— Вы и вправду хотите, чтобы она присутствовала на дознании? — спросил Пуаро.
— Посмотрим, как все сложится… — И помедлив, добавил: — Это не самоубийство. Теперь я в этом убежден.
— Мотив?
— Любой, самый невероятный. Скажем, Морлей совратил дочь Эмбериотиса. Чем не мотив?
Пуаро молчал, тщетно пытаясь представить мистера Морлея в роли соблазнителя некой волоокой гречанки.
Он напомнил Джеппу слова мистера Райли о том, что его коллега не умел радоваться жизни.
На что Джепп туманно заметил:
— Ох, мой друг, чужая душа — потемки! Вот поговорим с этим самым Эмбериотисом, может, что-нибудь и поймем.
Они расплатились с шофером и вошли в вестибюль «Савоя».
Джепп спросил, можно ли видеть мистера Эмбериотиса.
Клерк как-то загадочно на них посмотрел.
— Мистера Эмбериотиса? Сожалею, сэр, но боюсь, что нельзя.
— Ну уж нет, любезный, я непременно его повидаю, — с металлом в голосе произнес Джепп и, отведя клерка в сторонку, показал ему свое служебное удостоверение.
— Вы меня не поняли, сэр, — сказал тот. — Полчаса назад мистер Эмбериотис скончался.
Эркюлю Пуаро показалось, что у него перед носом тихо, но решительно затворили дверь.
Глава 3Пять, шесть — веток не счесть
Двадцать четыре часа спустя Джепп позвонил Пуаро. Голос у него был унылый.
— Все кончено! Дело развалилось!
— В каком смысле, мой друг?
— Морлей совершил самоубийство. Мы нашли причину.
— Какую же?
— Мне только что принесли заключение о смерти Эмбериотиса. Не буду утомлять вас медицинской терминологией, попросту говоря, он умер в результате передозировки адреналина и новокаина. Насколько я понимаю, у него не выдержало сердце… Несчастный еще вчера сказал, что плохо себя чувствует. Так оно и было. Вот вам, пожалуйста! Адреналин и новокаин — это то, что впрыскивают в десну при местной анестезии. Морлей совершил роковую ошибку — ввел слишком большую дозу. Потом, когда Эмбериотис ушел, он спохватился, им овладел смертельный страх, и он покончил с собой.
— Но как он мог застрелиться? Известно, что у него не было оружия, — усомнился Пуаро.
— А может, и было. Домочадцы далеко не всегда все знают. Порой просто диву даешься, как мало им известно.
— Да, это правда.
— Вот вам и объяснение. Безупречное, с точки зрения логики.
— Видите ли, мой друг, меня оно не устраивает. Действительно, у пациентов бывает иногда неожиданная реакция на местную анестезию. Известны случаи идиосинкразии[40] на адреналин. В сочетании с новокаином даже небольшие его дозы могут оказать токсическое действие. И что же, по-вашему, врач должен стреляться?
— Нет, разумеется, если доза введенного им анестетика не превышает нормальную. В таком случае никакой особой вины врача нет: причина смерти — идиосинкразия пациента. Но в нашем-то случае бесспорно имеет место превышение дозировки. Насколько — пока неизвестно. Количественный анализ потребует много времени. Но сомневаться не приходится — Морлей совершил профессиональную ошибку.
— Пусть так, — сказал Пуаро, — но это все-таки ошибка, а не преступление.
— Ошибка, роковая для врача, фактически она означала бы конец его карьеры. Кто пойдет к дантисту, который по рассеянности может впрыснуть вам смертельную дозу лекарства!
— Странно, что Морлей мог совершить такую ошибку.
— Такое бывает. И с врачами, и с фармацевтами… Долгие годы безупречной работы, а потом — секундная невнимательность, и случается непоправимое. Морлей был человек щепетильный. Когда такое происходит с другими врачами, то обычно вина частично падает и на фармацевта. А зубной врач один несет всю ответственность.
Пуаро мучили сомнения.
— Почему он не оставил записки? Не объяснил, что ошибся, что не может пережить трагических последствий? И ни слова — сестре?
— Как мне представляется, до него внезапно дошло, что он натворил, и нервы не выдержали.
Пуаро ничего не сказал в ответ.
— Знаю я вас, дружище, — грустно усмехнулся Джепп. — Раз уж вы забрали себе в голову, что это убийство, то вам хочется, чтобы так оно и было. Признаюсь, я сам виноват, что навел вас на эту мысль. Мои подозрения оказались напрасными. Каюсь.
— Все-таки, по-моему, должна быть какая-то другая версия.
