На границе осени и зимы я сама застряла в каком-то нескончаемом межсезонье между прежней жизнью и той, перемены в которой я никак не могла осознать.
– Вы выглядите невеселой. Что-то не так? Может, вам все же нужна поддержка психолога?
– Пустяки. Просто переживаю о детях.
– Что о них переживать? Хорошие взрослые парни. Думайте лучше о себе, о том, как выздоровеете, что сделаете первым делом, когда поправите здоровье, – усмехнулся Кирилл Семенович. То, что он работал со мной – стало моей небольшой победой. Я буквально выгрызла эту возможность. Выходить из дома. Пусть даже в больницу. Общаться с кем-то еще. Да что там. С тем, с кем Вахид не хотел, чтобы я общалась. Нудя о том, какие у Кирилла золотые руки, я ведь на самом деле не верила, что Байсаров проникнется и уступит. Он же и тут умудрился меня удивить. Ничего не говоря, никак не выказав своего недовольства… Может быть, порядком устав от необходимости со мной возиться?
– Что сделаю первым делом? – я повторила вопрос Кирилла, старательно разрабатывая пальцы на левой руке. Движения были неловкими, но прогресс уже чувствовался. – Наверное, выйду в парк. Без сопровождающих. Сама. И сяду на самую дальнюю скамейку.
– Рискованно, – усмехнулся он, не отрываясь от моего плеча, которое мял с такой точностью, будто знал, где именно прячется моя боль. – А что там, на этой скамейке?
– Свобода, – ответила я едва слышно. – Покой. Никто не толкает, не торопит, не дышит в затылок. Можно просто сидеть. И быть ничьей.
Засмущавшись собственной откровенности, я замолчала.
– Не напрягайтесь.
Усилием воли я заставила себе расслабиться, чтобы не усложнять работу врачу. Его ладони двинулись вверх по спине. Деликатные, но сильные руки размяли скованные напряжением мышцы.
Мы закончили, я как раз одевалась, когда дверь в кабинет распахнулась. Инстинктивно прижав кофточку к голой груди, я обернулась и наткнулась на ледяной взгляд бывшего мужа. Он-то что тут забыл?! Ответить мне Байсаров не посчитал нужным. Хлопнула дверь… А показалось, будто настежь распахнулось окно в наше с ним прошлое.
– Возможно, ваш муж хотел бы присутствовать?
– Где?
– На наших сеансах. Я же понимаю некоторые… эм… культурные особенности, – замялся Кирилл Семенович.
– Мы в разводе. Его не касается моя жизнь.
Не знаю, кого я пыталась в том убедить, если перекошенное лицо Вахида свидетельствовало об обратном. Уж не саму ли себя?
От волнения мои пальцы окончательно перестали слушаться. Кирилл Семенович приблизился, чтобы помочь мне с кофтой. Его движения были деликатными и профессиональными. В них не было ничего личного. Но мои щеки все равно обжег румянец, и я запуталась в рукавах, жалея, что не догадалась позвать сиделку.
– Осторожно, – заметил Кирилл, перехватив ткань. Наши пальцы на мгновение соприкоснулись. И этого оказалось достаточно, чтобы стыд вспыхнул ярче. Видя мою неловкость, Кирилл отошел на шаг, давая ровно столько пространства, сколько мне было нужно. Ту дистанцию, которую Вахид никогда не чувствовал, бесцеремонно вторгаясь в мои мысли, в мои решения…
Кирилл Семенович все же пригласил сиделку, но когда я уже собралась. Та проводила меня до машины, передала с рук на руки Байсарову, а сама села в другую.
– Почему ты выгнала Марью Витальевну?
– Откуда?
– Из кабинета!
– Потому что там она была мне не нужна. У тебя что-то случилось?
– Кроме того, что я увидел, как ты трясешь сиськами у носа этого…
– Господи! – взорвалась я. – Это массаж! Нет никакого иного способа его сделать, кроме как на голое тело! Ты себя вообще слышишь? Смешно.
И нелепо. Так нелепо, что в конечном счете я рассмеялась. Звонко и легко.
– Ты примчался, чтобы поймать меня на горячем? – поддела бывшего мужа.
– Я приехал поговорить об Адаме, – процедил Байсаров. Вот он – удар ниже пояса. Секунда – и смех застыл на губах. Телом прокатилась волна колкой дрожи.
– Что с ним?
– Ничего страшного. Прогуливает универ. Сегодня звонили из деканата. Я пытался с ним поговорить. Он… Короче, он меня не слушает. Я волнуюсь. Не хочу упустить парня. Сейчас, когда ему нелегко. Еще и ты…
– Что я?
– Так не вовремя с этим разводом. После этого все и пошло псу под хвост.
– Умоляю! Вот только не надо! – закричала я и вдруг осеклась: – Поверить не могу, что мы опять спорим.
Байсаров открыл рот, но так ничего и не сказал, не позволив эмоциям одержать верх над здравым смыслом.
– Может быть, он тебе что-то расскажет, – бросил, глядя в окно.
– Что? Я даже не знаю, что с ним происходило в те дни! – парировала я, не скрывая отчаяния в голосе. – Все, кого я ни спрашивала, отмалчиваются.
– Он и со мной не особенно откровенничал.
– Это неудивительно. Весь его мир пошатнулся. Все, что казалось незыблемым, дрогнуло.
– Все началось с нас!
Я не стала ни спорить, ни соглашаться, понимая тупиковость ситуации.
– Давай сойдемся, – бросил Байсаров, не без труда приструнив гордыню.
