черную коробочку и поднес к ней палочку.
— Безгильзовые патроны и обоймы, — проговорил он удовлетворенно. — Трехмиллиметровые или около того. Похоже, как раз патроны к тем карабинам. Воздух здесь очень сухой и прохладный, так что испортиться не должны. Хотя… — Он задумчиво посмотрел на Карину. — Сама Карина, сколько времени, говоришь, они здесь пролежали?
— Лет двести… — Карина пожала плечами. — Не знаю точно.
— Странно. Мне казалось, даже в Четырех Княжествах безгильзовые патроны получили массовое распространение всего лет двадцать назад. Когда я записался в Караванную Охрану, только у нашего полковника был пистолет под такой боезаряд, и он страшно им гордился. А изобрели их только в начале века. Не говоря уже про то, что патроны изобрели только в середине прошлого века, ста лет не прошло. Так каким образом ЭТИ патроны могли лежать здесь двести лет?
Карина замерла с открытым ртом, мысленно выругав себя самыми нехорошими словами, которые только знала. И чего она за языком не следит? Расслабилась, дура…
— Просто у нас так говорят, — наконец сказала она, отводя взгляд. — «Лет двести» значит «давным-давно». Давай вынесем их наверх.
— Да, сама Карина, — кивнул Дурран, поворачиваясь. — Я схожу позову мужчин. Мне следовало подумать заранее.
— Не надо! — быстро остановила его Карина. — Господин Дурран, не забывай, я же девиант. Синомэ, как у вас говорят. Я могу поднять почти сто тридцать килограмм. Только бы ящики не развалились.
— Да? — мужчина с сомнением посмотрел на нее. — Сама Карина, но женщине не следует делать мужскую работу…
— У меня в стране за такое заявление тебя по судам бы затаскали! — Карина фыркнула. — Не беспокойся, я привычная. Знаешь, я тебя хочу попросить об услуге. Можно?
— Да.
— У нас в стране, когда хотят избавиться от обращений вроде «госпожи», предлагают общаться без формальностей. Давай ты перестанешь называть меня «сама», а я перестану называть тебя «господин»?
Несколько секунд Дурран молча смотрел на нее, потом неожиданно шагнул вперед и, нависнув над ней, ухватил ее за плечи, нависнув над ней угрожающей темной массой.
— Сама Карина, а ты помнишь, что я — солдат Дракона? — хрипло спросил он. — Что я убивал людей — даже не солдат, а простых людей — просто потому, что мне приказали? Что я помогал производить наркотик, убивавший твоих соотечественников? Сознательно помогал, да еще и стремился произвести его как можно больше! Ты предлагаешь свою дружбу мне — бандиту и убийце. Ты называла меня так, и ты совершенно права. Ты осознаешь, что ты сейчас делаешь, что мне предлагаешь?
— Убийца? — Карина печально улыбнулась. — Дурран, я ведь тоже убийца. Не смотри, что я маленькая и хрупкая. С помощью своей силы я тоже убивала людей, которые ничем мне не угрожали. Когда я сбежала из детдома… В общем, я убила многих людей, некоторые из которых просто пытались помочь несчастной одинокой перепуганной девочке. У меня в прошлом вряд ли меньше черных пятен, чем у тебя. Но однажды я встретила очень хорошего… человека. Он спас меня. И научил понимать, что жить прошлым бессмысленно. Прошлого больше не существует. Его ни в коем случае нельзя забывать, чтобы не оступаться на том же месте, но важно лишь будущее. Месть — в том числе месть самой себе — бессмысленна. Она не способна исправить то, что уже совершено. Дурран, неважно, кем ты был. Важно, кто ты сейчас. И кем ты можешь стать. Ты ведь не станешь больше служить Дракону? Убивать людей?
— Убивать людей… — Дурран словно потух. Он выпустил Карину, отступил на шаг и отвернулся. — Я солдат с пятнадцати лет, Карина. Почти половину своей жизни. Я не умею делать ничего больше, кроме как убивать.
— Я не говорю, что ты не должен сражаться. Или что ты не должен убивать в бою. Дурран, ты понимаешь, о чем я. И потом, у тебя еще появится возможность научиться чему-то еще.
— У меня? — Дурран обернулся и горько усмехнулся. — В моем-то возрасте? Я уже прожил больше половины отпущенного срока, Карина. Мне поздно учиться новым трюкам.
— Еще один без времени постаревший… — Карина тяжело вздохнула. — Мати было тридцать два, когда его вышибли из армии, больше, чем тебе сейчас, и он тоже сначала думал, что жизнь для него закончилась. А потом он взял да и стал историком. И твердо намерен к семидесяти стать старшим профессором. У нас в Катонии вообще принято доживать до восьмидесяти лет, а то и до девяноста. А ты мой ровесник. У тебя организм потрепан, но ничего особого тяжелого. Я тебе как врач говорю — при правильном отношении к здоровью у тебя есть все шансы дожить минимум до семидесяти. Знаешь, когда мы закончим с Шаем, я всерьез возьмусь за ваше здравоохранение. Глупость какая-то — женщина в сорок лет уже совершенная старуха!
— Да. Когда мы закончим с Шаем… — эхом откликнулся мужчина. — Карина, у нас и в самом деле нет времени. Нам нужно срочно заканчивать с оружием. Мы поговорим потом. После победы.
