Курсы Тилли были революционными в своем эклектизме и в том, как они представляли женщин, писателей рабочего класса и цветных. Так сложились определяющие черты преподавательского стиля Олсен. Программа одного из курсов под названием «Литература бедности, угнетения, революции и борьбы за свободу» включала «Души черного народа» Уильяма Эдуарда Беркхардта Дюбуа, «Черного мальчика» Ричарда Райта, «Давайте воздадим почести знаменитым мужам» Джеймса Эйджи и «Дочь Земли» Агнес Смедли 548. Студентам нравился курс Олсен отчасти потому, что он резонировал с тогдашними неспокойными временами — выбравшие курс перечисляли расстрел в Кентском университете в мае 1970 года и военные протесты как причины для его прохождения — и отчасти потому, что он знакомил их с новыми писателями вне текущих тенденций. Курс разнообразил их круг чтения.
Представители преподавательского состава и научные сотрудники также восхищались работой Олсен. Пол Лаутер, ученый-активист, вспоминал, как преподаватели передавали друг другу программу «авторитетного» курса Олсен по борьбе с бедностью, как будто это была тайная концепция создания лучшего университета. Лаутер и его жена (не кто иная, как Флоренс Хоу) стали новыми поклонниками Олсен: они познакомились с ней в вестибюле многоквартирного дома в Нью-Йорке, как раз перед тем, как Тилли начала преподавать в Амхерсте. Она приехала в Нью-Йорк, чтобы решить некоторые проблемы со здоровьем, и общий знакомый организовал им встречу. Олсен передала паре фотокопию книги Ребекки Хардинг Дэвис «Жизнь на литейных заводах» и предложила им прочитать повесть днем, чтобы ночью не возникло проблем со сном. Супруги сочли работу Дэвис довольно трогательной и были удивлены, узнав, что ее больше не переиздавали. Случай «Жизни на литейных заводах» доказал, что подозрения Олсен были верны: литературное прошлое скрывало множество впечатляющих, важных произведений женщин-писательниц.
Включавшая женщин и цветных в учебный план Олсен в какой-то степени могла бы изменить канон — и в результате список программных произведений. По мнению Хоу, мало кто из женщин, изучавших английский в бакалавриате, шел в докторантуру, в частности потому, что в кругу их чтения не было женских персонажей, на которых они могли бы равняться: женских персонажей, о которых они читали, либо презирали, либо сексуализировали. Ей вторила исследовательница и критик Элейн Шоуолтер, в то время занимавшая должность профессора в колледже Дуглас (где деканом была Бантинг). На прошедшей в 1970 году в Нью-Йорке конференции Ассоциации по изучению современного языка Шоуолтер прочла доклад «Женщины и учебная программа», позже опубликованный College English. Рассуждая о годах учебы в колледже Брин-Мар, Шоуолтер заметила, что на двадцать одном курсе, который могли пройти студенты со второго по четвертый год обучения, они имели возможность познакомиться с творчеством 313 мужчин и только 17 женщин 549. Такие писатели, как Эдит Уортон и Кристина Россетти, в программе отсутствовали. По мнению Шоуолтер, эта ситуация губительно сказывалась на будущих женщинах-ученых. «Таким образом студентки приходят к выводу, что литература… подтверждает то, что твердит им общество: что мужская точка зрения нормативна, а женская — дивергентна». Женщины — зависимы, мужчины — полноценны. Аудитория являет собой мужское пространство, наполненное писателями-мужчинами и профессорами-мужчинами. Таким образом, студентки вынуждены отождествлять себя с мужчинами, не доверяя собственному жизненному опыту и представлениям. «Так почему же мы удивляемся, — поинтересовалась Шоуолтер, — что студентки так часто робки, осторожны и неуверенны, когда мы просим их „думать самостоятельно“?»550. Шоуолтер предложила простое решение: преподавать произведения женщин-писателей и пригласить для этой цели больше женщин-профессоров.
В Дугласе Шоуолтер вела для первокурсников курс под названием «Образованная женщина в литературе». Ее дугласские студенты не только читали произведения женщин, но и соотносили прочитанное с собственным психологическим и социальным опытом. Шоуолтер полагала, что ее курс в каком-то смысле пробуждает самосознание учащихся. Хоу делала то же самое в колледже Гоучер: она просила студенток отождествлять себя с женщинами в романах и реагировать на литературные дилеммы так, как будто они сами столкнулись с нежелательной беременностью или закомплексованным мужем. О курсе Хоу рассказали на первой полосе газеты The Chronicle of Higher Education, где утверждалось, что она учит не литературе, а осознанности 551.
Такая система обучения действительно была радикальной. И дело было не только в ее явной политизированности, но и в том, что она попирала некоторые из центральных принципов «Новой критики» — практики чтения и преподавания, которой с 1950‐х годов руководствовались на университетских факультетах английского языка. Этот подход внедрил еще И. А. Ричардс, тот самый профессор, который вел образовательное телевизионное шоу, обучившее Секстон мастерству сложения сонетов. Согласно «Новой критике», текст является целостным, отрезанным от мира произведением искусства. Студент или ученый должен анализировать текст, не обращаясь к истории или биографии автора. Сторонники этого подхода выступали категорически против главенства эмоциональной реакции на текст над рациональным анализом его ценности. Это был научный метод, идеально подходящий для университета времен холодной войны. Но Хоу и Шоуолтер побуждали студентов реагировать эмоционально и серьезно относиться к подобным реакциям, таким образом разрушая барьер между произведением искусства и миром в целом. Они считали, что жизненный опыт столь же хорош для оценки литературной ценности, как и тонкое понимание метафоры и метонимии. Другими словами, они полагали, что литература влияет на жизнь. И Олсен была с ними солидарна.
