Сегодня Андрей записал:
«Потери: новые кроссовки – уже не понадобятся; школа – может, и к лучшему?; отец – точно; дом – возможно; крыша над головой – железобетонно; детство – окончательно.
Приобретения: иконка, бюст Сталина, детский рисунок, новые знакомства – не слишком приятные.
Вывод: смогут ли приобретения перекрыть потери? Не уверен».
По-прежнему не спалось, Андрей пролистал блокнот до самого начала, где три года назад в столбике «Потери» было написано всего одно слово – «Мама». А приобретений и вовсе не было никаких.
Как обычно, после записей в блокноте Андрею стало нестерпимо жалко себя. Он попытался представить, что бы ему сейчас сказала мать. Пожалела бы она его? И как именно? Он уже несколько лет жалел себя от ее имени, говорил с собой ласковым голосом и гладил невидимой рукой по голове. Раньше Андрей любил это делать, лежа в теплой постели, под крышей и за стенами, пусть и не очень толстыми. Вот только жалеть себя, лежа в чистом поле между ворами и покойниками, было как-то глупо. Жалость тут уже не поможет, особенно к себе.
Медсестра
К огромному удивлению Андрея, он смог не только уснуть, но и проснуться. «Вроде мелочь, а приятно», – подумал мальчик, ощупывая свое тело, чтобы убедиться, что все его части точно на месте и в порядке. Нет, он не думал, что Эдик и Федя позарились бы на его ногу или руку, но вот обморозить себе пальцы он очень даже мог. Все-таки на улице в ноябре Андрей никогда еще не спал. К счастью, пальцы рук и ног шевелились, полосатый шарф болтался на спинке кровати, а сережка была в ухе. «Значит, все не хуже, чем вчера, – порадовался он про себя. – Ничего пока не потерял».
– Поспать любишь? – услышал Андрей чей-то насмешливый голос. За кроватью стоял Пашка – помятый, недовольный, но почему-то улыбающийся. – Я нас на дежурство по кухне записал, пойдем жратву на всех готовить.
– Мы? Вместе? – удивился Андрей.
– Ну да, только не говори, что не умеешь, – Пашка пытливо посмотрел на мальчика. – Тут расклад такой был: или картошку чистить, или навес над кроватями делать, или яму для сортира копать.
– Картошку я чистить умею, – сердито ответил Андрей.
– Вот и отлично, пошли, – просиял Пашка.
Андрей недоверчиво уставился на него. «Непонятно, чему Пашка так радуется. Не моему же обществу?» – подумал он.
Утро в отряде начиналось бодро: откуда-то издалека, с края леса, доносились удары топора – это Эдик, Федя и Егор рубили хилые деревья. Иван и Вова тащили их в лагерь, Жека и Толик пытались соорудить из них столбы для навеса. Валера и Сеня на приличном расстоянии от кроватей рыли яму для сортира, им по мере сил помогал Валя. Он вытаскивал из мерзлой земли камни и строил из них причудливые башни вокруг будущего туалета.
– У нас сортир в Стенхендже будет, – пошутил Пашка.
– Стоунхендже, – поправил его Андрей, но над шуткой посмеялся.
– А, точно, – и не думая обижаться, согласился Пашка.
Они только что нашли пару ящиков картошки и два ведра неподалеку от костра и теперь думали, что им делать с таким богатством.
– Вот, по ходу, и вся еда, что нам командование сподобилось оставить, – сокрушенно прокомментировал это Пашка. – Одна картоха.
– У нас же еще тушенка есть в пакетах этих подарочных, – напомнил Андрей, – двенадцать банок получается, и гречка еще.
– Вот картоху с тушенкой и будем готовить, а когда тушенка закончится, то картоху с гречкой, а потом – просто гречку.
– А когда и она закончится? – спросил мальчик.
– А когда закончится, тогда и посмотрим. Новые ящики наверняка привезут, – не очень уверенно ответил Пашка.
– Хорошо бы, – сказал Андрей и, как назло, вспомнил картофельные вафли с семгой, которые иногда ел в кафе недалеко от школы. Желудок жалобно булькнул, но мальчик мысленно предложил ему заткнуться до лучших времен.
Пока Пашка открывал банки с тушенкой, Андрей принялся чистить картошку складным ножом. Получалось лучше, чем он ожидал.
– А почему ты меня в напарники выбрал? – неожиданно для самого себя спросил он.
– Все очень просто, – начал Пашка. – Я знал, что ты король чистки картошки. У тебя это на лице написано.
Андрей засмеялся.
– А если по правде, – продолжил Пашка, – мне подростки современные нравятся больше, чем мои одногодки. Вы как-то разумнее, чем мы были, столько всего знаете, по странам другим ездите с детства, смотрите-читаете, мусор там какой-то сортируете. Интересно мне все это очень.
– Да ты меня лет на десять всего старше. Ой, то есть на девять, – спохватился Андрей, привравший про свой возраст.
– Ну и что, все равно жизнь у нас с тобой сильно отличается. Не только из-за возраста, конечно. Я ведь сам из маленького городка совсем, а ты, как я понял, из миллионника. Много чего отдал бы, чтобы школьником в кино ходить, в музеи, театры, в Xbox играть и в универ поступать готовиться… – Пашка грустно вздохнул, так что Андрею даже стало немного стыдно, хотя тот и не совсем точно описал его жизнь.
