Глава 14
Не было ни тоннеля, ни света в его конце. Меня окружала бесконечная тьма. Она была плотной и мягкой одновременно, как будто я погружалась в густое теплое озеро. Сначала я почувствовала тревогу, пытаясь нащупать хоть что-то знакомое в отсутствие света и звуков, но потом страх постепенно отступил, сменяясь странным спокойствием и умиротворением.
Я поняла, что не чувствую своего тела. Ни боли, ни сомнений, ни тяжести — ничего, что так привыкла ощущать каждый день, даже не осознавая этого. Вокруг не было ни людей, ни стен, ни пола. Только тишина и пустота, в которой мой разум парил свободно, будто вырвавшись из тесной клетки.
Внезапно передо мной мелькнули картины прошлого. Я увидела детские улыбки моих мальчиков, почувствовала тепло их ладошек в своих руках, услышала тихий смех Адама, звонкий голос Алишера, поймала задумчивый взгляд Адиля. Всё это вспыхивало яркими, пронзительными кадрами в абсолютной темноте бытия. Освещая меня изнутри мягким, зовущим светом, который, разливаясь внутри, ощущался истинным блаженством. Мне так хотелось раствориться в его тепле навсегда. Забыть обо всём…
Но вдруг что-то дрогнуло внутри. Застонало – ма-а-а-ама-а-а.
Я вскинулась, и тьма треснула, как лед под ногами. Внутренний свет погас. Мир вокруг наполнился голосами, звуками приборов, торопливыми шагами людей. А в груди вспыхнула резкая, почти невыносимая боль. Я попыталась вдохнуть. Воздух обжёг лёгкие, возвращая меня в болезненную реальность.
Первое, что я почувствовала, приходя в себя, была тяжесть. Тяжесть повсюду: в руках, ногах, даже в веках, которые никак не желали подчиняться моим командам. Это было страшно. Хуже, чем когда тебя охватывал сонный паралич, знакомый каждому с детства, хотя ощущения были примерно те же – я хотела закричать, позвать на помощь, но не могла издать ни звука. Хотела пошевелиться – и ни-че-го. Во рту было сухо, а язык словно превратился в комок стекловаты, беспомощно лежащей на дне моего онемевшего рта.
Где я? Что со мной?
В голове роились обрывки воспоминаний – размытые, путаные, будто бы я смотрела фильм на старом, неисправном проекторе, кадры которого постоянно перескакивали взад-вперед. Голоса вокруг звучали приглушенно, как сквозь толщу воды, а слова не могли наполниться хоть каким-то понятным смыслом.
«Откройте глаза, если слышите меня», – тихий, терпеливый голос прозвучал совсем рядом. Я старалась, очень старалась, но веки словно налились свинцом. И только через некоторое время, неизвестно сколько прошло – минута, час, день – мне это, наконец, удалось.
Яркий белый свет больничной палаты ударил по глазам, заставляя поморщиться. Лица людей, склонившихся надо мной, медленно обрели четкость.
– Добро пожаловать обратно, – улыбнулся пожилой врач, поправляя мне капельницу.
Что случилось? Что со мной?! Я промычала что-то невнятное. Это что? Это я?!
– Амина, не пугайтесь. Вы в больнице. И худшее позади. Вы меня слышите?
Я моргнула. Наверное. Потому что он тут же шагнул ближе. Я различила седину в висках, чёткие черты лица и усталые, но внимательные глаза.
– Отлично. Это уже хороший знак.
Показалось, или кто-то с облегчением выдохнул на заднем плане? Я попыталась шевельнуть губами, но ничего не получилось. Только ресницы дрогнули.
– Вы сейчас в больнице. Попали к нам в тяжёлом состоянии. Было… – он сделал паузу, подбирая слова. – Было непросто. Ваше сердце остановилось. Почти две минуты мы не могли его запустить.
Я медленно втянула воздух. Пропуская вместе с ним через себя каждую произнесенную букву.
– К счастью, реанимационная бригада была уже на подъезде. Ребята сработали быстро. Это спасло вам жизнь. Сейчас вы в сознании, и это уже само по себе… чудо.
Доктор сказал это спокойно и без всякого пафоса, но я почувствовала — он не верил, что я выкарабкаюсь. Никто не верил.
– У вас случился разрыв аневризмы головного мозга, – добавил доктор, будто это что-то должно было мне объяснить.
– Вы меня понимаете? Осознаете, где вы? И кто?
Я с трудом скосила глаза, чуть дрогнула веками. Приоткрыла губы, пошевелила челюстью, но вместо имени из моего рта вырвалось что-то странное. Я запаниковала. Доктор кивнул и, строго на меня глядя, скомандовал:
– Не пугайтесь, Амина. Это нормально, что некоторые функции вашего организма нарушены. Со временем они восстановятся. Сейчас же вам лучше не перегружать себя. Я просто хочу убедиться, что вы ориентируетесь в реальности.
Я опять моргнула. Просто потому, что ничего другого сделать не получалось! В голове всё ещё шумело, будто там не мозг, а неспокойное море. Силы покидали меня, я опять отключалась.
– Вы можете сжать мои пальцы? Так… Понятно. А этой рукой?
Какой этой?! А что, была какая-то еще рука?!
– Умница. Все хорошо, Амина. Не волнуйтесь. Отдыхайте. Мы вернемся к этому позже.
Я не хотела позже! Я хотела сейчас! Понять, что со мной. Я теперь… калека?! Приборы отчаянно запищали. И кажется, перед тем, как опять отключиться, я услышала голос Байсарова, который кого-то ругал.