В тот теплый декабрьский день Тилли выступила на конференции MLA с докладом под названием «Женщины-писатели современности: одна из двенадцати». Позднее текст доклада опубликовали в College English. Олсен объединила центральные темы своей презентации с Рэдклиффского семинара 1963 года — финансовое неравенство, забытые тексты, личная и профессиональная борьба — с современной политикой. «Именно женское движение, — начала Тилли тем декабрьским утром, — претворило этот форум в жизнь; оно вновь пробудило… интерес к писателям нашего пола и их произведениям»552. Как и Хоу с Шоуолтер, Олсен сделала свой собственный (стоит заметить, что ненаучный) подсчет женщин в учебных программах курсов английского языка в колледжах и обнаружила, что на каждые двенадцать писателей-мужчин приходится примерно одна женщина-писательница.
Откуда же взялась такая существенная разница в достижениях и признании? Верная себе, Олсен утверждала, что исторически сложившиеся неблагоприятные условия для женщин, и особенно бремя заботы о детях, либо не позволяли женщинам писать, либо ставили их в положение, исключающее возможность добиться успеха на литературном поприще. Бросая вызов некоторым выдающимся современным писательницам, таким как критик Диана Триллинг, которая считала, что разрыв в достижениях между мужчинами и женщинами отражает их биологические различия, и Элизабет Хардвик, которая отвергала идею о том, что женщины-художницы сталкивались с большими (или иными) трудностями, чем мужчины, Олсен говорила о несправедливости и угнетении, о том, как обстоятельства, в которых человек рождается, определяют его судьбу. Отсылая к Вулф, Тилли рассказывала о том, как «ангел в доме» — идеал женщины-матери и хозяйки — разрушает творческие стремления женщин. Не каждая женщина способна убить этого ангела. Для некоторых выход был только в самоубийстве.
Иными словами, угнетение царило повсюду: и в мире, и в головах. Олсен отметила, что даже женщины высшего сословия боролись против сексизма: «Изолированные. В каюте, клетке, комнате; частная сфера. Забинтованные ноги. Корсеты. Мамки и няньки. Украшенные и разряженные; их тело им не принадлежит. Бесправие. Угрозы изнасилования. Мужчина сильнее. Заткнись, ты всего лишь девчонка… Роли, разрывы… ни себе, ни другим»553. «Только в контексте этой разницы в обстоятельствах, в истории», утверждала Тилли, мы поймем, почему только «одна из двенадцати» женщин добилась литературного признания. Олсен повторяла эти цифры — одна из двенадцати — на протяжении всей речи, как будто совершая ритуальные причитания на поминальной службе.
Предложенные Олсен решения были одновременно простыми и революционными. «Преподаватели, читайте произведения женщин-писательниц!»554 — бросила Тилли вызов своей аудитории. Она поощряла биографическую критику: «Рассказывайте о жизнях женщин на примерах реальных женщин, которые писали книги, и через их книги; обращайтесь к автобиографиям, биографиям, журналам, письмам». А еще Олсен призвала зрителей читать и слушать «живых женщин-писательниц» — и себя в том числе.
И ее послушали. Эта речь сделала Олсен академическую репутацию — не совсем потому, что доклад был беспрецедентным (Шоуолтер пришла к аналогичным выводам в своем выступлении на конференции в 1970 году), но потому, что он пришелся ко времени и был страстным и ярким. И что особенно важно, сама Олсен была живой представительницей меньшинства — женщиной-писательницей из рабочего класса. Личное все еще считалось политическим, и, в отличие от некоторых других ученых, Олсен могла говорить о борьбе, которой жила. В тот вечер, после завершения дискуссии, ее участники собрались в конференц-зале гостиницы Тилли, чтобы обсудить, как разнообразить учебные программы и профессорско-преподавательский состав. Они тянулись к Олсен, как мучимые жаждой путешественники тянутся к воде; неутомимая, страстная, Тилли давала им мужество и энергию, столь нужные, чтобы продолжить самостоятельное путешествие, ведь им предстояло преподавать в вузах по всей Америке.
В последующие годы Олсен тоже стала путешествовать. В августе 1970-го, через несколько месяцев после окончания преподавательского контракта Тилли, они с Джеком отправились в Вермонт и поднялись на вершину горы Патни. Лори, которая в те годы занималась изучением образования, провела свою свадебную церемонию в тех же горах. Олсен дорожила любовью, но ненавидела обычай тратить кучу денег на слишком формальную свадебную церемонию; она с удовольствием отправила в институт газетную вырезку с заметкой о недорогой, богемной свадьбе Лори. В последующие месяцы и годы Ол