Хозяйка скрылась на кухне.
— Манечка, — позвала она через минуту, — помоги мне тут немножко.
Маня побежала на зов.
— Дохлятина! — произнес едва слышно Шмаков. — Ахи, охи. Ах, она была такая хорошая, ох, она была такая святая-пресвятая! Лажа все это, полнейшая лажа. Небось наркотой баловалась, с преступным элементом якшалась, вот и прирезали ее.
— Послушай, ты! — вскипел вдруг Никита. — Ты же о ней ничего не знаешь, к тому же она… ее уже нет в живых, а ты о ней гадости говоришь! Не слыхал — о мертвых или хорошо, или ничего!
— Да ты что, с пальмы спрыгнул? А если гад помер, так про него уже нельзя сказать, что он гад? Ну и понятия у тебя! Зашибись!
— Ну, понятия у него как раз нормальные, — вступился за двоюродного брата Гошка. — И учти, если женщина говорит про другую женщину одно только хорошее, это неспроста. Значит, покойница действительно была хорошим человеком.
— Дурные вы, как я погляжу! Какая женщина? Артистка! Она вам что хочешь сыграет! А сама, может, больше всех ей и завидовала!
— Леха, по-моему, у тебя что-то с головкой! — возмутился Гошка. — Пришел в чужой дом, а сам…
— Не, ты не понял… Я же неконкретно про эту артистку, — спохватился Леха. — Я вообще…
— Вообще? А ты что, со многими артистками знаком? — не без яда поинтересовался Никита.
— Да ладно вам, — примирительно произнес Леха, — чего к словам придираетесь, умные очень, да?
Но тут их позвали на кухню. Кухня была просторная, сверкающая чистотой, а все стены увешаны деревянными досками и досочками. Каких тут только не было! Светлого и темного дерева, резные, расписные, с выжженным рисунком.
— Ух ты, сколько! Это у вас коллекция? — спросил Шмаков.
— Да, вроде коллекции. Первые еще муж мой делал, а потом уж я сама стала покупать, друзья начали дарить, вот и собралось… Да вы садитесь, садитесь!
На столе стояла миска с печеной картошкой, соленые огурчики, квашеная капуста, нарезанный толстыми ломтями черный хлеб.
— Налетай, молодежь!
Просить себя дважды они не заставили и быстро смели угощение. Потом еще пили чай с пряниками. Говорили о многом, но Елены Куценко больше не касались. И вдруг Никита задал вопрос:
— Извините, Людмила Михайловна, а где жила Елена?
— На Большой Никитской, — машинально ответила Людмила Михайловна. — В доме, где магазин «Пышка». Номера я не помню. А зачем тебе?
— Просто спросил…
— А еще у них дача была, говорят, роскошная, я там не бывала. Какой-то поселок для «новых русских», с охраной и… Да бросьте вы, ребята, это не для вас…
— Да-да, конечно, только, если можно, ответьте еще на один вопрос, — тихо попросил Никита.
— Ну, если на один…
— Людмила Михайловна, а у Елены… подруги были?
— Подруги? Были, как не быть.
— Много?
— Не знаю, не спрашивала, а вот две подруги были точно.
— А как их зовут, вы не знаете?
— Знаю, представь себе. Одну зовут Валентина, а вторую Соня. Они манекенщицы. Одна у Зайцева работала.
— Кто? — спросила Маня.
— Соня.
— А фамилия? Фамилии их вы не знаете?
— Чего не знаю, того не знаю. А вот фотографию могу показать.
Людмила Михайловна поднялась из-за стола и ушла в комнату.
— Фотки — это класс! — прошептал Шмаков. — По фоткам мы этих цапель враз отловим.
— Каких цапель? — недоуменно взглянул на друга Гошка.
— Ну, манекенщицы все эти длинноногие, как цапли, — объяснил Леха. — Тощие, мосластые, и чего в них хорошего?
— На вкус, на цвет товарищей нет, — сухо бросил Никита.
На столе стояла миска с печеной картошкой, соленые огурчики, квашеная капуста, нарезанный толстыми ломтями черный хлеб.
