Чтобы не разбудить Ваху, поплелась на кухню. Сварила кофе. Пусть подвижность ко мне еще не вернулась в полной мере, какие-то простые движения давались мне с каждым разом все лучше. Сонный Байсаров присоединился ко мне минут через пятнадцать. По утрам он походил на медведя-шатуна. Такой же злой и лохматый. Поспешив его умаслить, я тут же бросилась разливать кофе. Протянула ему, неловко клюнув в щеку. Ваха поначалу удивился. Надо ли говорить, что раньше мы этого не практиковали? А потом отставил чашку, приобнял меня за плечи и поцеловал уже по-настоящему. И вот тогда я поняла, как же мне этого не хватало во времена нашего брака… Чудовищно.
С небес на землю нас вернул щелчок входной двери. Мы отошли на шаг друг от друга, синхронно сведя брови к переносице, как на пороге возник Адам.
– Салют. Поделитесь завтраком? По-братски.
– Самостоятельная жизнь предполагает, что еду ты себе добываешь сам, – буркнул Ваха. Я округлила глаза и от души ткнула его в бок.
– Конечно, дорогой. Я как раз собиралась накрывать на стол.
– Еще чего. Тебе нельзя напрягаться, – опять возмутился Вахид.
– Тогда помоги! – топнула я ногой. И к моему огромному удивлению, Байсаров безропотно бросился выполнять мой приказ. Адам перевел изумленный взгляд с отвернувшегося к холодильнику отца ко мне. И вдруг широко улыбнулся.
– У вас, смотрю, полное взаимопонимание.
– На вот, погрей, – фыркнул Вахид, вручая сыну тяжелый контейнер с сырниками, заранее приготовленными домработницей.
Завтрак прошел чудесно. Кухню заливал свет, два моих любимых мужчины обсуждали бизнес и с аппетитом жевали, а я… Я просто любовалась ими, не в силах отделаться от мысли, что это утро могло быть лучше, если бы…
– Ваха, а по девочке больше нет новостей?
Вахид отложил вилку. И повернулся ко мне, нахмурившись.
– Всё нормально с той девочкой. Врачи говорят — здорова. Передали в органы опеки.
– Как её зовут?
– Пока никак. Документов же нет.
– Что за девочка? – удивился Адам.
– Ой, тут такое было! – я всплеснула руками и принялась рассказывать о случае в больнице. А в конце будто невзначай уточнила: – Кстати, ты не узнал, куда конкретно её определили?
– Нет. Зачем? – отмахнулся Байсаров. – Амин, пожалуйста. Я понимаю, ты растрогалась, но… Какой смысл и дальше копаться в этом?
– Я не знаю, – призналась я. – Просто не могу перестать о ней думать.
Он долго смотрел на меня. Без раздражения. Скорее с растерянностью. Потом пожал плечами.
– Если хочешь, могу навести справки.
Я кивнула, испытывая к нему благодарность.
А дальше все закрутилось. Мать девочки нашли. Уже на следующий день я знала ее имя. И то, что на нее завели уголовное дело. А еще я прочитала килотонны информации о том, что проживает брошенный младенец, и так это на меня повлияло, что я просто не смогла жить дальше, не убедившись, что у девочки все хорошо. На мою просьбу согласовать визит к найденышу Вахид отреагировал ожидаемо негативно.
– Ваха…
– Амина, – оборвал он мои попытки как-то оправдать свою просьбу, – я знаю, что ты хочешь сказать. И нет, я не изверг. Но давай начистоту – мы оба понимаем, куда это все катится…
– Да нет же. Я просто съезжу к ней… и все! Думаешь, я не понимаю, что это невозможно? Я едва встала на ноги. И между нами… всё сложно. Сейчас не время. Ты прав…
– Я в принципе не стану воспитывать чужого ребенка.
– Знаю. И ничего такого не прошу! Просто навестить ее. Правда.
Тяжело вздохнув, Байсаров отшатнулся от стола, прошелся по кухне и, повернувшись ко мне затылком, замер у окна.
– Когда ты хотела съездить?
– После массажа! Это примерно около трех, – оживилась я.
– Хорошо. Но только один раз.
Приют оказался дальше, чем я ожидала. В поездке меня сопровождала Марья Витальевна. Она же помогла мне подняться по ступенькам. На входе нас встречала директриса – крепкая женщина с усталым, но доброжелательным лицом.
– Добрый день. Аминка вас как будто весь день ждала. Не спит – хоть ты тресни! – усмехнулась она.
– Аминка?
– О, это обычная практика – называть подкидышей по имени их спасителей. Это в вашу честь.
Я удивленно округлила глаза. В груди что-то болезненно сжалось.
– О, не думаю, что я заслужила такой чести.
– Еще как заслужили, – отмахнулась Ирина Степановна.
Малышку мне разрешили увидеть в комнате адаптации. Просторная, светлая, с игрушками и мягкими пледами – она все равно создавала унылое впечатление. Девочка спала на животике. Я напряглась, с отчаянием вспоминая, насколько это безопасно. С того момента, как я имела дело с младенцем в последний раз, прошло столько лет, что я напрочь забыла, как это.
