– Да. То есть нет.
Костя понял, что дальше будет что-то типа «если у вас больше нет вопросов, то я пойду», и быстро перехватил инициативу.
– Вы были у Геныча? – спросил он.
Девушка хмыкнула.
– У вас прямо талант задавать глупые вопросы. Вы же меня там и видели, зачем спрашиваете?
– Вы правы. Это был идиотский вопрос. Впрочем, не такой уже идиотский, так как из вашего ответа следует, что и вы там меня видели. И обратили внимание.
– Ловко, – усмехнулась Вика.
– А можно еще один идиотский вопрос?
– Ну.
– Можно вас проводить?
– Это как раз совсем не идиотский вопрос. Если это доставит вам удовольствие, ради бога.
– Огромное. Правда-правда.
Девушка тронулась, Костя пошел рядом.
– Значит, у меня остается право на еще один идиотский вопрос.
– Придержите его, пожалуйста, для другой девушки. У меня голова плохо варит сейчас.
– Тогда я – Костя.
– Что?
– Ну, вы – Вика, а я – Костя. Я же не представился.
– А-а...
Они прошли несколько секунд в молчании. Костя судорожно соображал, куда вывернуть разговор, чтобы нащупать общую тему.
– Ну хорошо, Костя, а что вы делали у Геныча, если не секрет? – неожиданно спросила сама Вика.
– Как и все там присутствующие, ничего.
– Точнее не скажешь.
– Может, на ты? – спросил Костя.
– Хорошо, – кивнула Вика.
– А спорим, ты Дева по гороскопу?
– Спорить не надо. Я действительно Дева. – И добавила, усмехнувшись: – А что, так заметно? Или ты знал?
– Нет, просто почувствовал. Самое интересное, что ты терпеть не можешь гороскопы и в них не веришь.
– Пожалуй, – согласилась Вика. – Слушайте, а вы...
– Ты.
– А ты неплохо уходишь от ответа.
– В каком смысле?
– Я спросила, что ты делал у Геныча. А ведь я там всех знаю. Тебя же видела первый раз.
– Помог одному парнишке. Он и пригласил. Я вообще-то недавно сюда перебрался.
– А-а, – протянула Вика. – И как тебе у нас?
– Да в общем… приятно. Все так за Россию переживают. Даже трогательно.
Это прозвучало язвительно, и Костя ощутил некоторое напряжение, повисшее в воздухе после этой фразы.
– А ты не переживаешь? – спросила Вика.
– Конечно, конечно, – закивал Костя головой, – переживаю. Просто знаешь… у меня в школе все одноклассники курили. И бегали, чуть что, за школу посмолить. А я нет. Не люблю стада.
Костя печально цокнул языком и развел руками.
– Это ты к чему?
– К тому, что все переживают по-разному. А переживать хором я не умею.
– Зато радоваться хором, видимо, тебе нравится. Поэтому и пришел к Генычу.
«Ишь ты, колючая какая», – мысленно усмехнулся Костя. Но эта колючесть ему даже нравилась. Вероника была такой же.
– Но ведь и ты там была, – легко парировал он упрек.
– Я зашла по делу.
– Так ведь и я скорее из любопытства заскочил. Сама понимаешь, я уже в несколько иной возрастной категории, чтобы плясать как безумный. Впрочем, кажется, к этой категории я вообще никогда не принадлежал. На журфаке, помнится, у нас тоже какие-то идиотские тусовки были. Я никогда на них не ходил.
– Ты учился на журфаке? – спросила Вика, и Костя почувствовал, что ее голос потеплел.
– Был грех.
– Слушай, а на журфаке у вас случайно Кондратьев не преподавал?
– А ты откуда его знаешь?
Мир оказался тесен. И лед недоверия треснул. Вика училась на юрфаке. А Кондратьев, оказывается, преподавал на юрфаке латынь и одновременно английский язык у журналистов. Он был довольно разносторонним педагогом. Разговор от Кондратьева постепенно перешел к литературе, и Костя с удивлением отметил, что Вика для своего возраста и поколения довольно начитана. Кроме того, ее мнение не звучало «вдолбленным» кем-то со стороны. Она легко отстаивала свою позицию, даже если та шла вразрез с общепринятой. Вскоре он заметил, что, увлеченные разговором, они давным-давно стоят у Викиного дома. Оказалось, она жила на той же Щербинской, буквально через квартал от Костиного дома.
– Ладно, Кость, – сказала она, глянув на часы, – мне пора, ты извини. А то у меня с бобиком напряженные отношения, а мне сейчас совершенно не хочется с ней ругаться.
– А бобик – это кто? – удивился Костя.
– Бабушка.
После интеллектуального спора это детское определение бабушки как «бобика» его насмешило и тронуло. В этом было что-то подростковое. Да, собственно, почему бы и нет? Вике было на вид лет двадцать. Костя рассмеялся. Когда он смеялся искренне, смех у него был заразительный, и он это знал. Вика не удержалась и невольно рассмеялась в ответ.
– Ну а что? – сказала она, смущенно улыбаясь. – Бобик и есть бобик.
– Ладно, увидимся, – сказал Костя.
Вика улыбнулась и, махнув рукой, скрылась в подъезде. Костя набрал в грудь весеннего воздуха и медленно-медленно выпустил его. Алкоголь давно выветрился. Осталась только приподнятая ясность и щекочущий ноздри запах Викиных духов.