— И даже не одна, смею сказать. Я обдумал много вариантов. Но все они слишком уж маловероятны. Допустим, Эмбериотис застрелил Морлея, вернулся домой и в порыве раскаяния совершил самоубийство, использовав медикаменты, которые украл из аптечки в кабинете доктора. Не знаю, как эта версия вам, а по мне, просто ни в какие ворота… Кстати, у нас в Скотленд-Ярде есть об этом Эмбериотисе весьма любопытные данные. Начал с того, что держал небольшую гостиницу в Греции. Потом полез в политику. Шпионил в Германии и Франции, сколотил небольшой капитал. Быстро на этом не разбогатеешь, и он решил заняться шантажом. Не слишком симпатичная личность этот наш Эмбериотис. Последний год провел в Индии. Говорят, вымогал крупную сумму у одного из правителей. Вся сложность в том, что против него нет улик. Скользкий, как угорь. Возможна и такая версия: Эмбериотис шантажирует Морлея, и тот, пользуясь случаем, вводит ему повышенную дозу адреналина с новокаином, надеясь, что присяжные вынесут вердикт о несчастном случае — идиосинкразии на адреналин или что-нибудь в этом роде. Когда Эмбериотис уходит, Морлей в порыве раскаяния кончает с собой. Вполне вероятно, хотя я как-то не могу представить, что Морлей способен на предумышленное убийство. Нет, все-таки наиболее вероятна первая версия — нечаянная ошибка как следствие переутомления. Будем придерживаться этого варианта. Я уже изложил его прокурору, и он со мной согласен.
— Понимаю, — со вздохом сказал Пуаро, — понимаю…
— Знаю, о чем вы сейчас думаете, дружище, — добродушно басил Джепп. — Вам подавай хорошенькое убийство. Но не каждый же раз. Что я могу сказать в свое оправдание? Избитую фразу: «Простите, что побеспокоил».
И он повесил трубку.
Эркюль Пуаро сидел за красивым новеньким письменным столом. Ему нравилась современная мебель. Ее простота и основательность были ему гораздо больше по душе, чем изысканные округлости антикварных изделий.
Перед ним лежал лист бумаги с аккуратными, четкими записями и пометками. Против некоторых стояли вопросительные знаки.
В первой строке значилось:
Эмбериотис, Шпионаж. Для этого и приехал в Англию? В прошлом году был в Индии. В период волнений и беспорядков. Возможно, советский шпион.
Интервал и следующая строка:
Фрэнк Картер? Морлей нелестно о нем отзывался. Недавно уволен со службы. Почему?
Далее было написано только имя с вопросительным знаком:
Говард Рейке?
Затем фраза, взятая в кавычки:
«Какая чепуха!!!»
Глядя на целых три восклицательных знака, коими он ее снабдил, Эркюль Пуаро с сомнением покачал головой. За окном птичка несла веточку, видно, строила гнездо. Со своей яйцевидной головой, склоненной к плечу, великий сыщик и сам был похож на птицу.
Ниже он сделал еще одну запись:
Мистер Барнс?
Помедлил и приписал:
Кабинет Морлея? След на ковре. Возможности.
Над последней строкой Пуаро задумался чуть дольше. Потом он встал и велел подать шляпу и трость.
Через сорок пять минут Эркюль Пуаро вышел из метро на станции Илинг-Бродвей и еще через пять минут был у цели — у дома номер восемьдесят восемь по Каслгарденс-роуд.
Небольшой дом, точнее, полдома с опрятным садиком, который привел Пуаро в восхищение.
— Какая симметрия! Просто великолепно… — тихо проговорил он, одобрительно кивая.
Мистер Барнс оказался дома, и Пуаро провели в небольшую чистенькую гостиную, куда тотчас вышел сам хозяин.
Это был маленький человечек с часто мигающими глазками, почти совсем лысый. Покручивая в левой руке визитную карточку, принесенную горничной, он внимательно взглянул на Пуаро поверх очков и высоким голосом, почти фальцетом, важно произнес:
— Так-так, значит, мосье Пуаро? Весьма польщен.
— Извините, что явился к вам вот так, запросто, — сказал щепетильный Пуаро.
— Помилуйте, это самый лучший способ знакомиться, да и час самый подходящий: без четверти семь — в это время года около семи все уже бывают дома. — Он повел рукой. — Садитесь, мосье Пуаро. Уверен, нам есть о чем поговорить. Квин-Шарлотт-стрит, номер пятьдесят восемь. Я не ошибся?
— Не ошиблись. Но как вы догадались?
— И-и, мой дорогой, теперь я в отставке, а служил в Министерстве внутренних дел. Но меня еще рано сбрасывать со счетов. Если случается дело, не подлежащее разглашению, лучше не прибегать к помощи полиции. Не привлекать к нему внимания.
— Тогда еще один вопрос. Почему вы считаете, что это именно такое дело?
— А разве нет? По-моему, как раз такое. — Мистер Барнс, постучав своим пенсне по ручке кресла, подался вперед. — В Секретной службе, как правило, охотятся на крупных карасей, а не на мелкую рыбешку. Но чтоб не спугнуть главную добычу, надо помнить об осторожности.
— Сдается мне, мистер Барнс, что вы знаете больше меня, — заметил Пуаро.
— Напротив, не знаю ничего. Но это просто как дважды два.
— Ну и кто же это по-вашему?
— Эмбериотис, — не колеблясь назвал мистер Барнс. — Вы забыли, что в приемной у доктора Морлея некоторое время я сидел прямо напротив него. Он меня не знает. Я человек скромный и неприметный. В этом иногда есть свои преимущества. Но я-то его хорошо знаю и сразу понял, что он что-то замышляет.
— Что же?
Мистер Барнс усиленно заморгал.
— Мы, англичане, скучный народ. Мы, знаете ли, консервативны. Консерваторы до мозга костей. Без конца ропщем, но на деле совсем не хотим, чтобы наше демократическое правительство пало, не хотим никаких новомодных экспериментов. А это прямо нож острый для несчастных иностранцев, которые не щадя сил призывают к политическим пер