Пробормотав несколько любезных слов, Таппенс прошла в столовую. За столом до сих пор засиделись трое: миссис Спрот с дочуркой и широкоплечая миссис О'Рурк. Таппенс поздоровалась, и в ответ прозвучало громогласное, по-ирландски цветистое приветствие миссис О'Рурк, совершенно заглушившее тихий отклик миссис Спрот.
Старшая дама с жадным любопытством разглядывала Таппенс.
— Надо же, в такую рань, а вы уже с прогулки. Ничего нет лучше. Поди, аппетит нагуляли чудесный.
Миссис Спрот кормила дочь.
— Попробуй, какой вкусный хлебушек с молочком, — приговаривала она, пытаясь просунуть ложку в ротик Бетти Спрот.
Та ловко уклонялась и вертела головой, устремив на Таппенс большие круглые глаза. Потом указала на новую тетю перемазанным в молоке пальчиком и произнесла нечто гортанное:
— Га-га, боч!
— Вы ей понравились! — объяснила миссис Спрот, с восхищением гладя на Таппенс, удостоившуюся такой монаршей милости. — Обычно она так дичится при посторонних.
— Боч! — повторила Бетти Спрот. — Каду… мехок, — торжественно объявила она.
— Что бы это такое могло значить? — поинтересовалась миссис О'Рурк.
— Она еще не очень понятно говорит, — оправдываясь, сказала миссис Спрот. — Ей ведь только-только пошел третий годок. Сейчас она все подряд называет «бош». Но зато она умеет говорить «мама», верно, моя хорошая?
Бетти обернулась к матери и произнесла, словно вынесла окончательный приговор:
— Каглбик.
— Они придумывают свой язык, милые малютки, — прогудела миссис О'Рурк. — Бетти, милочка, ну, теперь скажи «мама».
Бетти нахмурила лобик и с огромным усилием произнесла:
— На-тси.[236]
— Ну, смотрите, как она старается! Ах ты моя хорошая!
Миссис О'Рурк встала из-за стола, свирепо улыбнулась малышке и тяжело, вперевалку пошла из столовой.
— Га-га-га! — довольно проговорила Бетти и стукнула ложкой по столу.
Таппенс с улыбкой спросила:
— А на самом деле что у нее значит «на-тси»?
Миссис Спрот покраснела и призналась:
— Боюсь, что так она говорит, когда ей кто-то или что-то не по вкусу.
— Я так и подумала, — кивнула Таппенс.
И обе женщины рассмеялись.
— Понимаете, — сказала миссис Спрот, — у миссис О'Рурк доброе сердце, но она производит довольно устрашающее впечатление, — этот ее бас, и борода, ну и вообще.
Бетти, склонив головку, промурлыкала новой тете что-то ласковое.
— А вы, миссис Бленкенсоп, ей понравились, — с легким ревнивым холодком в голосе повторила миссис Спрот.
Таппенс поторопилась сгладить неловкость.
— Маленьких всегда привлекает новое лицо, кто же этого не знает, — с улыбкой заметила она.
Дверь столовой отворилась, вошли майор Блетчли и Томми.
— Ах, мистер Медоуз, — сразу оживившись, кокетливо сказала Таппенс. — Видите, я вас обогнала. Первая пришла к финишу. Но кое-что от завтрака я для вас оставила.
И пальчиком указала ему на стул радом с собой. Однако Томми, пробормотав какие-то невнятные слова благодарности, уселся у противоположного конца стола.
Бетти Сирот произнесла: «Пуфф!» — и обрызгала молоком майора Блетчли. На лице у него сразу появилось до глупости довольное выражение.
— А как сегодня поживает наша маленькая мисс Ку-ку, — просюсюкал он и выглянул из за газеты.
Бетти зашлась от восторга.
Таппенс одолевали серьезные сомнения. «Наверно, какая-то ошибка, — думала она. — Не может быть, чтобы здесь, среди этих людей, творились черные дела. Это просто невозможно!»
Поверить, что в «Сан-Суси» располагается штаб Пятой колонны, можно только имея вывернутые мозги, как у Белой королевы из «Алисы»[237].
Глава 3
На террасе в углу сидела мисс Минтон и усердно работала спицами.
Мисс Минтон была худощава и угловата, носила голубые свитера и вешала на шею разные цепочки или ожерелья из крупных бусин. Юбки у нее были из твида, но вытянутые и обвисшие сзади. Появлению Таппенс она откровенно обрадовалась.
— Доброе утро, миссис Бленкенсоп! Надеюсь, вы хорошо спали?
Миссис Бленкенсоп призналась, что первые две-три ночи на новом месте всегда спит неважно. Мисс Минтон сказала, что вот совпадение, и она тоже.
Миссис Бленкенсоп подивилась этому совпадению и восхитилась узорам на вязанье у мисс Минтон. Та, покраснев от удовольствия, разложила на столе свою работу. Да, действительно, это довольно редкая вязка, но, в сущности, очень простая. Если миссис Бленкенсоп захочет, мисс Минтон ее научит. Ах, это так любезно со стороны мисс Минтон, но миссис Бленкенсоп такая бездарная ученица, она вообще вяжет довольно плохо, а узорная вязка ей тем более не по зубам. Вот что-нибудь несложное, например, подшлемники вязать — это она может. Хотя она, видимо, и сейчас уже где-то напутала. Похоже, что-то не так, как вам кажется?
