– Поешь, пожалуйста. Тебе надо.
– Да…
Он ушел, решив, видно, что уделил мне достаточно времени. Я тенью скользнула в кухню. Села за накрытый стол. Но меня тошнило от одних только запахов. О том, чтобы проглотить хоть кусочек, не шло и речи.
Так ни к чему и не притронувшись, я поднялась наверх. Прошла по коридору к Адамовой спальне. Открыла дверь. В комнате царил беспорядок. Будто мой мальчик вышел пару минут назад и вот-вот вернется. Я зажмурилась, прикрыв за собой дверь. Втянула всеми легкими воздух, пропахший моим сыночком… Не тем малышом, который пах грудным молоком и присыпкой, не излишне ароматным подростком, которым он стал к своим тринадцати, а молодым чистоплотным мужчиной, у которого была впереди вся жизнь. Вся жизнь… Если мы ее сбережем.
Сглотнув клокочущие в горле рыдания, я провела пальцами по клавиатуре брошенного на столе макбука. Коснулась наушников. Открыла шкаф. Достала первую попавшуюся толстовку, поднесла к лицу и с силой втянула в себя знакомый до боли аромат, который на его одежде был гораздо более концентрированным. В глазах жгло. Ноги подкашивались. Я улеглась в разворошенную кровать. И не имея возможности обнять моего мальчика, сжала в руках когда-то близкую к его телу вещь.
Невозможно было выбросить из головы и вновь и вновь не прокручивать в ней страшные сценарии того, что с ним могли делать. Как обходиться. Морить голодом и холодом. Ломать… Это было страшно. И больно. Это было почти смертельно. Оказывается, я до этого ничего не знала о боли. А-а-а!
В какой-то момент я уснула, окончательно выбившись из сил. Проснулась от непонятного шума. Подскочила на кровати. Но испугавшись возможных новостей, трусливо вернулась под одеяло, накрыв голову подушкой.
Дверь распахнулась. Раздались шаги…
– Она здесь. Отбой! – послышался резкий голос Байсарова. Я сжалась в ожидании обвинений. Почему их? Не знаю. Но вместо этого в комнате установилась блаженная тишина. В какой-то момент я решила, что он ушел. И только тогда осторожно выползла из своего кокона. Вытерла плечом влагу со щек. Повернулась и… застыла, утонув в темноте родных глаз.
Слов не было. Да они были и не нужны. Что бы я ему сказала? Опять принялась обвинять во всех грехах? А какой смысл? Что бы это сейчас изменило? Ничего. Время нельзя было повернуть вспять. Все случилось так, как случилось. Возможно, не сбеги я, все бы пошло по другому сценарию. Может быть, злоумышленники похитили бы меня, а не моего мальчика. И если держать в голове эту мысль, моя вина во всем ничуть не меньше вины Байсарова.
– О чем ты размышляешь? – все-таки спросил Вахид.
– О том, что я была бы гораздо более легкой добычей. Правда, не такой ценной, но…
– Думаешь?
– Знаю.
Вахид промолчал. И я, совершенно для себя неожиданно, прониклась к нему благодарностью за то, что хоть тут он не стал мне врать. Как бы горько мне не было. И как бы не хотелось… все еще не хотелось услышать о том, что я для него – не пустое место.
– У тебя есть какие-то подозрения? – сменила тему. – Те люди, что оказывали на тебя давление, может, если ты согласишься…
Да, это было трусливо. Открыть портал в ад, позволив загубить жизни сотен, а может, и тысяч ребят по всей стране в обмен на жизнь своего сына. Но я была просто матерью… Слабой женщиной, которая готова была пойти на любые жертвы, да… Для которой собственный ребенок был наивысшей ценностью.
– Я торгуюсь. Оттягивая время.
– Для чего?
– Есть шанс выяснить, где он. Адам не дурак. Его было не так просто заманить в ловушку. Значит, это сделал кто-то из тех, кому мы доверяли.
– Но если так… У него нет шансов, – осознала я, теряя голос от ужаса.
– Поэтому я и тяну резину.
– Аллах…
Я обхватила колени ладонями, уткнувшись в них лбом, чтобы сохранить остатки тепла. Меня трясло как осиновый лист на промозглом ноябрьском ветру. Зуб на зуб не попадал, меня колотило. Я поскуливала, затыкая рот ходящей ходуном рукой, а слезы лились из глаз, обжигая заиндевевшие щеки.
– С-скажи, что Адиль с Алишером в безопасности, – взмолилась я.
– В абсолютной.
– Просто не верю, что когда происходил весь этот кошмар, ты устраивал личную жизнь. Ладно я… Но о детях… у тебя не болело сердце?
– Ты не понимаешь, о чем говоришь.
– Так, может, дело в том, что ты никогда и ничего не объясняешь?
– А ты спрашивала?!
– О чем?! Почему ты таскаешься, как последний кобель?!
– Это дело прошлое!
– Ты прав. Сейчас уже что? Имеем то, что имеем.
– Я хотел вывести тебя из-под удара.
Я оторвалась от колен. Бросила на Байсарова полный смятения взгляд:
– У тебя не вышло.
– Ты жива. И ты здесь.
– А лучше бы оказалась на месте Адама.
Глава 12
– Не говори ерунды! Ты женщина. А он здоровый мужик.
– Ему восемнадцать!
– В данном случае это ничего не меняет.
