— Все топко, нет безопасных мест. Места памяти тоже будут разобраны и поглощены всеобщим хаосом. Они самые стойкие воспоминания, но и их может стереть потухающий разум. Как клетки мозга отмирают одна за другой, нарушая взаимосвязи, отключая функции тела и степень сознания, так и город распадается на детали мозаики, которые уже не похожи на начальную картину. Славинск превращается в груду выгоревшего шлака и падение мест памяти лишь вопрос времени.
— И сколько этого времени? — спросил я.
— Если Белый и Черный стали играть пространством, то совсем мало.
— А что за Белый с Черным? Это кто вообще такие? — нервно спросил Илья. — Это что, как ангел и демон? Бог и сатана?
— У городов свои грани жизни, свои чаши на весах, — ответил Ян. — Их нельзя мерить мерками людей. Белый и Черный разбирают как город жил, смог ли выполнить свои задачи. Как он умирал. Это как время и совесть.
— В каком смысле? — переспросил я.
— Плохо, когда совесть ушла раньше, чем время предъявила свой последний счет, — изрек седобородый.
— Хрень какая-то, — сплюнул Илья.
— Короче, — Карчевскому тоже надоели мистические размышления Юдина. — Я понял лишь одно из всей этой ахинеи, прости Ян за поруганные чувства, что у нас два варианта. Первый — это ждать спасателей. Вторая — это спасать себя самим. Зная нашу систему оповещения и сроки начала поисков, я бы выбрал второе. Что скажете?
Наступила короткая пауза, которую прервал Илья.
— Я не хочу идти никуда. Здесь безопасно, нет этих чертовых тварей. А что до ерунды, которую несет этот Дед Мороз, то все это похоже на бред сивой кобылы. Для себя я уже решил, что во всем виноваты долбанные во все дыры военные. И я с них спрошу. А потом приведу помощь и наведу тут порядок. И можете идти со своими Черными и другими разноцветными в задницу.
Карчевский насмешливо крякнул, посмотрел на Степанова:
— Что скажешь, аксакал?
Николай Семенович замялся, задумчиво пожевывая губы. Потом ответил:
— Я, Олежек, теперь никуда не спешу, могу и подождать. Но если будет второй вариант дельным, то почему бы не попробовать?
Олег кивнул, перевел взгляд на меня:
— А что румяный гость скажет?
— Я хочу поскорее отсюда убраться, — твердо сказал я. — Мне ровным счетом нет никакого дела до того, что здесь происходит, но чем дальше, тем хуже. А хуже я не хочу. Я за второй вариант.
— Зря ты думаешь, что тебе нет никакого дела до происходящего здесь, — неожиданно вставил Ян. — Тебя это касается в первую очередь.
— Это почему? — неподдельно удивился я.
— А ты посмотри вокруг, — Юдин обвел рукой сидящий людей. — Кого ты видишь?
Я замешался.
— Ну как «кого», — я не знал что ответить. — Вас я вижу. Олега, Илью…
— Ты видишь тех, с кем тебя связала судьба в этом городе. Тех, с кем ты общался. Здесь нет посторонних незнакомцев. Тут только те люди, которых ты коснулся своим присутствием.
Я остался сидеть с открытым ртом. Вот тебе, бабка, и юрьев день.
Карчевский озадаченно почесал затылок, протянул.
— А ведь что-то в словах нашего акына от мира теней есть…
— Да при чем тут я? — мне стало не по себе. — Я вообще не местный!
— Вот именно, — прошелестел Юдин и я увидел, как он улыбается, ощерив зубы. Зрелище было неожиданным и пугающим.
— Ты что-то знаешь об этом? — повернулся ко мне Илья и в голосе его звучали угрожающие нотки.
— Не больше вашего!
— Но что-то в словах акына есть, — еще раз задумчиво протянул Олег, уставившись в пол.