Во второй раз меня разбудило яркое-яркое солнце. Лучи пробивались сквозь вертикальные жалюзи на окне, лаская щеки теплом. Я пошевелилась – инстинктивно, будто ничего не произошло. И только потом осознала, что могу двигаться!
– Мама…
Я распахнула глаза.
– Ам-м-м.
– Адам, да! Ты меня узнала! Я сейчас позову врача.
Он уже подскочил, но я вовремя успела перехватить его руку. Повела головой, дескать, не надо. Слезы сами потеки по щекам. Я не могла их остановить. Стыдно было – ужасно стыдно, что он видит меня такой. Бессильной. Больной. Почти овощем.
– Мам, ну ты чего? Я на минутку. Ты такая молодец, мам…
Я молодец? Я не могла даже заговорить с ним! Не могла сказать, как люблю. Как скучала. Поделиться, как жила без него. И как умирала. Это… убивало. И пугало до тошноты.
Врач вернулся через несколько минут. Уже другой — молодой, внимательный, с планшетом в руках. Он уточнил какие-то показатели на мониторах, посветил фонариком в глаза, проверяя реакцию, кивнул Адаму и тихо проговорил:
– Амина Аслановна, доброе утро. Сейчас мы посмотрим, как вы себя чувствуете. Постарайтесь сжать мою руку. Отлично… Теперь — другую. – Тут ничего не вышло, но он все равно сказал: – Так… хорошо. Теперь попробуем немного приподнять левую ногу… да, вот так. Замечательно. А теперь — медленно моргните, если меня понимаете.
Я моргнула.
– Прекрасно. Сознание ясное, контакт есть. Речь восстановится. Это вопрос времени. Сейчас первостепенное — покой, контроль давления и постепенное подключение реабилитации.
Он говорил уверенно, без спешки. Голос был ровным и ободряющим. Но самое главное — он смотрел на меня как на живого человека. Не как на диагноз. Не как на проблему. А как на женщину, которая уже победила. И мне так хотелось ему поверить, Аллах! Хотелось быть сильной. Ведь реабилитация, о которой мне все толковали, требовала сил, так? Но их не было. Я чувствовала, как на меня наваливается чудовищная апатия. Ощущение тотального разочарования. В себе. Почему-то именно в себе, господи. Как будто я сама была виновата даже в своей болезни, из-за которой стала обузой для всех.
– Вы молодец. Выжили в практически безнадежной ситуации.
Да. Наверное. Выжила. И теперь нужно было решать, как жить эту жизнь дальше. Где проходить реабилитацию. На какие средства… Наверное, для этого есть какие-то специальные заведения? Надо узнать.
– Амина…
– Уэ аао.
Так в моем исполнении прозвучало «все хорошо».
– Мам, тут бабушка с дедом. И парни. Или ты лучше отдохнешь?
– Ани?
Адам растерянно нахмурился, не понимая вопроса. Я в отчаянии сжала кулаки.
– А! – улыбнулся. – Парни?! Да! Адиль с Алишером. Оба тут. Прилетели еще накануне.
Я отчаянно затрясла головой. Желание увидеть сыновей, по которым я безумно соскучилась, оказалось сильнее стыда. Правда, я очень сильно переоценила свои силы. Мне хватило буквально пары минут в их обществе, чтобы начать отъезжать. Мать с отцом я и вовсе проигнорировала, не в силах простить им того, что они отвернулись от меня после развода.
– Так, что за проходной двор?! Ну-ка все на выход. Тут вам реанимация или дом свиданий?! – донеслось сквозь сон. И все… Все, тьма поглотила. Утащила на самое дно забытья.
В следующий раз меня разбудила санитарка, чтобы провести гигиенические процедуры, которые в случае с лежачим больным были такими унизительными, господи! Я пыталась всеми силами помогать. Только вот левая сторона тела оставалась практически полностью обездвиженной, и выходило откровенно хреново.
На все про все ушло не больше получаса, но я чудовищно устала и вновь провалилась в сон. Я вообще много спала в то время. Не знаю – этого ли требовал мой организм, или, может, я просто не хотела возвращаться в реальность и как могла от нее бежала…
На третий день ко мне в палату пришел физиотерапевт. Мужчина в светло-зеленой форме с добрыми глазами. Он не стал много говорить, ограничившись коротким:
– Сегодня мы попробуем сесть. Только если вы готовы.
Я моргнула. Он кивнул и аккуратно помог мне сменить положение. Меня медленно приподняли. Мышцы отказывались подчиняться командам мозга, но я не сдалась. Через боль, через слабость, но я делала все то, о чем меня просили. Пусть получалось не всегда хорошо.
– Умничка… Да. Вот так. Молодец. Скоро будете у меня бегать.
Может быть. Но пока даже это предположение казалось смешным. Я и рассмеялась, уткнувшись в плечо доктора влажным от усилий, которые мне пришлось приложить, лбом. Кирилл Семенович осторожно подхватил меня за плечи. В такой позе нас и застал заглянувший в палату Байсаров.
Его глаза остановились на руке доктора у меня на плече. Желваки дернулись. Как будто ему не понравилось, что кто-то меня касается. Но это же было глупо… Не ревность, нет. Само мое предположение.
– На сегодня достаточно. Я зайду попозже, – мягко заметил Кирилл Семенович, опуская меня на подушку. Надо было его поблагодарить. Хотя бы просто сказать спасибо. Но я так стеснялась своей нынешней речи, господи! Так стеснялась… Что ограничилась едва заметным кивком. – Логопед к вам заглянет тоже.