие по цене овощи и фрукты. Иногда яростно, но чаще лениво торговались с шамкающими бабками или угрюмыми кавказцами, сбивая цену. Кое-когда вам это удавалось, но чаще продавцы стояли на своём — неприступные, как скалы Тибета.
Когда-то я тоже бывал на базарах.
В тот раз мать попросила меня купить помидоры и картофель, а если повезёт, полтора-два килограмма мяса, естественно, без костей.
Был ясный день, ярко светило весеннее солнце. Помидоры и картофель я купил почти что сразу, а вот с мясом дело обстояло плохо. Я осмотрел все лотки, но тщетно. Уже собрался уходить, но вдруг увидел одиноко стоящего мужика в старой потёртой шинели. Он был одноног, с какой-то обречённостью опирался на костыли и негромко вещал:
— Покупайте мясо без костей, покупайте печень.
На большом ящике, застеленном непонятного цвета материей, лежало мясо, именно то, которое я искал. Рядом алела огромная печень. Я подошёл ближе. О боже, этот человек был безобразен! Непокрытая голова его была обвязана бинтом грязного землистого цвета. Вместо левого глаза зиял провал. Хищный нос, маленькие усики и гладко выбритый подбородок с тремя огромными симметрично расположенными бородавками. Возле ящика стояла какая-то старушка и по-деловому осматривала мясо.
— Милок, а мясе свежее? — допытывалась она.
— Свежее. Берите скорее, а то мне трудно стоять.
— Скорее, милок-то, скорее… Цена-то какая?
— Пятьсот рублёв за кило, бабуля.
— Што?! — И, отшатнувшись, она засеменила прочь. Я остался с калекой наедине. Он свирепо вращал единственным глазом и, не обращая на меня внимания, продолжал:
— Покупайте мясо, очень вкусная печень.
— А можно по сто рублей за килограмм? — выдавил я, стараясь не смотреть на этого человека.
— Как по сто? — прошипел он. — Я ноги лишился, печень вырезал, жить не на что, а ты — по сто за кило? Мальчишка! Только пятьсот и ни копейкой меньше. Не хочешь — не бери.
— Ха-ха, как будто вы тело своё продаёте, торгуетесь, — фальшиво засмеялся я, стараясь скрыть дрожь в коленках, — печень небось ослиная, а мясо — говяжье.
— Ослиная?! Говяжье?! — вдруг заорал необыкновенный продавец. — Я торгую своей печенью, своим мясом.
Он ткнул себя в правый бок, покопался там и, вынув бьющееся сердце, бросил его на ящик. Оно попульсировало немного и затихло.
— Вот и сердце своё продаю. Бери, дорого не возьму.
— Чёрт возьми, — прошептал я.
— А может быть, ты и мозги хочешь купить? Я и это могу продать.
С этими словами он взял себя левой рукой за волосы и резко дёрнул вверх. Что-то хрустнуло, и через несколько секунд я увидел шевелящиеся мозги, похожие на маленьких серых червячков, у меня перехватило дыхание. Я, не отрываясь, смотрел на ящик широко раскрытыми от ужаса глазами. Человек, стоящий на костылях, торгующий своей печенью, вытаскивающий из груди сердце, копающийся в своих мозгах… Мне стало дурно. Чуть не стошнило. Оглядываюсь. Люди спокойно проходят мимо, равнодушно спрашивают о цене сердца, мяса, печени и, возмущаясь дороговизной, уходят прочь. Не видят? Не понимают? Не интересуются?
Ни слова не говоря, шатаясь от слабости, я побрёл домой.
Когда я рассказал об увиденном и пережитом, мне не поверили, приняли за выдумку. Больше всех происшедшее удивило мою младшую сестрёнку Анюту. Она постоянно переспрашивала о подробностях. Её симпатичное личико вытягивалось так, что было смешно.
— Не веришь? Пойдём, покажу, — предложил я.
Было уже время обеда. Едва дождавшись конца обеда, я потянул Анюту на рынок. Она сначала отнекивалась, но, прочитав на моём лице неподдельный ужас, согласилась. Пришли. Сколько ни ходили, человека на костылях не увидели. Я пробовал было расспросить бабулек, торгующих неподалёку от этого места, но никто ничего не видел и не слышал. Никаких калек, по их словам, не базаре не появлялось. Идём назад. Сестра посмеивается надо мной, конечно. Я молчу, плетусь рядом.
Прошло несколько дней. Все уже стали забывать мои россказни, один я помнил. Снова мать послала меня на базар за овощами и фруктами. Просила никуда не ввязываться и не фантазировать. Хожу между рядами, а сам по сторонам зыркаю, выискиваю одноногого. От напряжения и страха даже икать стал. Ничего необычного не происходило. Рынок как рынок… Хотел было приняться за покупки, но вдруг вижу, немного поодаль сидит на земле непонятного вида существо. Ног и правой руки нет. На голову надет мешок с прорезью для правого глаза и небольшой дырочки для рта. Тело завёрнуто в чёрную материю. Рядом стоит потрёпанный магнитофон, и хриплый голос вещает:
— Купите, Христа ради, мясо, почки, печень, кости, ноги для холодца…
Очнулся я дома. Как добежал, не помню. Помню только, что кричал: надрывно и страшно. Хотя дома уже не удивлялись…
Прогулка заключённых
— А ну, вставай, каналья! — раздался резкий голос, и что-то обрушилось на мою спину.
«Плеть…» — сразу догадался я и вскочил. Вокруг стояли оборванные грязные люди и, показывая на меня пальцами, смеялись.
— Где я, что такое? — возмущённо закричал я. — Почему вы меня бьёте?
— Ты, свинья, слишком много задаёшь вопросов, — произнёс тот же голос. Он принадлежал надсмотрщику, лощёному типу в чёрном мундире.
— Как вы смеете меня бить? Я требую начальника! — снова заговорил я.
— Я — твой начальник, — захохотал тип и ударил меня кулаком в челюсть. Я упал, затем вскочил, хотел броситься на своего мучителя.
Внезапно ко мне подбежал мужчина в испачканной жёлтой краской блузе, очень похожий на того, который совсем недавно подошёл ко мне в музее.
— Мсье, не сопротивляйтесь. Идите в круг. Я потом всё объясню, — тихо произнёс он.
Тут же нас окружили другие надзиратели. Они многозначительно переглядывались.
— Покоритесь, мсье, не выпендривайтесь. Се ля ви, — стали раздаваться голоса.