– Это не повернет время вспять, не сотрет память ни мне, ни нашим детям.
– Набиваешь себе цену? Думаешь, я стану умолять?!
– Нет, Вахид, – горько улыбнулась я. – Не настолько я глупая.
К счастью, в этот момент машина остановилась. Водитель выскочил, чтобы достать мои ходунки.
Мы вошли в дом.
– Адам у себя? – спросил Вахид у одного из охранников. Тот кивнул. – Попроси его зайти к матери.
Пока парень выполнял его распоряжение, Байсаров проводил меня в мою комнату. Придержал, пока я мыла руки. Помог улечься.
– Может быть, кофе?
«Еще один!» – с улыбкой подумала я.
– Без кофеина, – фыркнул Вахид. – Я же не дурак.
В такие моменты, когда с него будто слетала маска мужицкого мужика, и он становился таким похожим на наших мальчиков, у меня что-то обрывалось внутри. Ваха чувствовался таким родным, таким моим, таким щемяще-близким… К счастью, у него зазвонил телефон, и мне не удалось наделать глупостей, в очередной раз поддавшись этому наваждению.
– Да, Хасан… Да. Сейчас, что ли? – Байсаров окинул меня странным взглядом. – Нет-нет, конечно. Я почту за честь.
Разговор вышел довольно коротким. Я не хотела подслушивать, но куда мне было деваться?
– У нас намечаются гости. Люди Хасана помогают мне найти заказчиков похищения. Им нужно кое о чем расспросить Адама. Справишься? – Вахид с сомнением на меня посмотрел.
– Конечно! – на волне эмоций я сама выбралась из-под пледа. И даже встала на ноги. Если это как-то поможет моему мальчику и убережет других людей от этих бандитов, я смогу что угодно. – Распоряжусь, чтобы накрыли стол.
Без этого в нашей хлебосольной культуре было не обойтись. А о том, что в гости к нам нагрянет будущий тесть моего бывшего мужа, я старалась не думать.
И закрутилось… Дым стоял коромыслом. Помощница по дому только и успевала таскать из кухни в столовую тяжелые подносы. Я же, не в силах помочь, чувствовала себя не хозяйкой, а гостьей в собственном доме. Голова шла кругом. Всё внутри было натянуто как струна, и эта струна звенела от страха за сына. Я понимала, что без этого разговора не обойтись, но все же мне очень не нравилось, что Адама опять станут дёргать, выспрашивать, тащить в те кошмары, из которых он и так еле выбрался.
Вдруг хлопнули входные двери. Донеслись неразборчивый голос охранника и чужие шаги. Я тяжело поднялась. Спина была прямая, как доска. Мне было важно предстать перед гостями сильной. Первым вошёл Хасан. Вальяжный, уверенный в себе, в темном дорогом костюме. А следом и… Лейла. Я узнала ее мгновенно, и в ту же секунду воздуха в комнате будто не стало. Я остолбенела. Вахид не предупредил меня, что Хасан явится не один. Господи, как же неловко! Сердце забилось в висках, а рука, которой я придерживалась за стол, дрогнула, и я чуть не рухнула прямо ей под ноги... Вот это был бы позор! Чудо, что мне все же удалось устоять. Они прошли мимо, будто я была невидимкой. Будто я – не мать их будущего «свидетеля», не бывшая жена хозяина дома, а кто-то из обслуживающего персонала, которых в наших кругах принято не замечать. Лейла даже не кивнула. Я не удостоилась ни взгляда, ни жеста. Прошла, шелестя шелковой юбкой и расточая удушающий аромат когда-то мной любимых духов. Такая уверенная, будто у себя дома! И только Ваха бросил на меня короткий, почти сочувственный взгляд… Но лучше бы он этого не делал! Мне от него сделалось только хуже. Да что уж? Совершенно невыносимо мне стало.
Я осталась стоять у двери как вкопанная, всё ещё держась за край стола – не из-за слабости, а скорее от шока. Меня не просто проигнорировали. Меня стерли. Стерли подчистую, как если бы меня никогда не было. Будто я случайная прохожая в этом доме, в этой жизни, в истории этих людей.
Из столовой доносились вежливые голоса. Тон Хасана был деловито-учтивым. Он шутил, что давно не ел настоящей домашней лепёшки, Лейла смеялась в ответ, ровно так, как смеялась когда-то я. Ее тихий смех действовал на нервы. Как и её идеальная осанка, и браслеты, тихо позвякивающие при каждом движении рук. Господи, почему это так громко? Я вытянула шею, надеясь понять. Но увидела лишь Вахида. И пусть сидел он не то чтобы к ней впритык, было очевидно, что для них не впервой находиться рядом.
Адам спустился с верхнего этажа. Я услышала его шаги ещё на лестнице. Узнала бы их из тысячи. Мой мальчик. В нём сейчас было всё: тревога, неловкость, настороженность зверя, которого опять ведут в клетку. Он заглянул в кухню, заметил меня и замер.
– Мам… – прошептал он, как будто извинялся заранее за всё, что сейчас произойдёт.
– Иди, – выдохнула я, сглотнув вставший поперек глотки ком. – Всё будет хорошо.
Он отрицательно мотнул головой, но все же пошел к гостям. Как только за ним закрылась дверь, я поняла, что больше не могу. Не могу просто стоять здесь, словно еще один предмет интерьера.
Я перехватила поудобнее ходунки и, не дожидаясь помощи, покинула кухню. Ноги не слушались, голова кружилась, но все же я как-то продвигалась вперед. Медленно, упрямо, шаг за шагом,