сен принимала участие в выступлениях и лекциях, получила еще несколько стипендий резиденции Макдауэлл и работала по временному контракту в Массачусетском университете в Амхерсте и в Массачусетском технологическом институте. Тилли читала лекции и проводила чтения своих произведений по всей стране: в Нью-Йорке, Небраске, Нью-Гэмпшире и Мэриленде. В поздние годы жизни Олсен побывала за границей: в Китае, Англии, Италии и других странах.
Где бы Тилли ни находилась и какой бы текст ни читала, так или иначе она всегда говорила об идее, о которой так эффектно заявила на конференции MLA в 1971-м: «Величие литературы заключается не только в великих и просто хороших писателях, но и в почве, которая формирует великих писателей — она объясняет многое»555. Олсен посадила семена феминологии по всей стране, и поклонники стали называть ее «Тилли яблочное семечко»556.
В 1978 году Олсен опубликовала книгу под названием «Затишья». В нее вошло эссе «Одна из двенадцати» — переработанный доклад, представленный в 1971 году на MLA, статья «Затишья», прежде опубликованная в Harper’s. рекомендательные списки литературы с курсов, которые вела Тилли, и другие тексты и «наброски». Это своего рода неряшливый памятный альбом: эссе связаны между собой по теме и тональности, но у них нет ни реальной структуры, ни центрального аргумента. В некотором смысле, в этом и была цель: Олсен хотела показать, как выглядит писательская жизнь, когда писать приходится урывками — в автобусе и перед глажкой. Большая часть текстов из «Затиший» издавалась раньше, но Олсен в очередной раз нужно было что-то опубликовать, и поэтому она обратилась к прошлой работе для создания новой публикации.
«Затишья» принесли Тилли внезапный успех. В конце 1970-х, когда марксистская и феминистская критика уже проникала в академические круги, наступил нужный момент для довода Олсен, довода, который иллюстрировал, как неравенство формирует литературный канон. Писательница Маргарет Этвуд высоко оценила книгу Тилли в The New York Times Book Review. «Возможно, мысль о том, что чердаки гениям на пользу, что художников создают на небесах и что о них позаботится Бог, для кого-то утешительна, — писала она. — Но если вы, как Тилли Олсен, верите, что писатели рождаются на Земле, и не факт, что о них кто-то заботится, то мы — общество — не можем откреститься от ответственности за то, что порождаем или не в состоянии породить в литературе»557. Молодая писательница Сандра Сиснерос назвала «Затишья» Библией. Текст добавили в программу и читали в колледжах много десятилетий (сейчас его проходят реже).
Как написала профессор Шелли Фишер Фишкин во введении к двадцать пятому юбилейному изданию «Затишья» изменили круг чтения, письма и ценностей научного сообщества; вдобавок эта книга подарила нам важные инструменты для понимания и решения многих литературных, социальных, экономических и политических ситуаций прошлого и настоящего, в которых голоса меньшинств заглушали или попытаются заглушить 558. Олсен не мечтала о такой жизни и карьере ни в тот момент, когда была пылкой молодой писательницей, освещавшей забастовки в Сан-Франциско, ни когда женщиной среднего возраста с одной опубликованной книгой впервые отправилась в Рэдклифф. Тилли хотела писать романы и на протяжении всей своей преподавательской карьеры подавала заявки на писательские гранты. Она также отредактировала некоторые старые тексты, включая рукопись 1930-х годов о бедственном положении рабочих из шахтерского городка в Вайоминге. В 1974 году эта рукопись была издана под названием «Йоннондио тридцатых годов».
Затем Олсен опубликовала повесть Requa, впоследствии переизданную как Requa I, чтобы подчеркнуть, что повествование еще не закончено. Но большую часть времени Тилли проводила в разговорах и преподавании, а не за письмом. Олсен стала почитаемой феминистской-исследовательницей и критиком в то самое время, когда феминистская критика захлестнула научное сообщество. Ее семье, как и самой Олсен, которая плохо переносила поездки, пришлось нелегко. «Ее часто не было рядом, — вспоминала Джули. — Она не проводила время с моими детьми… Ее просто не было»559. Джек тоже скучал по жене в периоды ее отсутствия. Но, как и Джули, он «чертовски гордился» Олсен, которая стала известной интеллектуалкой и наконец получила заслуженное признание.
ГЛАВА 17. Источники творчества
Олсен была самой политически сознательной — и политически активной — из пяти Эквивалентов. Тилли не была ни самой успешной, ни самой доброй, ни, пожалуй, самой талантливой, зато обладала отличным от остальных четырех женщин видением мира. Она видела, что творчество рождается благодаря хорошим материальным условиям, что власть используют против тех, кто уязвим, и — самое важное — что социальная, гендерная и расовая принадлежности пересекаются друг с другом. Остальные четверо тоже были не чужды политике, и в особенности Пинеда, которая вместе с мужем из своей бруклинской гостиной участвовала в подготовке «антивоенного моратория» — массовой акции протеста против войны во Вьетнаме, — но ни одна не могла сравниться с Тилли по глубине понимания политической ситуации 560.
