Критике подверглись еще несколько теоретиков и мыслителей. Антрополог Маргарет Мид продвигала теорию различия полов. Фрейд и его приспешники приняли желание женщины получить экономическую и политическую свободу за «зависть к пенису». А школьные и университетские учителя, которых Фридан назвала «педагогами, ориентированными на пол»377„подгоняли свои методы преподавания под половую принадлежность студента и учили женщин быть матерями и женами, а не учеными и профессионалами. Фридан не боялась гипербол: она несколько раз вспоминала нацистов, сочтя концлагерь удачной метафорой пригородного дома.
Разговор о том, что американки среднего класса столкнулись со странной психологической проблемой, начала не Фридан. Не стоит забывать, что эта идея стала предпосылкой, а не выводом ее исследования. Как писала Бетти в первой главе своей книги, проблема, которую она хотела изучать, «словно бурный поток вырвалась наружу» в 1960-м — в том же году, когда был основан Рэдклиффский институт независимых исследований. В журналах печатали статьи с заголовками вроде «Домохозяйка в ловушке»378. В предшествующие выходу книги месяцы женщины писали Фридан, рассказывая, как мечтали бы написать книгу на эту же тему. Вице-президент Norton, пытаясь перед публикацией заполучить аннотацию Перл Бак, заметил: «Сейчас очень много пишут об участи (или как там это называют) образованных американок; так что этой книге придется продираться сквозь настоящие дебри»379.
Книга Фридан имела успех благодаря взрывному содержанию и убедительному слогу. Чтобы описать опасную эпидемию, которую нужно немедленно нейтрализовать, Фридан объединила научные исследования, культурную критику и личные истории. Кроме того, она дала дерзкий ответ на вечное «Что делать?» революционеров. В годы, когда мало кто мог представить мужа, который может помочь в уходе за ребенком или работе по дому, Фридан призывала женщин бежать из пригородных домов и устраиваться на вдохновляющую, оплачиваемую работу, где они смогут применить свой интеллект и профессиональные навыки (но Фридан не высказывала никаких предложений о том, кто тогда займется домашним трудом, и это было вопиющим упущением для бывшего профсоюзного журналиста). Репортер газеты The New York Times по вопросам образования, тот самый автор передовицы об Институте Бантинг, кратко сформулировал свое мнение о ценности «Загадки женственности»:
Обвинения бескомпромиссны, а порой гипертрофированы. Однако, хотя проблема может быть несколько преувеличена, симптомы опасной тенденции переданы удивительно точно. Фактически, книга подтверждает и с редакторским энтузиазмом убедительно иллюстрирует многие опасности, о которых и сами педагоги нередко предостерегают в частном порядке 380.
Многим читателям полюбилась непримиримость Фридан — то, что она взяла и «хорошенько отхлестала самых священных коров»381, но не все согласились с ее тезисом. Один обозреватель из The Los Angeles Times назвал книгу «невероятнейшими бреднями из всех, что когда-либо читал», и сослался на увеличение числа степеней, присуждаемых женщинам (180 650, рекордное число для 1962 года), в доказательство того, что женщины не «в ловушке» (и действительно, к тому времени процент выпускниц вузов вырос по сравнению с минимальным значением 1950-х, но все еще не достиг показателей 1920-х и 1940-х). Chicago Tribune захлестнул поток гневных писем 382.
«На мой взгляд, это просто вздор», — писала миссис Кеннет Карпентер. «Меня тошнит от этого чтива про несчастных, сексуально озабоченных провинциальных домохозяек, — жаловалась миссис Гарольд А. Ньюман. — На каждую из них приходится сотня счастливых, уравновешенных жен и матерей, в совершенно нормальной жизни которых нет ни одной, даже микроскопической, супружеской измены». «Что пытается сделать эта женщина, — спрашивала другая адресантка, — если не посеять семена сомнений и недовольства в сознание счастливых, уравновешенных жен и матерей?»
Но проблема заключалась в том, что семена недовольства во многих женщинах были посеяны уже очень давно. Как писала историк Стефани Кунц, «Загадка женственности» завоевала такую популярность не из-за оригинальных, провидческих идей, а благодаря тому, что обнажила давно назревшие, но невысказанные мысли большинства. И поскольку аргументы книги перекликались с уже существовавшими идеями и подкрепляли их, она нашла свою преданную читательскую аудиторию. В 1964 году «Загадка женственности» стала одной из самых продаваемых нехудожественных книг в истории — в тот год было продано более миллиона экземпляров этого произведения З83.
К тому времени, как Кумин достала «Загадку женственности», прошло уже несколько месяцев с момента ее издания. Максин была «в восторге от идеи»384. «Да, да, да, подпишусь под каждым словом», — делилась она с Секстон. «Оглядываясь на те три года, что я учила первокурсников, я понимаю, насколько все это правдиво, — продолжала Кумин, — Апатия, безразличие к любым абстрактным идеям и однобокая, непоколебимая цель каждой девушки — подцепить мужчину и нарожать детей». (Лили Макракис, историк, которая подружилась с поэтессами в их первый год в Институте, сталкивалась с той же проблемой среди своих студенток, и потому приняла решение высмеивать их помолвочные кольца.) Кумин, которая когда-то увлеклась психоанализом, теперь протестовала против некоторых центральных, сексистских идей этой теории.
