— «Не хочу с самого начала строить систему»… — задумчиво проговорил Панариши. — Угу, он с самого начала дал стопроцентную вероятность, что ты не захочешь оставаться просто символом. Впрочем, за те несколько дней, что я знаю тебя лично, я понял, что так оно и есть. Не захочешь…
— «Он»? — подозрительно спросила Карина.
— Твой приемный отец. Демиург Джао.
— Ты знаешь Джао?! — Карина задохнулась от внезапного прилива противоречивых чувств. — Знаешь папу? Почему ты мне не сказал с самого начала? Кто ты такой? Отвечай!
Ее снова затрясло, и шаман успокаивающе положил ладонь ей на плечо.
— Последние двенадцать лет я координатор его сети влияния в Сураграше. Кара, я прекрасно знаю заочно и тебя, и твою семью. Я чрезвычайно рад личному знакомству — действительно рад, не в смысле вашего формального приветствия. Потерпи еще немного, и мы поговорим как следует, обещаю. Но сейчас нам нужно решить, что делать с преступником. Раз ты настаиваешь, что он должен жить, нужно вынести иной приговор. Но такой, который гарантирует, что больше он никого не убьет и не изнасилует. Есть идеи?
— Он говорит на общем? — Карина перевела взгляд на солдата, и ее глаза сузились. — Если нет, спроси его, признает ли он себя виновным в преступлении, в котором его обвиняют?
— Я говорить общий! — затряс головой пленник. — Момбацу сама Карина, я сознаюсь! Я сознаюсь! Я убивать ее муж, я виноват! Пощада, момбацу сама! Никогда больше! Никогда! Клясться Курат свое сердце! Клясться священная звезда!
— Вот как? — Карина задумалась, прикидывая. — Рис, что означать «клясться Курат сердце»?
— Курат, как ты, вероятно, помнишь, бог солнца. Во многих местностях, в Сураграше в том числе, почитается верховным. Еще век или полтора назад кое-где ему приносили человеческие жертвы — вырезали живым людям сердце. Он хочет сказать, что клянется священной звездой Курата, что больше никогда не станет насиловать и убивать, а если нарушит свою клятву, то пусть ему живому вырежут сердце.
— Да, да, момбацу сама Карина! — затряс головой пленник. — Вырезать сердце после обмануть!
Панариши нагнулся и за цепочку извлек из-под рубахи висящую на шее звезду, вписанную в круг.
— Ты клянешься священной звездой Курата, что больше не станешь убивать и насиловать? — резко спросил он. — Обратно дороги нет. Клятва на звезде не отменяется.
— Да, клянусь! — отчаянно закивал солдат. — Звезда Курата клянусь!
— Верю, — кивнул Панариши. — Манако мао цубам биллираах кунут, тупасса![18] Кара, ты полагаешь, что инцидент исчерпан?
— Нет. Мы не можем простить его просто так, за слова. Иначе любой убьет, а потом скажет «я больше не буду!» Кажется, я знаю, что можно сделать. Мати… Саматта однажды рассказывал про обычаи древних племен. Не местных, еще на Земле. Как тебя зовут? — спросила она у стиснувшей у груди руки женщины. — Твое имя?
— Ямома, момбацу сама! — всхлипнула та. — Не убивать он? Отпускать? Правосудие!
— Нет, сама Ямома, просто так он не отделается. Твое имя? — обратилась она к пленному.
— Саррахан ах-Думма, момбацу сама, — с готовностью откликнулся тот.
— Рис, переводи. Я хочу, чтобы они оба точно поняли, что я решила. Сан Саррахан, ты убийца и насильник. Ты признался в том, и твою вину подтверждает свидетель…
— По местным обычаям женщина не может выступать свидетелем в суде, — на секунду прервал перевод Панариши.
— Теперь может, — нетерпеливо отмахнулась Карина. — Избранная я Дочь или кто? В общем, сан Саррахан, ты лишил саму Ямому средств к существованию, а потому до конца своей жизни станешь ее содержать. И ее, и всех ее детей, пока они не достигнут возраста совершеннолетия. А поскольку ты изнасиловал ее, я навсегда запрещаю тебе прикасаться к женщинам. Одна только сама Ямома может стать твоей женой — но только добровольно. Только если ты своей заботой сумеешь убедить ее, что станешь ей достойным мужем. Если не сможешь, станешь просто содержать, не прикасаясь и пальцем. А если ты попробуешь запугать ее и сделать своей женой силой, духи убьют тебя страшной смертью. Ты понял меня, сан Саррахан?
— Да… понимать… — солдат обмяк и почти с испугом посмотрел на женщину. — Я содержать ее всегда, все деньги отдавать. Клятва звезда Курата!
— Ты поняла мое решение, сама Ямома? — строго спросила Карина.
— Да, момбацу сама Карина, я понимать, — кивнула та. — Но он убить мой муж…
— Мертвых нельзя возродить к жизни, сама Ямома. Прошлое нельзя исправить, как бы нам того ни хотелось. А месть никогда ничего не решает. Она лишь иссушает душу и сердце и делает тебя таким же, как твой враг. Сан Саррахан будет содержать тебя до конца жизни. Он никогда больше не прикоснется к женщине и никогда никого не убьет.
— Ма, момбацу сама, — кивнула та. — Так справедливо. Я никогда не стать его жена, он больше не знать женщина.
— А как поступить с его нынешними женами? — безразлично спросил Панариши.
