«Не заставляй меня нервничать. Это опасно. Кирилл – хороший врач».
– Я кого-нибудь позову. Ты что-то и впрямь побледнела, – заявил Байсаров, когда прочитал мою писанину, и стремительно вышел за дверь. На этом наш с ним диалог прервался. Он уехал, а я практически тут же уснула. Но когда пришел день выписки, Вахид приехал меня встречать вместе с детьми. Естественно, ни о каком реабилитационном центре в такой ситуации я даже не заикалась. Черт с ним! Хочет, чтобы я восстанавливалась дома – пожалуйста. Иллюзий у меня не было, а как он будет решать этот вопрос со своей девочкой и ее родней – вообще не мое дело. Я же не могла упустить возможности побыть со своими детьми, как когда-то давно, когда они были маленькими, а я такой глупой.
Говоря о мелочах и показухе… К выписке мне подарили огромный букет. Сотни на полторы красивейших розовых роз. Букеты скромнее отошли медсестрам и санитаркам. Корзины с элитным алкоголем и закуской перекочевали в руки врачей. Девочки помоложе так явно мне завидовали. Шептались за спиной, а может, мне так казалось… Что Байсаров такой весь из себя мачо. А я теперь – калека. Было даже не больно. Смешные. Калекой я стала гораздо раньше. Когда он своими руками ампутировал у меня часть души…
Дом встречал знакомыми ароматами моющего средства для пола и аромадиффузоров негуманной ценовой категории. Я сама их выбирала когда-то. Но почему-то дом не пах домом. Все в нем стало будто совершенно чужим. Осознав это сразу после возвращения, я лишь сейчас в том себе призналась. Гнездо, которое я с любовью вила столько долгих лет – опостылело. Да, здесь взрослели мои сыновья. Но я сама… Я медленно угасала от нелюбви человека, которому до того отчаянно хотела угодить, что в конечном счете не привнесла сюда ничего от себя.
– Мы перенесли твою спальню на первый этаж.
Я кивнула, тяжело опираясь на руку Адама. Болезнь уничтожила мои планы расспросить его обо всем, что с ним происходило. Если изначально шанс добиться хоть сколь-нибудь внятной правды был невелик, то после всего, что мне довелось пережить в последние недели, он обнулился вовсе. И это беспокоило меня, если не сказать – пугало. То, что ему, возможно, не с кем поделиться своей бедой. Так не должно было случиться. Это мне полагалось стать опорой для сына, а не наоборот. Я ненавидела свою беспомощность. Но, вероятно, именно эта ненависть не позволила мне опустить руки.
Моей комнатой стала гостевая. Байсаров не предусмотрел лишь одного – раздеться самой, равно как и одеться, мне было пока не по силам. Нет, ко мне возвращалась кое-какая чувствительность, но говорить о полноценном функционировании еще было рано. А сиделка должна была прийти только завтра…
Оставшись одна, я кое-как разделась. Первым делом хотелось смыть с себя больничный смрад. А еще лучше пригласить на дом парикмахера. Швы уже сняли, и, наверное, что-то можно было сделать с моими обкорнанными волосами. Например, подстричь их под мальчика.
Задыхаясь от усилий, которые мне приходилось прикладывать, схватилась за столешницу, подтягивая себя из кресла. Но рука сорвалась, и я рухнула на кафельный пол.
Глава 16
Как это ни странно, мое падение было почти бесшумным. Я не пыталась удержаться, поэтому ничего и не упало, не смогла закричать… Тишину всколыхнул лишь тяжелый шлепок тела о мраморный пол. И практически тут же вновь стало тихо. Именно в этот момент дверь в ванную с грохотом распахнулась.
Вахид.
Он замер на пороге, словно не веря своим глазам. Потом резко шагнул ко мне и обхватил за плечи. Сильные пальцы, не привыкшие к осторожности, сжались чуть сильнее, чем это было необходимо.
– Ты что делаешь? – его голос сорвался на шёпот, полный какой-то ярости, даже не ко мне – к самой ситуации.
Я попыталась ответить, но из горла вырвался лишь хрип. Ноги, подогнувшиеся под странным углом, отказывались слушаться. Я просто смотрела на него снизу вверх, чувствуя, как унижение все сильнее давит на грудь.
– Держись, – скомандовал Вахид и, не дождавшись реакции, подхватил меня под руки, словно куклу.
Я застонала – слишком резко. Слишком больно. И тогда его губы скривились от раздражения. Не злости – досады. Как будто я ломалась специально, мешая ему играть роль заботливого мужа.
– Ты что, не могла дождаться меня?! Что с тобой не так?! — процедил он, поднимая меня одной рукой, придерживая за талию.
Вахид усадил меня обратно на кровать и, ни слова не говоря, укрыл одеялом. Делал это быстро, будто боялся, что я сейчас снова растекусь лужей у его ног. А я смотрела на него и не могла понять: это забота? Или очередная попытка все контролировать?
– Так лучше? – нахмурился он, натягивая одеяло чуть ли не до подбородка.
Я кивнула. Слезы сами собой выступили на глаза. Не от боли. От этой невыносимой смеси унижения и странной благодарности. Мелочь, а в ней столько всего. Всё, что у нас было когда-то. Всё, что мы потеряли.
Вахид нахмурился. Рывком приблизился ко мне и втянул воздух у виска.
