И стала жизнь парня еще хуже, чем была. Месяцы и годы проводил он в заточении, пока не началась в тех краях война. И на парня наконец обратили внимание не только врачи.
Обрадовался парень такому вниманию, засобирался. «Наконец-то поживу, – решил он, – по стране огромной поезжу, да и в других странах побываю».
Шло время. Не понравилось парню в других странах: холодно, голодно, стрелять в каких-то людей заставляют, бьют. Стал парень с тоской о своем противотуберкулезном диспансере вспоминать: спать есть где, кормят три раза в день, ничего делать не надо – только лечь и лежать.
Такая тоска взяла парня, что решил он сбежать.
Целый месяц добирался он до своего родного диспансера и все думал: «Вот скоро полежу, компот с сухофруктами попью».
А в диспансере ждали его подосланные командованием вершители справедливости. Схватили они парня, отвели в подвал и спрашивают:
– Ты чего хотел, когда на войну шел?
– Примером хотел стать для других, – отвечает им парень.
– А сейчас чего хочешь?
– Лечь и лежать, – говорит им парень.
Заулыбались вершители справедливости, довольные такими ответами.
– Повезло тебе, – говорят, – мы сейчас оба этих желания и исполним.
Парень обрадовался и тоже заулыбался.
Так он и лег с улыбкой, получив гирей по голове.
Валины губы зашевелились и вслед за «кхх-ч-ч» раздалось:
– Так-так. Очень поучительная сказка, молодец рядовой. Вот что бывает с теми, кто с поля боя сбегает. Мотайте на ус, пацаны. Каждому, как говорится, по заслугам.
Настала очередь Вали, но Валя был занят тем, что работал рацией. Глаза его бессмысленно смотрели куда-то вдаль, а в углах губ пузырилась слюна.
– Разрешите обратиться, – начал Егор.
– Разрешаем, – донеслось из Валиного рта.
– Сейчас Валя должен сказку рассказывать, но так как он занят и говорить не может, разрешите мне рассказать за него.
– Разрешаем, – снова зашевелились губы Вали, и Егор начал.
Один мальчик все время спал, и никто не мог его разбудить. Ни родители, ни доктора, ни учителя, которые к нему приходили. Во сне он ел, пил компот, рос, болел, выздоравливал, мерз, согревался, учился, ленился, знакомился с новыми людьми, плакал, улыбался.
Отец мальчика был генералом, и не нравилось ему, что сын так бездарно жизнь свою проводит. Тем более когда война идет. Решил он сына к делу приспособить.
– Раз он столько всего во сне делает, пусть и армии нашей послужит, – сказал отец.
– Как послужит? – спросила мать.
– А мы научим его врага во сне убивать.
И стал мальчик во сне убивать. А отец-генерал позвал все высшее командование на такое чудо посмотреть. Стоят они рядом с кроватью мальчика, крутят усы, чешут лысины и слушают.
– Кх-ч-ч-ч-ч, кх-ч-ч-ч-ч…
– Это сын из автомата стреляет, – комментирует генерал.
– К-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш…
– А это он из гранатомета пальнул.
– Пф-ф-ф-ф-ф…
– А это из танка, – потирает руки довольный генерал.
Радуются командующие, аплодируют таким успехам.
На следующее утро доносят им новости с фронта, а там: одна дивизия погибла под гранатометным огнем, другая – под танковым, а третью расстреляли из автомата. Вот только не вражеские это дивизии, а собственные.
– Пацан твой спящий это сделал! – нашло виноватого командование.
– Тебя мы всех званий лишаем, а его – в тюрьму на пожизненное.
– Зачем его в тюрьму, он же спит! – спохватилась мать мальчика.
– Вот в тюрьме пусть и спит, – ответили ей генералы.
И перенесли спящего мальчика с мягкой кровати на жесткие нары, но никакой перемены он все равно не заметил, потому что спал очень крепко.
Когда Егор закончил рассказ, Андрею захотелось броситься на него и поколотить. Он сам до конца не понимал почему. Наверное, потому, что все сказки, которые он слышал, были страшными, отвратительными, грустными и жестокими. Но благодаря им Андрей кое-что понял о вкусах командования, и эта сказка точно не могла им понравиться. А разве цель была не в том, чтобы рассказывать командованию именно то, что им нравится, то, что они хотят слышать? Егор не мог этого не знать! А если он об этом знал и все равно выдумал эту историю от лица Вали, значит, он сделал это специально. Но зачем ему вредить Вале?
Будто подтверждая опасения Андрея, рация зловеще зашипела.
– Не нравится нам эта сказка, – раздалось из Валиного рта. – Какая-то она непатриотичная.
«Ясное дело, не нравится, – позлорадствовал Андрей и тут же подумал: – А может, Егор просто хотел командование побесить? Я же вот хочу. И ничего ведь страшного не случилось, не похоже, что Вале за это достанется».
Тут рация снова заговорила.
– Осталась еще одна сказка, но сегодня мы ее слушать не будем, чтобы не перенапрягаться. Слушать ведь – это тяжелая работа. Слушать иногда потяжелее, чем говорить.
Предчувствуя неладное, Андрей нахмурился.