— А у него есть жены? — растерялась Карина. — Ой…
— Именно что «ой!» — хмыкнул псевдо-шаман. — Шучу, расслабься. Солдатам Дракона запрещено заводить семью. Женитьба автоматически означает отставку и перевод в разряд земледельцев. Но ты о том не знала и даже не задумалась. Кара, поаккуратнее с решениями. Ты не знаешь местных обычаев и такие горы навоза разворошить можешь из самых лучших побуждений… С кубалами ты уже наворотила дел, как бы чего похуже не вышло.
— Спасибо, Рис, я поняла. Я постараюсь аккуратнее. Что дальше?
— С этим? — Панариши извлек нож из висящего на поясе чехла, и прежде чем Карина успела хоть что-то сказать, наклонился и одним движением перерезал веревки на руках пленника. — Ничего не делать. Он больше не солдат Дракона. Саррахан, забирай Ямому, и уходите. Можешь остаться в Мумме, если деревня тебя примет.
— А с остальными? — напряженно спросила Карина.
— Ну, поскольку ты вряд ли благосклонно отнесешься к идее их перестрелять, — фыркнул псевдо-шаман, — придется просто их выгнать. Не беспокойся, им оставят ножи и кресала. Они, в отличие от тебя, в лесу выживут. А теперь пойдем в дом, Кара. Нам действительно пора поговорить.
Когда Карина, Цукка, Панариши и Шаттах вошли в Большой Дом, первым, кого Карина заметила, оказался Дурран. Младший Коготь понуро сидел на одной из лавок в комнате, которую назначили гостиной, и грыз ногти на пальцах. При виде всей компании он даже не пошевелился.
— Я кому-то еще нужен? — угрюмо спросил он, не поднимая взгляда.
— Кара, хочешь ему ответить? — поинтересовался Панариши, присев в углу на корточки и аккуратно положив на пол меч и кинжал Цома. — Имей в виду, он нарушил клятву о безоговорочном повиновении старшим, которую давал, вступая в клан, и теперь только и ждет удобного момента, чтобы перерезать себе глотку. Или как там у вас принято с собой кончать, а, Дурран?
Младший Коготь вскинул на него мрачный взгляд, но промолчал.
— Дурран, ты в самом деле хочешь убить себя? — неверяще спросила Карина. — Но почему?
— Потому что кланы Дракона — такие большие волчьи стаи, где старшие волки охраняют свое положение от посягательств молодых в том числе с помощью красивых слов. А некоторые молодые почему-то воспринимают слова старых всерьез, — Панариши закатил глаза к потолку. — Дурран, тебе в твоем-то возрасте пора бы и знать, что типичный способ для очередного Головы занять место старого — убийство. Подлое убийство — удар ножом в спину, яд в питье и тому подобное. Клятвы нужны верхушке клана для того, чтобы лучше контролировать таких, как ты.
— Мне все равно, зачем клятвы нужны им, — глухо сказал Младший Коготь. — Я знаю лишь, что нарушил клятву сам. Я предал — неважно кого и неважно почему. Зачем мне жить дальше?
— Господин Дурран, но ведь ты защищал меня, — тихо сказала Карина, опускаясь рядом с ним на лавку. — Ты пытался убедить своего хозяина, чтобы меня не убивали. Скажи — почему?
— Потому что ты — первая на моей памяти, кто действительно заботился о людях, — все так же глухо откликнулся Дурран, не поднимая на нее взгляд. — Ты не говорила, а делала — так делала, словно иначе и поступить нельзя. Делала, хотя знала, что тебя в любой момент могут убить, хотя ничем не была им обязана. Моя жизнь ничего не стоит рядом с твоей. Ты должна жить… а мне больше незачем.
— Господин Дурран, так нельзя! — горячо сказала Карина. — Твоя жизнь не менее ценна, чем моя. Пожалуйста, не надо так поступать. Я очень тебя прошу! Очень! Если бы ты не убил того… с тоскалой…
— Цома, — подсказал Панариши.
— Да, Цома, он приказал бы своим солдатам стрелять. А у них были автоматы. Они бы убили многих, просто промахнувшись по мне. Я не могу остановить все пули, в меня направленные, часть все равно срикошетила бы мимо и в кого-нибудь попала бы! Ты спас людей — и хочешь убить себя за такое?
— Я предал…
— Да никого ты не предал! — внезапно для себя вскипела Карина. — Любой солдат в нормальной армии имеет право отказаться от исполнения преступного приказа! И воспрепятствовать его исполнению другими тоже может! А если командиры прямо требуют от солдат преступлений, это не армия, а банда! А какие там еще клятвы и честь в бандах? Они только грабить и убивать могут! Сан Дурран, я знаю, каково жить с грузом прошлого на сердце. Нелегко, да, но ты обязан справиться! Честь — то, что внутри тебя, а вовсе не то, что говорят другие. Ты поступил правильно, и прекрати рассуждать о вещах, в которых ничего не смыслишь!
— Не говори мне о чести, женщина! — Дурран запыхтел, надуваясь от гнева, как воздушный шарик. Он вскинул тяжелый взгляд и уперся им в Карину. — Я всю жизнь прожил…
— Ой, да уж прямо «всю жизнь»! — фыркнул Панариши. — Тебе еще и тридцати нет. Дурран, помнишь, о чем мы вчера вечером говорили? Ты совершил ошибку не тогда, когда выстрелил в Цома, а когда вступил в клан. Да, тебе было некуда деваться, Караванная Охрана тебя нищим и искалеченным выбросила на улицу, а вербовщик так красиво пел! Но ты стал бандитом — и за то тебе действительно придется расплачиваться. Сегодня ты сделал первый шаг к искуплению. Ты — солдат, а нам в ближайшее время очень потребуются опытные солдаты. Хотя бы для того, чтобы охранять Карину. Дракон