Олсен явно беспокоила «белизна» Рэдклиффского института 561. Возможно, что она не единственная из Эквивалентов видела расовую проблему: Пинеда сочувствовала движению за гражданские права чернокожих, а Кумин в последующие годы поддерживала цветных писателей — как публично, так и в частной жизни. Но Олсен наиболее отчетливо описала свои наблюдения. Среди научных сотрудниц, первыми отобранных институтом, не было ни одной цветной женщины. Отборочная комиссия не обращала внимания на расу, как и на материальные условия соискательниц, а в торжественных репортажах об институте в СМИ о его расовом составе не было сказано ни слова. Никто не отмечал и того, что гранты, которые были призваны сыграть ключевую роль в раскрытии творческого потенциала женщин и которыми Рэдклиффский институт великодушно одаривал белых стипендиаток, те зачастую отдавали цветным няням и домработницам, чтобы иметь возможность заниматься наукой.
Олсен попыталась заговорить о расизме во второй семинарской лекции в Рэдклиффском институте, но сути проблемы не коснулась. Она сказала, что в противовес годам, проведенным в Сан-Франциско, теперь живет в «полностью белой среде, и почти все, кого она знает, занимаются хотя бы в некоторой степени респектабельным трудом». Институт она назвала «гетто» и высказала мысль, что стипендиатам пошло бы на пользу выйти за пределы своего мирка. Но ее оценка прозвучала расплывчато и неуверенно. Вероятно, Тилли боялась показаться грубой или неблагодарной: Институт столько ей дал — большинство стипендиаток получало меньше, — что ей, вероятно, нелегко было решиться выступить с критикой. Другая возможная причина кроется в характерных для Олсен застенчивости и недостаточной подготовке.
К счастью, другие голоса раздавались громче. Десятого декабря 1968 года 28 чернокожих студенток Рэдклиффа заняли Фэй-Хаус, где располагался кабинет Бантинг и где восемью годами ранее Секстон, Кумин и Свон проходили собеседование в Рэдклиффский институт независимых исследований. Студентки выступали за реформу приема обучающихся. В период с 1955 по 1964 годы на каждый курс численностью в триста человек приходилась в лучшем случае одна чернокожая девушка. Студентки Рэдклиффа требовали увеличения доли расовых меньшинств, включения в приемную комиссию чернокожих сотрудников и принятия скоординированных мер для набора чернокожих студентов. На плакате был написан лозунг «Рэдклифф, пора меняться ПРЯМО СЕЙЧАС». Институт пошел демонстрантам навстречу: в следующем году на первый курс зачислили тридцать чернокожих студенток — рекордно высокое число.
После набора первокурсников в 1971 году доля чернокожих студентов выросла до 8,68 % (в 1968 году она составляла 4,24 %)562. Часть активистов праздновала победу, но другие — из числа тогдашних студентов — продолжали требовать перемен. В апреле 1969 года студенты Гарварда и Рэдклиффа заняли актовый зал университета и выступили с требованием, чтобы Университет при участии студентов нанял штат преподавателей для нового факультета афроамериканистики. Главной целью, которой они добивались, был пропорциональный набор чернокожих студентов в Рэдклифф и Гарвард.
Рэдклиффский институт, не отставая от Университета, внес разнообразие в группу научных сотрудниц. Хотя формального запрета на прием чернокожих женщин не существовало, усилий для их набора в институт не предпринималось. Такой подход изменился во второй половине 1960-х. В 1966 году одной из стипендиаток стала чернокожая писательница Элис Чайлдресс, драматург и романист, адаптировавшая для сцены пьесы Лэнгстона Хьюза. За два года, проведенные в Рэдклиффе, она написала пьесу «Обручальное кольцо: история любви и ненависти в черно-белых тонах» о запретной межрасовой любовной связи, действие которой разворачивалось в Чарльстоне (штат Южная Каролина) времен конца Первой мировой войны. В 1970 году в Институт приняли по крайней мере одну чернокожую женщину — Флоренс Лэдд, специалиста по психологии среды. На следующий год стипендию получила двадцатисемилетняя писательница и педагог по имени Элис Уолкер, которая пробудет в Институте с осени 1971 года до весны 1973-го.
У Элис Уолкер было много причин выбрать Рэдклиффский институт, но особенно важную роль в этом решении сыграло ее желание уехать из Джексона (штат Миссисипи), где она жила с мужем Мелом Левенталем, специалистом по гражданскому праву, и маленькой дочерью. Уолкер сложно было писать в этом городе. Писательская карьера Элис пошла в гору в 1967 году, когда ее эссе о движении за гражданские права чернокожих было опубликовано в осеннем номере журнала The American Scholar. В том же году Уолкер получила свою первую из двух стипендий от резиденции Макдауэлл. Вскоре (в 1968 году) вышла в свет первая книга Элис под названием «Однажды». Многие стихотворения из этого сборника она написала, еще будучи студенткой колледжа Сары Лоуренс, в который перевелась из колледжа Спельман, где ее однокурсником был Говард Зинн. В романе «Третья жизнь Грэйндж Коупленд», начатом в Нью-Йорке, где Уолкер жила после окончания университета, и оконченном в штате Миссисипи, описывается, как угнетение со стороны белых порождает домашнее насилие в среде чернокожих. Рецензии на эту книгу, опубликованную в 1970 году, были смешанными, а некоторые показались Уолкер расистскими.