– На хрена ты дергалась?
– Мне нужно было принять душ, – коверкая слова, прошептала я.
– Тебе нужно было дождаться меня. Я бы помог.
Сбитая с толку, я прикрыла глаза. Было непонятно, почему человек, разбивший мне сердце, теперь претендовал на его обломки. Почему он решил, что имеет право спасать меня после всего, что натворил.
И самое страшное – я хотела в это поверить.
Хотела поверить, что его жесткость – это забота.
Что его грубость – это страх потерять.
Что его злость – это любовь.
Но я знала: это не так.
Это всего лишь его способ вернуть себе ощущение контроля, вогнав меня в понятные ему рамки. Где я безропотно мирюсь со всем, с благодарностью принимая каждый брошенный мне, будто кость собаке, кусок заботы.
– Не думала, что ты захочешь мне с этим помочь. Что ты вообще позаботишься об этом.
Я медленно отвернулась к окну, чувствуя, как одеяло натянулось на плечах чуть сильнее, чем нужно. Как Вахид стоит надо мной, дышит тяжело и громко, борясь сам с собой.
– Почему? – прохрипел он. – Неужели я был настолько плохим мужем? Ты в чем-то нуждалась, а я не замечал? Разве я плохо о вас заботился?
Пошевелив губами, я ничего не смогла ответить. Но на этот раз не потому что стеснялась, а потому что… Ну что тут скажешь? Внутри все горело. Безжалостно жгло. А он так искренне не понимал, господи! Может, я сама виновата, что так долго молчала? Может, нужно было с ним поговорить? Когда я впервые поняла, что мне изменяют. Когда… еще можно было выяснить – почему, и как-то это исправить.
– Я нуждалась в тебе, – просипела я. – А ты растрачивал себя на мимолетные связи.
– Ни одна из этих, как ты говоришь, связей ничего для меня не значила!
– Вот именно. Если бы значила, я бы поняла! С кем не бывает? Влюбился. Ты же вообще непонятно ради чего меня предавал…
– Да не предавал я тебя! Просто некоторые моменты… лучше не нести в семью.
Даже сейчас он стоял надо мной, словно король над завоеванной территорией, и, кажется, ни на грамм не сомневался в том, что все сделал правильно. Говорил, что лучше. Только, как всегда, не уточнял – для кого?
Я ощущала его дыхание, его напряжение, слышала, как от злости скрипят его зубы, тогда как он из последних сил сдерживает свой темперамент. И мне хотелось кричать о том, как это несправедливо. Но я молчала. Потому что он бы принял мой крик за слабость. Как признание того, что всё ещё имеет надо мной власть. А я больше не была его. Ни его вещью. Ни его тенью.
Если он этого не понял сейчас – поймет позже. Когда вместо покорной жертвы увидит перед собой женщину, которую сам научил быть сильной. Правда, для этого мне нужно подняться. И я поднимусь. Чего бы мне это ни стоило.
– Знаешь, это больше не имеет значения.
Вахид замер, пряча взгляд, в котором явно полыхало то, что мне бы не понравилось. Поиграл желваками и… решив отступить в этот раз, просто сменил тему.
– Ты хотела принять душ.
Эта уловка ничуть меня не обманула. Я знала – он не оставит за мной последнего слова. Он вернется к этому разговору. И не с извинениями и оправданиями, а с новыми приказами и своими планами на мою жизнь. Я заранее устала от того, что будет сказано.
– Ты не можешь помогать мне с этим.
– Почему? – Байсаров сощурился. – А как же наши клятвы быть рядом и в болезни и здравии?
Он иронизировал. Даже сейчас… Мне же очень хотелось увидеть его настоящие эмоции. Может, он вообще на них не способен, а?
– Развод избавил тебя от данного мне когда-то слова.
– Свое слово могу забрать только я, – рыкнул Вахид. – Пойдем. Завтра этим займется сиделка. А пока позволь мне поступить по совести и помочь!
Значит, так, да? Я пожала плечами. Вахид наклонился. Просунул руку под поясницу, я обняла его за шею послушной рукой, позволяя себя поднять.
– Так-то лучше, – пропыхтел он, отрывая меня от кровати. – Ты всегда была сильной девочкой. И сейчас я не позволю тебе сломаться.
Это его «позволю» резануло слух, будто нож.
– Я больше никому не дам права решать – сломаюсь я или нет, – процедила я. – Никому. Даже тебе, Ваха. Особенно тебе.
– Посмотрим.
Байсаров открыл кран, удерживая меня одной рукой, и осторожно поместил меня в ванну. Я так боялась, что он увидит, во что меня превратила болезнь… А сейчас, когда это случилось – в ярком свете освещающих комнату ламп, поняла, что я себя окончательно этим освободила. И стало так легко… Некрасивой, наполовину обездвиженной и поломанной! Легче, чем когда-либо. Мне больше не нужно было играть. Изворачиваться и притворяться. Вот она я – настоящая. Лейла получше будет. Вот и иди к ней! А меня, пожалуйста, оставь уж в покое, а? Отпусти! Или сделай так, чтобы я сама тебя отпустила. Презрительно скривись. Как-то прокомментируй увиденное… Дай повод окончательно от тебя отвернуться!
– Никогда не думал, что увижу тебя с короткой стрижкой.
– Некрасиво?
– Ты как эльф.