Мисс Минтон бросила взгляд специалиста на серо-зеленую работу Таппенс. И сразу же тактично указала на ошибку, Таппенс протянула ей свое вязанье, та привела его в порядок и вернула.
Не стоит благодарности, с покровительной любезностью сказала она. Ей это не составило ни малейшего труда. Она уже столько лет вяжет.
— А я занялась вязаньем, только когда началась эта ужасная война, — призналась Таппенс. — Но теперь нет сил сидеть сложа руки, не правда ли? Надо хоть что-то делать.
— Да, да, конечно. У вас ведь сын во флоте, кажется, я слышала, вы вчера говорили?
— Да, мой старший. Чудесный мальчик, хоть и не подобает матери хвалить своих детей. А второй мой сын в авиации, ну а третий, меньшенький, Сирил, воюет во Франции.
— Ах, Господи! Как же вы, должно быть, изводитесь от беспокойства!
А Таппенс подумала: «Дерек, родной мой! Где-то там, в аду и хаосе… А я здесь строю из себя дурочку, изображая на публике то, что чувствую в самом деле».
Вслух она напыщенно произнесла:
— Мы все обязаны сейчас быть храбрыми. Будем надеяться, что скоро это все кончится. Я на днях слышала из весьма авторитетного источника, что больше двух-трех месяцев немцам не продержаться.
Мисс Минтон так горячо закивала, что бусы забрякали у нее на шее.
— Да, да! А мне еще говорили, — она таинственно понизила голос, — что Гитлер болен неизлечимой болезнью, и к осени он полностью потеряет рассудок.
Таппенс живо подхватила:
— И блицкриг — их последнее усилие. В Германии, говорят, кошмарная нехватка всего. Рабочие на заводах ропщут. Вся эта их затея скоро провалится.
— Что? Что такое?
На террасу вышли супруги Кейли, и мистер Кейли брюзгливо поинтересовался, о чем идет речь. Он расположился в шезлонге, жена укутала ему колени пледом. И он еще раз сердито спросил:
— Что вы тут такое говорили?
— Мы говорили, — ответила мисс Минтон, — что война к осени кончится.
— Вздор, — буркнул мистер Кейли. — Эта война продлится по меньшей мере шесть лет.
— Ой, мистер Кейли, — испугалась миссис Бленкенсоп, — неужели вы в самом деле такого мнения?
Мистер Кейли опасливо огляделся.
— Боюсь, нет ли тут сквозняка, — проворчал он. — Пожалуй, мне лучше отодвинуться в угол.
Состоялось перемещение мистера Кейли. Его жена, женщина с постоянно озабоченным выражением лица, по-видимому не имевшая в жизни другой цели, помимо обслуживания мужа, подкладывала ему подушечки и подтыкала плед, то и дело справляясь:
— Так будет хорошо, Элфред? Тебе так удобно? Может, дать тебе темные очки? Сегодня слишком яркое солнце.
— Нет, нет, — с раздражением отвечал мистер Кейли. Сделай милость, не суетись, Элизабет. Мое кашне у тебя? Да нет же, шелковое! Ну, хорошо, не важно. Один раз сойдет и это. Но я не хочу перегревать горло, а шерсть на таком солнце… нет, пожалуй, все-таки тебе лучше сходить за шелковым. После чего мистер Кейли вновь удостоил вниманием проблемы, представляющие общественный интерес. — Да, — подтвердил он. — По моей оценке, не менее шести.
И с удовольствием выслушал испуганные возгласы обеих собеседниц.
— Вы, уважаемые дамы, попросту принимаете желаемое за действительное. Лично я знаю Германию. Смею сказать даже, что знаю Германию очень хорошо. До выхода на пенсию я, занимаясь своим бизнесом, постоянно разъезжал туда-сюда. Берлин, Гамбург, Мюнхен, — я знаю их как свои пять пальцев. И могу заверить вас, что Германия способна продержаться бесконечно долго. Имея за спиной такого союзника, как Россия…
Мистер Кейли продолжал с упоением разглагольствовать, то возвышая голос, то переходя на драматический полушепот, и сделал небольшой перерыв только на то, чтобы взять из рук у жены шелковое кашне и обмотать им шею.
На террасу вышла миссис Спрот с Бетти на руках, посадила дочурку на пол и дала ей лохматую собачку с оторванным ухом и кукольную курточку.
— Вот, Бетти, одень Бонзо на прогулку, — распорядилась миссис Спорт, — а мама пока тоже пойдет оденется.
Мистер Кейли по-прежнему бубнил, приводя статистические данные и цифры, нагонявшие мрак на душу, но теперь его монолог перемежался жизнерадостным лепетом Бетти, деловито разговаривавшей с Бонзо на своем особом детском языке. Потом, увидев птичку, севшую рядом на перила, она обрадованно протянула к ней руки и издала какой-то гортанный звук, птица улетела, а девочка обвела взглядом присутствующих и отчетливо произнесла:
— Дики.
— Это дитя очень своеобразно учится говорить, — заметила мисс Минтон. — Скажи: — Пока, Бетти, милочка. Пока!
Бетти холодно посмотрела на нее и выговорила:
— Бук!
Наконец она просунула одну лапу Бонзо в рукав курточки, доковыляла до свободного кресла и запихнула лохматого песика под подушку на сиденье. И очень старательно произнесла:
— Плятать! Гав-гав. Плятать.
Мисс Минтон, в роли самозваной переводчицы, гордо пояснила:
— Она любит играть в прятки. Все время что-то прячет.
А затем с наигранным преувеличенным недоумением спросила: