«Изменники всюду», — подумала Таппенс.
— И когда Дебора рассказала мне про вас, я сразу же подумал, что надо поехать и предупредить вас, чтобы вы успели сочинить какое-нибудь правдоподобное объяснение. Мне, как вы понимаете, известно, чем вы занимаетесь и насколько важна ваша работа. Если просочится хоть какая-то информация о том, кто вы, тогда все пропало. Я подумал, можно представить дело так, будто бы вы поехали к капитану Бирсфорду в Шотландию, или где он там еще окопался. Будто вы получили разрешение работать с ним вместе.
— Да, пожалуй. Мысль неплохая, — вдумчиво произнесла Таппенс.
Тони Марсдон забеспокоился:
— Вы ведь не считаете, что я суюсь не в свое дело?
— Нет, что вы. Я вам очень признательна.
Тони сказал, вроде бы совсем не к месту:
— Я… Понимаете, я… Мне очень нравится Дебора.
Таппенс бросила на него иронический взгляд.
Как далек был сейчас от нее этот мир заискивающих молодых людей, которых Дебора так возмутительно грубо отваживала, и все без толку. Этот юноша, например, вполне симпатичный.
Но Таппенс тут же отбросила «мысли мирного времени», как она их называла, и сосредоточилась на настоящем моменте.
Помолчав несколько секунд, она осторожно произнесла:
— Мой муж не в Шотландии.
— Вот как?
— Он здесь вместе со мной. Вернее, был здесь все время. Но теперь исчез.
— Ух ты! Это плохо. Или я ошибаюсь? Может быть, он вышел на след?
Таппенс кивнула.
— Я думаю, да. И поэтому не считаю, что его внезапное исчезновение — дурной знак. Рано или поздно он даст мне знать о себе — условным способом.
Она хитровато усмехнулась.
Тони смущенно проговорил:
— Вы конечно лучше, чем кто-либо, знаете правила игры, но все-таки будьте осторожны.
Таппенс кивнула.
— Я понимаю, о чем вы. Юные красавицы в книжках легко попадают в ловушку. Но у нас с Томми свои приемы. Наш девиз: «Пенни за штуку, два пенса за Науку».
— Как, как? — Молодой человек смотрел на нее будто на сумасшедшую.
— Я должна объяснить, что мое семейное прозвище — Таппенс[287].
— Ах, вот оно что. — Лицо Тони Марсдона просветлело. — Очень остроумно, ничего не скажешь.
— Я тоже так считаю.
— Не хочу навязываться, но не могу ли я быть чем-нибудь полезен?
— Пожалуй, — подумав, ответила Таппенс. — Я думаю, что можете.
Глава 12
Протекли тысячелетия беспамятства, и постепенно Томми начал воспринимать висящий в пространстве огненный шар. В центре огненного шара располагалось ядро боли. Вселенная стала уменьшаться, огненный шар замедлил качания — и Томми внезапно понял, что ядро боли — это его голова.
Медленно, постепенно он стал сознавать и другие вещи: холодные, затекшие руки и ноги, чувство голода и невозможность пошевелить губами.
Все медленнее и медленнее раскачивался огненный шар… Это уже была голова Томаса Бирсфорда, и она упиралась в твердый пол. Даже очень твердый, подозрительно похожий на камень.
Да, он лежал на голых каменных плитах, испытывал боль, острый голод, холод, не мог двигаться, и лежать так было очень неудобно.
Кровати миссис Переньи, правда, не отличались комфортом, но все-таки не может быть, чтобы…
Ну да, конечно! Хейдок. Радиопередатчик. Немец-официант. Поворот на аллею «Сан-Суси»…
Кто-то крался за ним по пятам и ударил его по голове. Вот отчего такая боль.
А он-то вообразил, что сумел ускользнуть! Значит, Хейдок все-таки оказался не такой уж дурак?
Хейдок? Но Хейдок вернулся в дом и закрыл за собой дверь. Как он мог раньше Томми спуститься в «Сан-Суси» и поджидать его за воротами? Нет, это невозможно, Томми бы его заметил.
Тогда слуга? Слуга был послан вперед и сидел в засаде. Но ведь, проходя через холл, Томми видел Эпплдора в приоткрытую дверь кухни. Или ему это только померещилось? Может быть, так все и объясняется? Впрочем, сейчас это все не важно. Сейчас надо выяснить, где он находится.
Глаза Томми, привыкнув к темноте, различили тусклый квадрат слабого света. Оконце или отдушина. В воздухе чувствовалась пыль и сырость. По-видимому, он лежит на дне подвала. Ноги и руки у него связаны, и во рту кляп, примотанный бинтом.
«Похоже, я прочно влип», — подумал Томми.
Он попробовал пошевелиться — безуспешно.
В это время послышалось слабое мерное поскрипывание, и сзади, у Томми за головой, открылась дверь. Вошел человек с зажженной свечой. Томми узнал Эпплдора. Тот, установив свечу на полу, удалился и вошел снова — с подносом, на котором были кувшин с водой, стакан и немного хлеба с сыром.
Наклонившись над Томми, Эпплдор сначала проверил прочность пут у него на руках и на ногах, а затем взялся за кляп. При этом он ровным голосом проговорил:
— Я сейчас выну его. Вы сможете есть и пить. Но предупреждаю, если вы попытаетесь издать хотя бы тихий возглас, я тут же снова заткну вам рот.
Томми хотел было кивнуть, но не смог и лишь несколько раз поднял и опустил веки. Эпплдор понял это как знак согласия и стал аккуратно сматывать бинт.
Освобожденный от кляпа, Томми несколько минут разрабатывал челюсть. Эпплдор поднес к его губам стакан с водой. Первый глоток получился с трудом, дальше пошло легче. Напившись, Томми сразу почувствовал себя гораздо лучше. Медленно ворочая языком, он произнес:
— Совсем другое дело. Я уже не так молод, как в прежние времена. А теперь поедим, Фриц — или как вас, Франц?
Тот спокойно ответил:
— Мое имя здесь — Эпплдор.
Он поднес ко рту Томми кусок хлеба с сыром. Томми с жадностью откусил.
Поев, он выпил еще один стакан воды и спросил:
— Каков будет следующий номер программы?
Вместо ответа Эпплдор снова взялся за кляп. Томми быстро проговорил:
— Я хочу видеть капитан-лейтенанта Хейдока.
Эпплдор покачал головой, ловко приладил кляп и ушел. Томми остался один размышлять в темноте.
Он очнулся от беспокойного, путаного сна под звук снова открываемой двери. Теперь они пришли вдвоем — и Хейдок и Эпплдор. Кляп был вынут, веревки ослабили, так что Томми смог сесть и немного расправить плечи. У Хейдока при себе был пистолет.
Без особой надежды на успех Томми снова принялся играть давешнюю роль. Он с негодованием произнес:
— Послушайте, Хейдок, что все это значит? На меня напали… меня похитили…
Капитан-лейтенант покачал головой.
— Не трудитесь, — сказал он. — Бесполезно.
— Вы думаете, если вы сотрудник нашей секретной службы, значит, вам можно…
Тот снова покачал головой.
— Нет, нет, Медоуз, вы не попались на эту удочку. И незачем притворяться.
Но Томми не сдавался. Хейдок не может быть уверен на все сто процентов, и если не отступаться от своей роли…
— Вы кем себя воображаете, черт подери? — вознегодовал он. — Какие бы у вас ни были полномочия, вы не имеете права так со мной обращаться! Я прекрасно могу хранить военную тайну!
Хейдок холодно ответил:
— Вы превосходно играете роль, но могу вас заверить, мне безразлично, состоите ли вы в британской разведке или просто сунули нос в эти дела на свой страх и риск…
— Какая наглость!
— Бросьте, Медоуз.
— А я вам говорю, что…
Хейдок злобно прошипел:
— Молчать, черт вас возьми! Раньше еще, может быть, стоило выяснять, кто вы такой и кем подосланы. Но теперь это не имеет никакого значения. Время поджимает. И у вас не было возможности сообщить кому-либо о том, что вы здесь разузнали.
— Меня будет искать полиция.
Зубы Хейдока блеснули в ухмылке.
— Полицейские уже были здесь вчера вечером. Славные ребята, мы с ними друзья. Расспрашивали меня про мистера Медоуза. Очень обеспокоены его исчезновением. Каким он мне показался вчера? Что говорил? Они и вообразить не могли — с чего бы? — что человек, которым они интересуются, находится прямо у них под ногами. Ведь известно, что вы покинули мой дом живой и невредимый. Так что искать вас здесь им и в голову не придет.
— Вы не сможете держать меня здесь всегда, — хмуро возразил Томми.
Хейдок ответил, снова играя британца:
— Это и не понадобится, приятель. Всего лишь до завтрашнего вечера. В мою маленькую бухточку придет катер, и мы думаем отправить вас в плаванье для поправки здоровья, хотя я сомневаюсь, что вы будете живы и на борту к тому времени, когда катер прибудет в порт назначения.
— Почему же вы сразу меня не прикончили?
— Погода слишком жаркая, милейший. Иногда бывает, что наше морское сообщение ненадолго прерывается, и если это случится — увы, мертвое тело может дать о себе знать, сами понимаете.
— Понимаю, — сказал Томми.
Все было ясно. Он останется в живых до прихода катера. А тогда его убьют или одурманят и тело вывезут в открытое море. И ничто не будет указывать на его связь с «Привалом контрабандистов», если его потом и выловят.
— Я зашел просто для того, — непринужденно продолжал Хейдок, — чтобы спросить, не можем ли мы для вас что-нибудь сделать… э-э… впоследствии?
Томми задумался. И немного спустя ответил:
— Благодарю. Но я не буду просить о том, чтобы милой женушке доставили прядь моих волос. И вообще ни о чем таком. Она пожалеет обо мне, когда придет день получки, но надо думать, скоро найдет себе другого.
Необходимо было любой ценой убедить их, что он ведет игру в одиночку. Если удастся добиться, чтобы на Таппенс не пало подозрение, тогда можно еще надеяться на выигрыш, хотя доводить игру до конца уже будут без него.
— Как вам угодно, — пожал плечами Хейдок. — Если бы вы захотели передать весточку… э-э… милому другу, мы бы позаботились о том, чтобы она дошла по назначению.
Значит, ему все-таки хочется разузнать что-нибудь о никому не ведомом Медоузе. Ну что ж. Пусть поломает голову.
Томми покачал головой.
— Не выйдет, — сказал он.
— Ну что ж. — Хейдок равнодушно кивнул Эпплдору. Тот снова затянул узлы и запихнул кляп. Посетители ушли и заперли за собой дверь.