Погруженный в это легкое настроение, Костя не заметил, как добрел до своего дома, вошел в подъезд и шагнул в лифт. На том же автомате вышел из лифта, достал ключи и уже собрался было открыть квартиру, как вдруг на лестнице послышалось какое-то шарканье. Судя по тому, что оно приближалось, кто-то явно спускался на Костин этаж. Через секунду на ступеньках показался мужчина лет сорока в рубашке, трусах и домашних тапочках. В правой руке у него было пустое мусорное ведро. Заметив Костю, он вздрогнул и замер на лестнице, как будто не решаясь продолжить спуск.
– Добрый вечер, – кивнул он неуверенно, переминаясь с ноги на ногу.
– Скорее ночь, – отозвался Костя. – А вы мусор всегда по ночам выбрасываете?
Мужчина нервно глянул на мусорное ведро, потом перевел взгляд на Костю.
– Ну, уж это как приходится, – сказал он и начал спускаться на площадку.
– А почему наверх ходите?
– А какая разница? – уже несколько увереннее усмехнулся сосед, – либо спускаешься, потом поднимаешься, либо поднимаешься, потом спускаешься. К тому же внизу вечно забит ковш этот чертов. А на восьмом всегда пусто. Там, похоже, никто не живет.
– Понятно. Значит, вы – мой сосед?
– Можно и так, – уклончиво ответил тот.
– А еще как можно? – засмеялся Костя.
– А можно так, что вы – мой сосед.
Косте, которого за сегодняшний вечер сильно утомили молодые беззаботные люди, сосед, с его скептическим и грустным выражением лица, вдруг показался первым нормальным человеком.
– Ну тогда давайте знакомиться, – сказал Костя, вытянув руку. – Константин.
Сосед посмотрел на руку, подумал и ответил рукопожатием.
– А я – Кроня. То есть Кирилл, – поспешно добавил он.
– Кроня или Кирилл?
– Кирилл, Кирилл. Я – русский. Просто Кроней родители называли, а по паспорту Кирилл... Я иногда...зачем менять... если... ну-у-у...
Сосед окончательно запутался в объяснениях и, кажется, был не рад тому, что начал поправляться.
– А вы давно здесь? – резко переменил он тему.
– Да вот недавно. Но я тут временно. Скорее всего.
– Ну и как вам? – осторожно спросил Кирилл.
– Вы про дом, про район или, может, еще про что?
Сосед усмехнулся.
– Я про обстановку нашу.
– А-а, – понимающе протянул Костя. – А что? Обстановка как обстановка. Чисто.
– Значит, нравится?
– А вам нет?
Этот вопрос почему-то испугал соседа, и он как-то странно и невнятно зажестикулировал, что можно было интерпретировать и как «Ну конечно, да» и как «Ну конечно, нет».
Эта двусмысленная жестикуляция Костю насторожила.
– А вы сами-то давно здесь?
– Я? Ну-у... В общем, да. Просто вернулся пару недель назад. В Казахстане был год. Я инженер вообще-то.
– За год здесь многое изменилось, – сказал Костя и выжидающе посмотрел на соседа.
– Это точно.
После этой фразы повисла пауза, и Костя почувствовал, что сосед прощупывает его точно так же, как и он соседа.
– Инженер, значит?
Сосед виновато кивнул.
– А я по военной линии, – решил не юлить Костя и тут же поспешно добавил: – Хотя мама преподавала русскую литературу.
Показалось Косте или нет, но на слове «русский» сосед как-то скривил губы и поморщился.
– А вообще-то, – вдруг добавил Костя, решив напоследок пробить брешь в обороне противника, – странная тут обстановка у вас.
Кирилл неожиданно с любопытством поднял глаза.
– В смысле?
– В смысле флаги российские везде. Не, я против ничего не имею, сам русский, но просто. Не люблю, когда вот так. Стадное что-то в этом есть… футбольно-фанатское.
– Пожалуй, – осторожно согласился сосед, но тему развивать не стал.
– Все-таки интересно, почему вы по ночам мусор выбрасываете, – сказал Костя, которому слегка наскучила эта игра в одни ворота.
Сосед пожал плечами.
– Ладно, – сказал Костя, доставая ключ от квартиры, – не хотите, не говорите. А вообще, заходите в гости как-нибудь. Я тут с дочкой живу. Буду рад поболтать. А то я тут никого не знаю.
Сосед кивнул, постоял пару секунд в нерешительности и, пожелав спокойной ночи, направился к квартире напротив.
Дома Костя первым делом зашел к Лене в спальню. Зайти он пытался тихо, но, конечно, тут же обо что-то споткнулся. Что это было, Костя не разглядел – кажется, маленькая табуретка. Впрочем, Лена, несмотря на шум, не проснулась. Она лежала на боку, обхватив руками плюшевого мишку, погруженная в глубокий сон. Костя медленно дошел до стола в дальнем углу и, нащупав на полу Ленин ранец, аккуратно приподнял его за лямки. Затем он вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь. На кухне Костя зажег настольную лампу, раскрыл ранец и достал оттуда Ленины тетрадки. Закурив сигарету и пододвинув пепельницу, он принялся проглядывать исчерканные детским почерком разлинованные листки. Последней была тетрадь по чистописанию. Когда он ее открыл, он даже не сразу понял, что на ней написано – настолько рябило в глазах от одного и того же бесконечно повторяющегося слова. Им и только им были заполнены первые четыре страницы тетрадки. Этим словом была «Россия».