— Совпадение, — отрезал Степанов, хлопнув по столу. — Нечего тут искать закономерности, а то еще и виновных начнете выискивать среди своих.
— Ты с кем еще общался в городе? — проигнорировал слова товарища Олег.
Я предостерегающе посмотрел на шофера, который с нехорошим интересом разглядывал меня, ответил геологу:
— Ну, не помню. Шофер какой-то подвозил. С продавщицей в магазине. С могильщиком, у него еще имя такое…
— Рай? — подсказал Степанов.
— Да, точно!
Карчевский кивнул, что-то прикидывая в голове. Все ждали. Я услышал, как тяжело сопит шофер.
— Да не, ерунда, — наконец отмахнулся он. — Игорь по меньшей мере с двумя десятками человек общался.
Я закивал. Как же неприятно чувствовать себя в такой ситуации особенным! Тем более ошибочно.
— Ты, старый, не путай, — Илья погрозил пальцем Яну. Тот даже не посмотрел в его сторону, он не отводил взгляда от меня. Я поежился.
— Ну, с этим разобрались, — Олег подмигнул мне. Сразу стало легче, я благодарно улыбнулся ему. — Так что решим-то по вопросу: уходить или оставаться?
— Раз уж есть выбор, то, Олежек, у тебя есть идеи, как покинуть город? — спросил геолога Николай Семенович.
— Есть, — Олег широко улыбнулся и откинулся на спинку стула. — Вертолет МЧС.
Секунду тишины и стало шумно. Удивленно воскликнул я, что-то возбужденно затараторил шофер, хлопнул себя по лбу Степанов. Когда все угомонились, диспетчер сказал:
— А ведь верно, голова. Я совсем и забыл. Вертолет спасателей!
— Если он уже не улетел, — вставил ложку дегтя шофер.
— Что за вертолет? — волнение улеглось, меня стали интересовать детали.
— Тут недалеко есть площадка МЧС, — принялся объяснять Николай Семенович. — У них имеется маленький вертолет для экстренных случаев. Мало ли что, на операцию срочно отвести человека или сообщение доставить. Там дежурят два пилота.
— Дежурили, — вновь встрял Илья.
— Ну да, дежурили, — поправил себя диспетчер. — Только вот я их давно не видел.
— На Большаке они, — сказал Олег, почесывая бороду. — Уже месяц как.
— А как же тогда ты лететь собрался? — удивленно вытаращился на товарища Степанов.
— Я могу попробовать поднять вертолет воздух, — просто ответил геолог, улыбаясь.
Повисла пауза.
— Ну тебя в баню, — покачал головой шофер, вставая и направляясь к пепельнице. — Угробиться я и сам могу.
— Олег, у тебя часов налета сколько? — осторожно спросил Николай Семенович.
— Часов десять, — пожал плечами Олег. — Да там несложно.
— Десять часов за штурвалом? — не сдавался диспетчер.
Геолог нехорошо замялся, потом сказал в сторону:
— Я рядом с пилотом сидел, мне показывали, как и что. Когда лагерем в Гоби стояли, приходилось часто летать по делам за Пешань. Пилот меня брал для компании.
— Ты же серьезный человек, Олег, — осуждающе покачал головой диспетчер. — Нехорошо так…
— Так я серьезно смогу, — хлопнул себя по груди геолог. — Я серьезен, Семеныч. Игорь, я серьезен?
Я промолчал, размышляя, не повредился ли ночью умом геолог.
— Семеныч, поверь мне. Я не глупее пилота, я все-таки кандидат наук. Я изучил и разобрался в теме.
— О, аргумент! — поразился Степанов. — А практика как бы ни при чем?
— Ты меня знаешь! — Олег сверкнул глазами. — Я слов на ветер не бросаю. Сказал смогу — значит смогу.
— Все-все, — Степанов рассмеялся, поднимая руки. — С тобой спорить…
Я четко услышал, как над головой кто-то пробежал, гулко топая.