Малышка. Такая крохотная, что сердце заходилось. Я села рядом и просто смотрела, часто моргая, чтобы не расплакаться. Через пару минут она зашевелилась, зевнула, открыла глаза. И посмотрела на меня. В этот момент во мне что-то щелкнуло. И, наверное, уже тогда я поняла, что это – моя девочка. А в последовавшие за тем дни, складывающиеся в недели, просто отрицала очевидное. Навещала ее едва ли не каждый день. Между занятиями с логопедом и массажистом. Отмечая, как мрачнеет Байсаров, но не в силах от этого отказаться. А в новогоднюю ночь я ее загадала… И поскольку единственным, кто мог исполнить мое желание, был Вахид, повернулась к нему под залпы салюта и взмолилась:
– Пожалуйста, Ваха, давай ее…
– Нет.
– Я не говорю про удочерение. Давай хотя бы оформим временную опеку.
– Разве дело в том, как это назвать?! – возмутился он.
– Ты хотел дочь, – не сдавалась я.
– Свою, Амина! Кровь, мать его, и плоть.
– А я чувствую, что она наша… Ты тоже это поймешь, если дашь себе шанс.
– Нет.
– От тебя даже ничего не требуется. Я сама со всем справлюсь. Правда. А если пойму, что не справляюсь…
– Что? Вернешь ее обратно в приют? – насмешливо скривился Байсаров.
– Кого вернет? – встрял в разговор Адам, который заскочил нас поздравить, перед тем как сбежать на тусовку с друзьями.
– Твоя мать хочет удочерить девочку.
– Ами, что ли? Почему нет? Она хорошенькая. Слюнявая, правда, но…
Вахид резко ко мне обернулся. Я потупила взгляд…
– Ты уже и сына в это втянула? – рыкнул он.
– Да Адам просто пару раз меня подвозил, я… Ну, послушай, от тебя что – убудет?!
Глава 26
Не знаю, как я к этому пришла. Может, к своим тридцати восьми я, наконец, обрела ту самую пресловутую женскую мудрость. Но медленно, шаг за шагом, мне все же удалось переломить ситуацию в свою пользу. Лаской, хитростью, мягкой настойчивостью. Этим обманчивым – да-да-да, конечно, любимый, как скажешь, так и будет, которое на деле оборачивалось совсем другим. Мужчине ведь что? Главное – дать почувствовать, что он тут рулит. Я и давала, а сама делала то, что считала нужным. Осознав вдруг, что он натурально плывет, когда я лащусь к нему кошечкой. Делаю комплименты (вот кто бы мог подумать, а?) и на все лады его нахваливаю.
Нет, он, знай, тоже не дурак. И не отупел в мгновение. Время от времени в его взгляде проскальзывала насмешка. А с губ слетало восхищенное даже:
– Лиса!
Все он понимал. Но… подыгрывал. Кайфуя от меня новой. Испытывая азарт и желание получше узнать меня… непокорную, даже беспринципную в чем-то. Неожиданно для него после стольких лет сумевшую пробудить интерес, который был гораздо глубже незрелого юношеского увлечения.
А еще он подмечал, что заботы об Ами весьма благотворно влияют на мою реабилитацию. Не знаю, как это связано. Просто мне совершенно некогда было болеть, и, осознав это, мой организм будто сказал – ну, ок. И бросил все усилия на исцеление, усиленными темпами формируя в моем мозгу новые нейронные связи. Примерно через месяц мою речь уже можно было назвать нормальной. Иногда я, конечно, путалась, иногда забывала слова, но если сравнивать с тем, что было сразу после инсульта, и спустя всего три месяца после – это было небо и земля.
Из важного за прошедшее время случилось еще вот что – Вахид разорвал помолвку с Лейлой. Это произошло еще в тот день, когда он разбил мой телефон. Собственно, именно поэтому он и был тогда таким нервным. Но узнала я об этом намного позже. Когда, чтобы, опять же, потешить его эго, разыграла сцену ревности. Ну, ладно… Не только чтобы потешить. Иногда на меня действительно накатывала жуткая неуверенность. Особенно когда он задерживался. Накрутить себя было легко – он днями пропадал на работе, а я, помня прошлое, мучилась от мысли, что даже не могу исполнить супружеский долг. Это угнетало. Давило. Делало подозрительной даже больше обычного. В общем, обнаружив себя в один из вечеров у корзины с грязным бельем в поисках очередных доказательств измены, я и сорвалась. Байсаров выслушал меня. Поиграл выступившими на щеках желваками…
– Помолвку с Лейлой я давно разорвал, – холодно бросил он. – Собственно, последствия этого я сейчас и разгребаю на работе.
Я округлила губы. Моргнула, чувствуя себя полной дурой.
– О… Прости. Я не знала. Хасан устроил тебе проблемы?
– Ситуация под контролем. Но она требует внимания. – Ваха сощурился, так явно на меня злясь, боже!
– Прости, – повторила я. – Не злись. Я… просто…
– Ну?
– Люблю тебя. И ревную.
К этому моменту я уже знала, что эти слова – буквально какое-то заклинание. И беззастенчиво ими пользовалась, опустив голову ему на плечо. Байсаров сделал шумный вдох. Провел ладонями по моей спине, потерся о макушку носом, сгреб ягодицы…
– Сказал же – не будет никаких баб, – пробурчал он.
Ох, не знаю. Говорят, люди не меняются. Если только не через сломы. Мы же прошли столько испытаний за последний год, что, возможно, до него что-то и вправду дошло. Верить было страшно. Но ведь я тоже поняла, где ошибалась. И сделала выводы.
– Думаю, нам скоро разрешат… ну…
– Амина, – сцепив зубы, выдохнул Ваха. – Я подожду. Все нормально. Сколько раз мне еще повторить, что гораздо важнее твое здоровье?