После этого рассказа мы некоторое время обсуждали возможности борьбы с тенями. Пришли к выводу, что при первой же возможности нужно будет разжиться факелами, бензином и спичками.
Потом разговор как-то съехал на причины творящегося вокруг, но тут больше говорил я, рассуждая над накопленными версиями. Карчевский слушал рассеяно, а Илья был настроен скептически. Он все еще оставался в уверенности, что мы стали жертвами научного эксперимента, который проводят военные и правительство. Потом через разговоры о правительственных тайнах тема перешла на политику, потом на продажность чиновников и экономический упадок горнодобывающих регионов. Тут уж и я замолчал, теряясь под градом всевозможных нелестных эпитетов и резких выражений, которыми посыпал в адрес столичных министров шофер. Карчевский же и вовсе ушел в себя.
Некоторое время шли молча. Потом неожиданно нас перенесло прямо в конец проспекта Труда, который упирался в аэродром. Вот он, видна антенна и край взлетного поля, лишь за угол завернуть! Мы вдохновлено бросились бежать, но город в очередной раз сыграл злую шутку и в самый последний момент сменил декорации.
Мы долго стояли возле здания почты, посылая проклятия неведомым силам.
После этого случая энтузиазм угас. К тому же Илья несколько раз заметил бредущие за нами на почтительном расстоянии тени. Но пока он нам показывал, куда именно следует смотреть, они исчезали. Карчевский хмуро заметил, что скоро начнет смеркаться.
Первое разногласие случилось на очередном перекрестке. Илья сказал, что заметил некую закономерность и нам следует идти в те направления, куда будет указывать он. Геолог в свойственной ему едкой манере заметил, что все это чушь собачья и никакой явной закономерности не прослеживается. Шофер принялся настаивать, отказываясь объяснять свои домыслы. Карчевский сказал, что не будет слепо идти за доморощенным следопытом.
Я понимал, что их спор не имеет под собой никакого смысла. Видно было, что геолог уперся из природного упрямства, которое почему-то решил показать именно сейчас. Ну верит Илья в то, что что-то понял в наших передвижениях, и ладно, все равно весь день шатались без цели и направлений. Лично мне уже давно было все равно, куда именно идти. Об этом я и сказал, упустив момент, что ставлю под сомнения прозрение шофера.
Карчевский засопел в бороду, выкурил сигарету и таки согласился следовать за Ильей. Демонстративно без особенного удовольствия.
В следующий раз бородач и шофер сцепились возле магазина продуктов. Илья предложил разбить витрину и залезть в магазин, чтобы перекусить. Карчевский не применил вставить свое замечание, сказав, что не настолько голоден, чтобы мародерствовать, но Илья, может попробовать. Шофер прицепился к слову «мародерствовать» и они несколько минут орали друг на друга, покраснев от распирающих эмоций. В данной ситуации я больше склонялся к точке зрения Ильи, потому что давно проголодался и не видел ничего предосудительного, чтобы взять продукты в магазине. С учетом нашей ситуации, конечно.
Закончилось все тем, что Илья смачно сплюнул и кирпичом разбил большое стекло магазина. Мы с ним пробрались мимо бутафорских бубликов и буханок, висящих в витрине на лесках, спрыгнули внутрь. В блеклый пакет нагрузили пару батонов, две банки кабачковой игры, две банки тушенки и около пяти пачек плавленого сырка. В остальном особенно поживиться было нечем — витрины оказались пустыми, что меня нисколько не удивило. Зато нашли целую упаковку спичек, старорежимных, с советским самолетиком на коробке. А вот бензин, пусть даже и для зажигалок, обнаружить не удалось.
Поели тут же, запивая соком из трехлитровой банки. Карчевский все это время стоял к нам спиной на улице и молчал, засунув руки в карманы анорака. Я готов поклясться, что он тоже голоден, но гордость не позволяла присоединиться к трапезе.
Уже перед выходом Илья взял с самой верхней полки две бутылки водки. Сказал: «Пригодятся».
После этого случая вновь шли молча, лишь что-то насвистывал Илья. Но чувствовалось напряжение, давящая неловкость. Мне даже стало стыдно, что я поддался на уговоры шофера и полез в магазин. Впрочем, легко стыдиться на сытый желудок.
А потом я заметил, что за нами следят. Когда в очередной раз остановились на перекур, я отошел чуть в сторону справить малую нужду. Мы как раз оказались возле автобусной остановки и Илья завел разговор о том, что почему бы не обзавестись транспортом, коль все равно приходится передвигаться.
Тень двигалась вдоль электрощитовой будки, практически сливаясь с тенями на стене. Нас разделяло метров тридцать, но я лишь чудом заметил ее. Тварь была другой, не похожей на виденных нами ранее в доме шофера. Она не была размазанной кляксой, ее контуры были более гладкими. Тень больше походила на человеческую.
Черная фигура дошла до края будки и пропала среди деревьев.
— Мужики! — заорал я, поспешно застегивая брюки. — Мужики, за нами следят!
Я, постоянно оглядываясь, заспешил к товарищам.
Илья выскочил из дверей автобуса, бряцая пакетом с бутылками. Карчевский являл хладнокровие, пожевывая сигарету.
— Что ты увидел? — нервно спросил Илья, одергивая тельняшку.