Смех и голоса смолкли. Все замерли на своих местах, в немом вопросе подняв лица к потолку.
Леденея, я разобрал, как где-то недалеко заиграла музыка, будто из старого патефона. Тихо-тихо, но можно различить мотив и женский вокал.
— Семеныч, — прервал напряженное молчание геолог. — Либо у тебя наверху кто-то есть, либо до нас таки добрались.
Степанов лишь с испугом посмотрел на него.
— Понятно, — понимающе кивнул Олег. — Вот и ответ на наш вопрос. Эй, Ян, это оно самое, что мы думаем?
Юдин кивнул. На его лице было абсолютно спокойное выражение, словно происходящее его не касалось.
— Надо уходить, — горячим шепотом прошипел шофер. У него подергивался в тике кончик рта.
Его слова стали сигналом к действию. Карчевский отправил меня разжигать мангал, чтобы иметь открытый огонь на всякий случай. Мне помогал Илья. Вдвоем у нас получилось споро, сухие головешки занялись быстро.
Тем временем Олег помогал Степанову упаковывать еду и воду в большой армейский баул. Еды было немного, запасы холодильника и серванта диспетчерской не были рассчитаны на походный рацион для четырех человек.
Потом мы искали палки для факелов. Степанов указал на ящик с красными оградительными колышками, на которых гвоздиками были прибиты маленькие треугольные флажки. Илья попытался было ломать ножки мебели, но диспетчер не дал. На возглас шофера о ненужности всего этого лишь отрицательно покачал головой и нетерпящий пререканий тоном сказал: «Не трогай. Хорошие вещи, грех их портить».
К факелам нашелся бензин в пластиковой бутылке, целый мешок ветоши, пачка со спичечными коробками.
Наверху, на втором этаже, кто-то время от времени скребся. Музыка то прекращалась, то начиналась вновь, иной раз звучала задом наперед. Я со страхом смотрел на закрытую и заваленную шкафом дверь лестничного пролета, перед которой стоял Юдин. Он не участвовал в общей суете, он стоял и смотрел на дверь, опершись о свой посох.
Геолог в очередной раз пресек попытку Степанова сходить наверх и посмотреть. Старик предполагал, что туда мог забраться кто-то выживший. Впрочем, на вопросы Карчевского о том, зачем выживший притащил с собой старый патефон и теперь бегает и скребется, Николай Семенович ответить не смог, поэтому на лестницу его не пустили.
В какой-то момент передо мной встал вопрос обуви. Мои ступни, перевязанные и обутые в толстые шерстяные носки, ни в одну из найденных в каптерке пар ботинок и сапог. Когда я уж было подумал, что так и придется мне идти дальше в тапочках, как Степанов извлек из дальнего угла блестящие черные калоши. Они пришлись впору, сидели как влитые и лишний раз не раздражали и без того саднящие ноги. Я прошелся в обновках по залу, вызвав улыбку Николая Семеновича и беззлобную подколку Карчевского. Калошами я остался доволен, несмотря на несколько старомодный вид. Не на VIP-вечеринку в них идти, в конце-то концов.
Наконец все было готово к выходу. Я с нарастающим страхом смотрел на убывающий свет за окном. Понимал головой, что мы запаслись факелами, что уже знаем и можем больше, чем в первый переход, мы лучше подготовлены. Но перспектива повторной встречи с потусторонними существами, рыскающими снаружи, меня страшила до нервной дрожи. Я старался не показывать свой страх, но по лицам товарищей видел, что их мысли заняты тем же. Лишь Степанов и Ян оставались спокойными. Но если Николай Семенович сохранял присутствие духа по незнанию, то на что рассчитывает Юдин? Ведь так и остался за кадром мой вопрос о том, как они смогли дойти по изменчивому городу, да еще и не нарваться на тварей. Интуиция мне подсказывала, что Ян что-то сильно недоговаривает.