– Есть, рядовые, у нас для вас объявление, – продолжила рация. – Сказки эти мы вам не просто так приказали рассказывать. Хотелось посмотреть-послушать, сколько старания вы в это дело вложите. А старались вы не одинаково, сами знаете. Вот поэтому мы решили выбрать в этом деле победителя и проигравшего, чтобы никому не обидно было. Победителя мы будем чествовать, а с проигравшим разговор совсем другой будет.
Парни загалдели.
– Сразу говорить надо было! – выкрикнул кто-то.
– Так нечестно!
«Вот, значит, как, – подумал Андрей. – Опять эти их пугалки. Но Вале все равно может достаться, его сказка единственная, которая им не понравилась». Он зло посмотрел на Егора. «Ну не мог же он знать?»
– Честно это или нет, не вам решать. Ваше дело – приказ выполнять! – прервала споры ребят рация.
По мгновенно наступившему молчанию Андрей понял, что все с ней в общем-то согласны.
Этой ночью никому не спалось: парни ворочались, ворчали, даже голодные животы урчали как-то особенно беспокойно. Андрей собирался рассказать Пашке про лес, но не хотел, чтобы другие его услышали, поэтому молчал и прислушивался.
– Ты сказку-то нормальную сочини, – заговорил первым Пашка, – ты последний остался.
– Уже сочинил, – нехотя ответил Андрей.
– Хорошую?
– Ну, мне нравится.
Пашка приподнялся на кровати и подозрительно посмотрел на Андрея.
– Я серьезно, малой, расскажи то, что им понравится. Не хочу, чтобы тебя наказали.
– А Валю, значит, ты хочешь, чтобы наказали? – не сдержав раздражения, спросил Андрей.
– Не хочу, – Пашка замолчал, а потом добавил: – Но чтобы не наказали тебя, я хочу еще больше.
Андрей вдруг перестал чувствовать голод, и ему стало так тепло, как будто его накрыли пятью одеялами.
– Это потому, что я твой друг? – решился спросить он.
– Да, – Пашка засмеялся. – Это потому, что ты мой самый мелкий друг.
Надеюсь, мы не увидимся
– Сбегаю к Конкордии Петровне, – предупредил Андрей Пашку после унылого половинчатого завтрака.
– Хорошо, – Пашка поморщился. Было видно, что у него что-то болит. – Передавай привет Конкордии. Надеюсь, она еще жива.
– Она еще всех нас переживет, – ответил Андрей, ничуть в этом не сомневаясь.
Андрею не хотелось снова приближаться к лесу, но ему очень нужно было поговорить хоть с кем-то, кто воспримет его всерьез.
«Надо еще как-то аккуратно спросить, как у Конкордии Петровны с запасами еды, откуда-то же она берет свое печенье?» – решил он, быстро шагая через похрустывающее под ногами поле.
Конкордия Петровна встретила Андрея на пороге барака, как будто все это время ждала его. На голове – черная шляпа, в руке – дымящаяся трубка. Умирать она явно не собиралась.
– Здр-р-равствуй, Андрей. Давно ты у меня не был, – поприветствовала она мальчика. – Какие-то пр-р-роблемы?
– Можно, я зайду?
Конкордия Петровна отступила от порога, пропуская его вперед. Как только дверь за ними закрылась, Андрей почувствовал облегчение и заговорил:
– Мне кажется, я видел Стригача. Точнее, слышал!
Конкордия Петровна высоко подняла накрашенные брови:
– Ты что, ходил в лес?
– Да! Я хотел доказать всем, что он движется, а там я услышал… Услышал его. А еще у нас еда закончилась, – как бы между прочим добавил он.
– Плохо, очень плохо, – сказала медсестра гораздо менее театральным тоном, чем обычно. – С едой я вам не помогу, я ведь очень старая, а старые люди в пище почти не нуждаются. Вот мой завтрак, обед и ужин, – Конкордия Петровна помахала перед лицом мальчика трубкой с табаком. – Но чаем с конфетами я тебя все-таки угощу.
Андрей удивленно уставился на медсестру, которая явно противоречила самой себе.
– А нельзя мне ребятам хоть немного конфет отнести?
– Нельзя, – как отрезала Конкордия Петровна, – вот если бы они ко мне сами приходили – были бы у них и чай, и конфеты. Да и в целом все лучше бы было.
– Хм, ладно, – покорно сказал мальчик.
– Послушай, Андр-р-р-рюша, если ты слышал Стригача, если он так близко подобрался, то у вас есть проблемы посерьезней еды. По моим подсчетам командиры вывезти вас всех отсюда уже должны. Чего тянут, непонятно.
– Так у вас есть связь с командованием? Может, вы с ними поговорите? – с надеждой спросил Андрей.
– С вашим командованием у меня связи нет, – холодно ответила Конкордия Петровна. – Я тут на других началах, можно сказать на благотворительных.
«Вот так благотворительность», – подумал Андрей, а вслух спросил:
– Почему все так командования боятся? Взяли бы да ушли все разом, вместо того чтобы приказы дурацкие исполнять и голодать.
– Каждый боится того, во что верит, – уклончиво ответила Конкордия Петровна. – Ты вот Стригача боишься. И правильно, кстати, боишься.
– Но что мне делать? Никто мне не поверит.
Медсестра вздохнула и ласково посмотрела на мальчика. По крайней мере, так ему показалось.