– Ну, как видишь, мне все это не особо помогло, – сказал Андрей и невольно улыбнулся своей невеселой шутке.
– Это точно, малой! – Пашка рассмеялся и хлопнул Андрея по плечу. – Ты шкурки-то от картохи не выкидывай, мало ли – вдруг понадобятся.
Обед на удивление получился вкусный. Никто, по крайней мере, не жаловался, Сеня с Валерой даже похвалили. Правда, перед тем как есть, они щедро посыпали свои тарелки землей.
– Это вы так солите? – бесстрастно поинтересовался Егор.
– Вроде того, – просипел Сеня.
Приятные сюрпризы на этом не закончились. Через полчаса после обеда Толик-туберкулезник орал на все поле, что ночью привезли медсестру и что медсанчасть, оказывается, в деревянном бараке на краю леса.
Парни оживились: Эдик и Федя причесывались руками, глядя в лица друг друга, как в зеркало, одноногий Жека принялся неистово натирать протез, Вова – сморкаться. Даже покойные Валера и Сеня как-то повеселели.
– А ты медсестру видел? – спросил у Толика Пашка.
– Красивая? – поинтересовался Иван.
– А еще что-нибудь полезное привезли? – Вова сплюнул себе под ноги.
– Не, не привезли, – ответил Толик. – Ну пойдемте, что ли, посмотрим на эту медсестру, – плотоядно добавил он.
Медсестра Андрея не особенно интересовала, а вот лес, у которого находился барак, почему-то притягивал и пугал его одновременно, поэтому он поплелся вслед за всеми.
– Далеко же она забралась, так не находишься! – ворчали парни, оставляя вереницу следов на присыпанной снегом земле.
– Лес! Плохо! – завывал всю дорогу Валя, но никто не обращал на него внимания. Мертвецы шли по правую и левую руку от Вали и, кажется, неплохо с ним ладили.
Барак сливался с бурыми деревьями, поэтому появился неожиданно, как будто слегка выступил из чащи вперед. Парни замерли – уж очень негостеприимно он выглядел: темный, покосившийся, с крошечными окнами.
– Да нет там никого, – догадался Егор, – развел нас Толик.
– Сейчас проверим. – Иван замахнулся, чтобы то ли ударить по двери, то ли вырвать ее вместе с петлями, и замер. Дверь скрипнула и открылась сама.
Андрею приходилось иметь дело с самыми разными медсестрами: с легкой рукой, с тяжелой рукой, с молодыми, пожилыми и теми, чей возраст трудно было определить. Но по тому, как парни сделали пару шагов назад, когда дверь открылась, Андрей понял, что они явно ждали какую-то другую медсестру.
На пороге стояла старуха. Но не просто старуха, а старуха, которая каким-то невероятным образом перенеслась сюда века из девятнадцатого. Маленькая голова с крашеными черными волосами. Длинное черное платье с белым воротником. Она держала в руке трубку и выпускала кольца дыма напомаженными старческими губами. Лет ей было как минимум сто, но осанка оказалась как у балерины.
– Конкор-р-р-дия Петр-р-р-ровна, – представилась она, протягивая руку, как будто для поцелуя.
– Ебаный стыд! – не выдержал Жека.
– Тише ты, – шикнул на него Пашка, – такая проклянет и не заметит.
– А я все ждала, когда вы ко мне пр-р-р-р-ридете, – прокаркала Конкордия Петровна, не замечая недовольных шепотков и того, что руку ей никто целовать не собирался.
– Да лучше б не приходили, – буркнул Вова.
Конкордия Петровна быстро, по-птичьи, зыркнула на него, и Вова сделал еще пару шагов назад. Внезапно Андрей обнаружил, что все ребята отошли на приличное расстояние, а он до сих пор стоит прямо перед медсестрой.
– Смелый мальчик, – сказала она. – А имя у тебя есть или ты из тех мальчишек, у которых нет имен?
– Андрей, – смущенно ответил он, слишком уж пристально старуха вглядывалась в него.
– Хорошее имя, кр-р-р-расивое имя, – сказала Конкордия Петровна на свой каркающий манер. – А вы, солдатики, не стесняйтесь, – обратилась она к остальным, – температура, рвота, понос, умрете вдруг – сразу ко мне идите.
– Что, и мертвым идти? – подозрительно спросил Егор.
– А почему бы и нет? – ответила Конкордия Петровна и хитро подмигнула в сторону Валеры и Сени.
Пока парни курили и опасливо косились на барак (внутрь зайти так никто и не решился), Андрей подошел поближе к лесу. Это были все те же деревья и кусты, что он сотню раз видел в других местах: с обычной корой, обычными ветками, не до конца облетевшими листьями. Но что-то с ними случилось. И мальчик никак не мог понять – что именно. Росли они как-то неправильно, но в чем заключалась эта неправильность, сказать было сложно. Деревья будто все разом, под действием невидимого ветра, подались вперед и так и застыли, словно слишком сильно вытянули шеи. У Андрея возникло неприятное чувство, что тянутся они именно к нему, что-то им от него надо.
– Лесом любуешься? – услышал он за спиной отрывистый голос Конкордии Петровны.
– Да не особо. Странный он какой-то.
– А ты зоркий мальчик. Заходи ко мне как-нибудь потом, я тебя чаем напою.
– Хорошо, зайду, – ответил Андрей и, бросив быстрый взгляд на Конкордию Петровну, тут же засомневался, что сдержит это обещание.