Тут я с Вахидом была категорически не согласна. И даже то, что он, наконец, обозначил мою для него ценность, ничуть не радовало. Я была такой дурой, когда беспокоилась и растрачивала себя на мелочи вроде этой. Беда – это то, что случилось со мной сейчас. А все, что было до – такая ерунда, господи. Почему мне казалось иначе?! Да потому что мне не с чем было сравнить!
Разбавляя интимный полумрак спальни, я щелкнула выключателем. Байсаров поморщился. Расстегнул еще одну пуговичку на рубашке. И я, наконец, заметила то, что в полутьме от меня ускользало.
– Где ты был? – спросила, ощупывая ничего не понимающим взглядом расфуфыренного Вахида.
– На одном мероприятии, которое не мог пропустить.
Байсаров смотрел на меня в упор, удерживая мой взгляд своим, и, видно, от него не укрылось, что я на этот счет думаю, потому как он даже снизошел до объяснений:
– Ключевое здесь – не мог пропустить.
– Ясно.
Я выбралась из кровати Адама, не в силах дышать с его отцом одним воздухом. Меня качало – от равнодушия на фоне переживаний о сыне до необъяснимой и в то же время настолько знакомой боли! Нет, это даже смешно – что он настолько неисправим. Спросите, что я в нем ненавижу особенно? Это!
– Ничего тебе не ясно, Амина.
– Да! – я резко обернулась. – Пожалуй, ты прав. Мне действительно не ясно, как можно где-то шляться, когда твой сын…
– Ты повторяешься! Надоело! Все, что я делаю, я делаю для его скорейшего освобождения.
– Ах, значит, для этого ты выгуливаешь свою шлюху?! – выпалила я в каком-то бессилии, признавая правоту Байсарова. Мы действительно ходим по кругу. И все, о чем мы говорим, в конечном счете сводится к одному – разборкам. Почему так? Почему-у-у?! Если все давно уже в прошлом! Если сейчас важно лишь одно – наш сын.
– Хватит! Лейла – чистая хорошая девочка. И да, я к ней собираюсь посвататься, чтобы вытащить Адама! Ясно?! Ее отец…
– Мне плевать, кто он. Уйди, – прошептала я, забыв, что мы, в общем-то, находимся на нейтральной территории. А осознав это, тихо ушла сама.
И вот это был конец в самом деле. Все… Будущее перестало существовать.
Я улеглась в кровать, вжавшись носом в прихваченную с собой толстовку Адама, и больше не поднималась. Не знаю, сколько дней. Я потерялась. День сменял ночь. Солнце то ли садилось, то ли вставало, тени скользили по стене, которую я гипнотизировала взглядом пекущих от недосыпа глаз. Кто-то окликал меня. Что-то требовал. Я пыталась вникнуть… Иногда изо всех сил пыталась, но толка от этого не было. Я даже не вполне понимала, с кем говорю. Кто это? Наша помощница по дому? Вахид или… врач? Почему врач? Зачем врач? Кому?
– Адаму плохо?
– Плохо тебе! Вставай! Ну же… Тебе следует поесть.
– Не хочу.
– Тебе надо быть сильной, когда он вернется!
Кажется, это был все же Байсаров, потому что только он мог позволить говорить со мной так, что у меня и мысли не возникало ослушаться. Я послушно открывала рот, глотала что-то вязкое – будто бы кашу. Пила, когда он... Он! Подносил пиалу ко рту. И лишь когда меня стало натурально мутить от еды, отвернулась, возвращаясь в безопасность и блаженную тишину своего помутнения.
– Амина, блядь, так нельзя! Соберись… Хотя бы выйди подышать свежим воздухом! Ты меня слышишь?
– Сколько прошло времени?
– Три дня!
– Три дня… И ничего нового? – спросила я, вжимаясь лбом в стенку.
– Я проверяю всех в своем окружении. Всех, с кем у нас были конфликты. Всех, кому будет выгодно отстранить меня от дел или ослабить. А ты вместо того, чтобы помочь, только отвлекаешь меня от этого!
– Ты просил меня не мешать – я не мешаю! – я хотела заорать, да. Но от того, что я забывала пить, мой язык едва ворочался в пересохшем рту. Так что слова выходили невнятными и глухими.
– Черт! Я не то имел в виду.
– Хорошо. – Я села. – Что мне сделать? Чем я могу помочь?
В этот момент у меня зазвонил телефон, который кто-то заботливый поставил на подзарядку. Вахид схватил трубку, бросил взгляд на экран и, не скрывая раздражения, всучил мне в руки.
– Вот, хотя бы сестре ответь. Она тебе регулярно наяривает.
– Не хочу.
– Давай! Фаттах тоже под подозрением. Вдруг Зарине что-то известно.
Вахид давил черным взглядом, пробиваясь через толстые стены моего спасительного отупения.
– Ну же!
Я послушно поднесла телефон к уху. В груди что-то дрогнуло. Может быть, сама жизнь встрепенулась. Я вдруг поверила, что и правда могу помочь, и ухватилась за эту мысль, не понимая, что Вахид таким образом банально пытался вывести меня из состояния ступора. И что на самом деле его слова про Фаттаха были сильно преувеличены.
– Амина! Ну, наконец-то! Я уже не знала, что мне и думать. Фаттах ничего не говорит, родители вообще ни сном ни духом, а звонить твоему Байсарову я не посмела!
– Он не мой, – прошептала я, глядя в пустоту ничего не видящим взглядом. Висок обожгло. Я повернулась к Вахиду. – А по поду новостей... Их просто нет.
– И что? Никаких требований выкупа?