Если победим, — эхом отдались в сознании Карины его непроизнесенные слова, и она опять почти в панике взглянула на него. Неужели она и в самом деле чувствует его эмоции? Решительно тряхнув головой, она повернулась к куче ящиков и манипуляторами принялась осторожно сбивать с них окаменевшую ткань. Только бы не повредить неосторожным ударом непрочное дерево…
На то, чтобы перенести оружие и патроны в деревню, ушло полтора часа. Шаттах, Дурран и несколько повстанцев, разобравшись в том, как устроены карабины, быстро разбирали их один за другим, протирали от старой смазки, смазывали каким-то местным растительным маслом, прекрасно, по уверению Шаттаха, заменявшим синтетическое оружейное, и собирали снова. После того, как первые винтовки оказалась собраны и испытаны — в первый раз стреляла из каждой Карина, на случай разрыва ствола державшая оружие в максимально вытянутых манипуляторах — один из повстанцев, суровый бородатый мужчина с первой проседью в густой шевелюре принялся обучать добровольцев стрельбе. При всей своей невзрачности и негромкости выстрела трехмиллиметровые пульки насквозь пробивали толстый, в кулачный обхват, пальмовый стол. Несмотря на опасения Дуррана, за прошедшие столетия вещество, из которого патроны состояли, если и выдохлось, то не слишком сильно. Единственной проблемой оказалось то, что стрелять из нового оружия оказалось некому. Деревенские мужчины восприняли идею вооружения с энтузиазмом, однако даже с десяти шагов в деревянный щит со стороной в полсажени попадали один раз из пяти. Занимавшийся снаряжением магазинов Дурран только качал головой, глядя, как они, судорожно вцепившись в цевье одной рукой, дергают спусковую скобу едва ли не всей второй пригоршней.
— Если все дружно выстрелят в одну сторону, то в кого-нибудь да попадут. Хотя бы по теории вероятностей, — прокомментировала процесс Цукка. Не раз видевшая, как муж чистит пистолет, она почти мгновенно ухватила идею устройства карабина и теперь наравне с мужчинами принимала участие в приведении оружия в рабочее состояние. — Но лучше бы Тилос складировал в пещере гранатометы. Из них хотя бы точно целиться не нужно.
— Тогда кто-нибудь обязательно ухватился бы за него наоборот и выстрелил в противоположную сторону, — вздохнул Шаттах, защелкивая ствольную коробку и передергивая затвор. — Нет уж, спасибо. Так, еще один готов. Своим ребятам я дам их в дополнение к их автоматам. На расстоянии — карабины, а автоматы — в ближнем бою. И патронов надо бы…
— Папа! — между домов со всех ног выскочил Матса. — Сан Самаладар приказал передать, что третий секрет заметил конный отряд у Журчащего распадка. Примерно двадцать пять человек. Если не сбавят ход, появятся здесь через час как максимум. А еще он сказал, что отряд Муха на подходе.
— Понял, — кивнул Шаттах, поднимаясь. Он сунул в рот два пальца и громко свистнул. Галдящие мужчины разом затихли и повернулись к нему. Торговец подошел к ополченцам и резко и быстро заговорил.
— Карина, — негромко спросил Дурран, — ты настаиваешь на том, чтобы остаться в деревне? Может, все-таки передумаешь? Шай идет сюда за тобой, а не за кем-то другим. Прошу, укройся в лесном убежище.
— Я не стану прятаться, когда другие умирают за меня. Я остаюсь, — Карина упрямо склонила голову. — Я тоже могу сражаться. И я куда лучше в ближнем бою, чем любой из ваших мужчин.
— Я уже говорил тебе, что в бою ты ничего не значишь, — качнул головой мужчина, откладывая снаряженный магазин. — Ты не умеешь драться не на жизнь, а на смерть. Ты не сможешь нанести смертельный удар.
— Я могу ударить так, чтобы обездвижить, — Карина пожала плечами. — В нервный узел, рукой или манипулятором, неважно. Или просто в лоб прямым засадить. Дурран, я не намереваюсь разыгрывать из себя героиню и идти грудью на пули. И ударить врага в спину не постесняюсь. Да, я не боец. Но пойми — я единственная, кто сможет противостоять Шаю. Даже если вы убьете всех, кто придет с ним, он убьет всех вас.
— Погоди, Кара… — встрепенулась притихшая было Цукка. — Мати говорит, что они где-то рядом. Они пускают ракету!
Она вскочила на ноги и принялась напряженно вглядываться на юго-восток. Карина невольно повернулась туда же — и несколько секунд спустя увидела, как вдалеке в воздух обманчиво-неторопливо на острие расширяющегося дымного следа взлетает крошечный малиновый шарик.
— Есть! — Цукка сжала кулаки. — Шаху! Наши рядом! Давай ответную ракету! — Она замолкла, уставилась в землю и зашевелила губами.
Шаттах кивнул одному из своих людей, и тот, сняв с пояса одноразовую ракетницу, выстрелил в небо зеленый шар.
— Они тоже нас видят, — сообщила Цукка несколько секунд спустя. — Мати говорит, что минут через пятнадцать-двадцать доберутся. Кто-нибудь, предупредите часовых, чтобы не стреляли!
— Вовремя, — пробормотал Дурран. — Карина, ты говорила, что среди твоих друзей — женщина с такими же способностями, что и у Шая. И у них есть оружие против синомэ. Теперь твоя помощь не нужна, и ты точно можешь уйти из деревни в укрытие.
— Нет, Дурран, — Карина упрямо закусила губу. — Я не собираюсь прятаться, когда другие за меня сражаются. И я хирург. Я могу спасать раненых, которые без меня погибнут. Я благодарна тебе за заботу, но это мое последнее слово. Цу, когда наши доберутся сюда, ты возьмешь Лику и госпожу Кансу и на машине с ними отъедешь как можно…