— Тень. Вон там, у будки, — я указал рукой. — Уходить надо.
— Что с автобусом? — вдруг поинтересовался у шофера геолог. — На ходу?
Илья не стал вспоминать обиды, мотнул лохматой головой.
— Бензин на нуле.
— Тогда уходим. Быстро, — Карчевский выплюнул окурок и пошагал в противоположную от будки сторону. Мы заспешили за ним.
Еще трижды сменился пейзаж, прежде чем мы поняли, что не оторвались от погони. Более того, теней стало больше. И хоть они прятались, стоило нам остановиться, но теперь их успели заметить все.
— Походу, им чехарда с местностью не помеха, — заметил Илья.
— Хреново, — подытожил Олег.
Мы ускорили темп. Мои ноги уже гудели, в пятки отдавалась тупая боль при каждом шаге. Не приспособленные к долгим пешим прогулкам офисные туфли натерли маклышки, лямка сумки намяла плечи. Но я пока не сдавался, глядя на товарищей. Геолог отчаянно потел в своем анораке, то и дело вытирал лоб большим клетчатым платком. Шофер же, сухой и жилистый, еще умудрялся и курить на ходу. После чего кашлял и плевался.
Марафон продолжался уже около полутора часов. Заметно стемнело, стало плохо видно вдаль. Все чаще оглядывался Карчевский, все злее становился Илья.
Я снял ботинки, шлепал по асфальту в тонких итальянских черных носках. Холодило ноги, но это было даже приятно ноющим ногам.
А еще, по чуть-чуть, возвращались страхи, которые я испытал в прошлую ночь. Я с нарастающим беспокойством отмечал, что преследователи почти неразличимы в сумерках. Что конца нашего пути не видно и неизвестно попадем ли мы в аэропорт вообще когда-нибудь. Что без света нас скорее всего быстро сожрут или что еще там делают эти твари, а убежать мы уже не успеем, потому что бежать некуда да и устали все за время перехода.
— Может, дом какой поищем? — взмолился я. — Разожжем костер, пересидим ночь. А завтра с утра опять пойдем.
— Здравая мысль, — поддержал меня Илья. — Или хотя бы на улице костер разведем, на крайний случай.
— Чего ты жечь будешь, на улице? — угрюмо осведомился Карчевский. — Несколько дней пасмурно, сухого дерева не найти.
— Решено, — вставил я. — Ищем подходящий дом.
Но город словно издевался над нами. В ближайшие полчаса нас переносило то на поле, то на пустырь возле гор, то в рощу.
В роще мы наломали длинных и толстых сучьев на факелы. Пугало то, что мы теперь не видели настигающих нас тварей. Все терялось в надвигающихся потемках.
Еще одно перемещение. Что-то огромное, похожее на гигантский открытый рот, вынырнуло из ниоткуда и предстало перед нами. Я отшатнулся, зацепился пяткой за что-то твердое и холодной и, размахивая руками, упал. Из-под меня полетел щебень, я ударился локтем, да так сильно, что вспыхнуло в глазах. Я зашипел, схватился за руку.
— Вставай, — протянул мне свою лапищу Олег. — Некогда отдыхать.
— Да иди ты, — от боли я был зол на весь мир, но руку подал. Геолог рывком поставил меня на ноги.
То, что я принял за раскрытую пасть, оказалось входом в шахту. Высоким, с круглым сводом, с уходящими во тьму рельсами узкоколейки, о которые я и споткнулся. В глубине угадывалась сетка, перегораживающая доступ внутрь.
Рядом с входом виднелся разобранный навес, от которого остался лишь ржавый стальной короб. Чуть в стороне, нестройными рядами, стояли снятые с машин КУНГи, в которых обычно устраивают подсобки для рабочих. Дальше все терялось в темноте, но я смог разглядеть уходящую в сторону от шахты асфальтированную дорогу и замерший гигантский экскаватор с ребристым ковшом у обочины.
— Вот она, милая, — почти с любовью протянул Илья. — Шахта Комиссарская.
Со смешанным чувством перевел я глаза на черный провал шахты. Это тут погиб Денис? Это отсюда начинается путь к странной аномалии под землей? Это тут, возможно, все началось?
— Давайте уберемся отсюда, — просипел я, проглатывая комок в горле. — Как то мне не по себе здесь.
— Вон, там! — вдруг заорал шофер, тыкая рукой в темноту. — Там движение!
Я дернулся, чувствуя, как по спине побежали мурашки, заставляя вставать дыбом волосы на затылке. До рези в глазах я уставился в указанном направлении. Никого! Или нет? Вон, что-то мелькнуло! Будто кто-то прошел между деревянным щитом и экскаватором. Или это зрение в сумерках обманывает? А если нет! За нами же гнались!
— Игорь, снимай пальто, — скомандовал вдруг Карчевский, разваливая на земле подобранные для факелов палки.
— Зачем? — задал я глупый вопрос, раздеваясь.
— Быстрее! — подстегнул геолог нетерпеливо, вынимая из кармана складной ножик.
Я кинул ему пальто, остался в мятых брюках, которые потеряли свой вид, и в не менее мятой голубой рубашке с оторванной верхней пуговицей. Поджимая замершие в носках пальцы ног, я с сожаление смотрел, как сточенный нож Олега с треском режет на широкие полосы серо-серебристую ткань.