Решив отвергнуть устаревшие доктрины и восстать против обязательной женственности, Кумин оказалась в хорошей компании. Книга Фридан потрясла множество женщин по всей стране: «Казалось, будто Бетти Фридан заглянула мне в сердце, в голову, в душу, и… наконец выразила словами ту необъяснимую муку, которая меня терзала»385, — писала одна из читательниц. Другая, после того, как прочла книгу, сказала: «Я наконец поняла, что не чокнутая»386. А еще одна осознала, что проблема была не в ней. Это с миром было что-то не так. «Словами не передать, какую свободу я ощутила, когда поняла, что мое положение — не только моя вина»3, — сказала она.
Неизвестно, кто из стипендиаток Института достал первый экземпляр «Загадки», но вскоре после этого книгу передали следующей женщине. И томик переходил из рук в руки, как самиздат. В своих мемуарах Линда Секстон вспоминает, как к ней попала эта книга, снабженная комментариями матери. По этим заметкам было ясно, что «описанные Фридан проблемы ей близки»388. Идеи «Загадки женственности» нашли отклик у сотрудниц Института, который, отчасти, был создан на основании убеждений Фридан. В заключительной главе «Новая жизненная программа для женщин» Фридан объяснила, как женщина может вырваться из плена идеологии «счастливых домохозяек»: Однако, хотим мы этого или нет, именно деятельность, несовместимая с загадкой женственности, может помочь женщине полностью реализовать свои способности и занять свое место в обществе, оставаясь женой и матерью: это неизменная преданность искусству, науке, политике или какой-либо другой профессии, ставшей делом жизни. Такая деятельность не связана с конкретной должностью или местом. Формы ее могут варьироваться от года к году — это может быть и полная ставка, и полставки, применение своих профессиональных навыков в серьезной общественной работе и учеба в целях дальнейшего совершенствования в период беременности и кормления ребенка, когда работа на полную ставку невозможна. Но это должна быть непрерывающаяся нить, силу и упругость которой обеспечивают работа, учеба и контакты в данной области, не зависящие от вашего места жительства З89.
Идеи Фридан настолько созвучны кредо Института, что она вполне могла бы написать по просьбе Рэдклиффа текст для привлечения финансирования (быть может, какие-то из заметок, сделанных Полли Бантинг в конце 1950-х, попали в окончательную версию «Загадки женственности»).
В книге Фридан были и советы для женщин творческих профессий, которые тоже могли прийтись по душе Эквивалентам. Опираясь на работу Симоны де Бовуар, которая в своей книге 1949 года «Второй пол» утверждала, что женщины-художницы часто бывают дилетантками, Фридан настаивала на том, что женщинам следует заниматься искусством профессионально. «Любитель или дилетант, чью работу никто не стремится увидеть, услышать, прочитать или купить, никогда не займет настоящее положение в обществе, никогда не станет полноценной личностью»390, — предупреждает писательница. Непрофессионализм особенно опасен в искусстве — гораздо больше, чем в политике или науке. «На первый взгляд искусство кажется идеальным занятием для женщины, — объясняет Фридан. — Ведь им можно заниматься дома. Оно не засушивает женщину, уживается с понятием женственности и открывает бесконечные возможности для роста и развития, как будто бы не требуя от женщины соревнования с коллегами по профессии»391. А не идет ли здесь речь о Секстон, которая, склонившись над обеденным столом, экспериментирует с рифмами, чтобы обуздать свой беспокойный ум, или о Кумин, которая читает самоучитель о том, «как писать стихи», даже не надеясь, что вложение когда-нибудь окупится? И Фридан продолжает: «Но я заметила, что если женщины, занимающиеся живописью или керамикой, не стремятся стать профессионалами — а это значит получать деньги за работу, обучать других, быть признанными коллегами по профессии, — рано или поздно они бросают это занятие»392. Однажды Секстон высказала практически идентичную идею о «поэтессах», сравнений с которыми терпеть не могла: «Женщины не стремятся сделать что-то стоящее в [поэзии]. Они просто балуются ею»393.
В этом Бантинг и Фридан тоже сходились. Институт настоял на том, чтобы платить сотрудницам, хотя на стипендию нельзя было обеспечить семью или даже одинокую женщину, если никто не оплачивал ее жилье и питание. Некоторым сторонним наблюдателям казалось, что деньги здесь излишни, но сотрудницы Рэдклиффа воспринимали стипендию как показатель того, что их работу воспринимают всерьез. Когда Элис Райерсон брала те самые интервью у «прим Института», она спросила — Секстон, в чем разница между любителем и профессионалом, и Энн ответила: «Тут помогаю