— Налетай, молодежь!
— Вот, нашла, — с очками на носу вернулась Людмила Михайловна.
Она протянула ребятам две цветные фотографии. На одной была запечатлена целая группа — три высокие девушки, одна красивее другой, двое мужчин, в одном из которых все сразу узнали знаменитого артиста Бойцова, и маленькая, полненькая хозяйка дома. А на второй только Людмила Михайловна и одна из девушек, блондинка.
— Это Валентина! — сказала Людмила Михайловна. — Черненькая — Леночка, а вот эта — Соня.
— Тетя Мика, а вы нам не дадите на денек эти карточки? — умильно улыбаясь, попросила Маня. — Мы их только переснимем и сразу вернем.
— Зачем это? — нахмурилась хозяйка дома.
— Ну, тетя Микочка, пожалуйста!
— Вы, значит, все-таки не успокоились? Собираетесь этим делом заняться?
— Нет, то есть да… Ну, на всякий случай… — смущенно забормотала Маня.
— А если с вами что-нибудь плохое приключится? Я же до смерти себе не прощу!
— Да что с нами может случиться из-за фотографий, тетя Микочка?
— Тогда зачем они вам?
Никита, который во время разговора не отрываясь смотрел на фотографии, вдруг сказал:
— Вообще-то вы правы, Людмила Михайловна. Не надо нам никаких фотографий. Мы не будем лезть не в свое дело. Пусть этим занимаются те, кому положено.
Маня и Шмаков вытаращили глаза от удивления, а Гошка все сразу понял. У Никиты была превосходная зрительная память, и он наверняка узнает этих красоток даже через год. А пожилой артистке будет спокойнее. И перед Маниной мамой ей не придется чувствовать себя виноватой.
Людмила Михайловна взглянула на Никиту с подозрением. Но у него был такой незамутненный честный взгляд, что она расплылась в улыбке.
— Умничка! Правильно говоришь — пусть этим займутся те, кому положено. А дети тут ни при чем. У них своя, детская, должна быть жизнь. Нечего вам с таких лет нагружать себя всей этой гадостью. Успеете еще. Гадости на ваш век хватит.
Маня испуганно взглянула на Гошку, а тот ей подмигнул. Она обрадовалась. Раз Гошка ей подмигивает, значит, у них есть общие тайны…
Глава IXТЩЕТНЫЕ ПОПЫТКИ
— Значит, так, наша задача — отловить Соню. Если она еще работает у Зайцева, мы ее отловим без проблем! — деловито заявил Шмаков, едва они вышли во двор.
— А кто такой Зайцев? — спросил Никита.
— Как это «кто»? Знаменитый модельер! На проспекте Мира у него Дом моды, — со знанием дела ответила Маня.
— Темный ты, Никитос, Зайцева не знаешь… Да его по телеку всю дорогу кажут…
— Показывают! — поправила Леху Маня.
— Ну, показывают, подумаешь, большое дело. И он почти всегда в красной бабочке!
— Ну и что? — удивленно спросил Никита.
— Ничего! Просто, если увидишь дядьку в красной бабочке, знай, это Зайцев!
— Леха, погоди ты с бабочкой, — отмахнулся Гошка. — Тут надо все хорошенько обдумать…
— Чего думать? Нет, ты скажи, чего зря думать, когда надо действовать?
— И как ты собираешься действовать? — хмыкнул Гошка.
— Просто! Чем проще, тем лучше! Двинем сейчас в Дом моды и спросим, как найти Соню.
— А если у них там не одна Соня, а несколько?
— Ну прям! Соня — редкое сейчас имя! Вот скажи, ты у нас в школе хоть одну Соню знаешь?
Гошка задумался.
— Что-то не помню, вроде нет.
— Ну, а я про что? Даже если там, не дай бог, есть две Сони, так мы как-нибудь разберемся. А вот с Валентиной похуже будет… мы про нее ни фигашечки не знаем, где ее отлавливать…
— Если найдем Соню, это будет уже делом техники, — усмехнулся Никита. — Она нас на Валентину выведет…
— Если она захочет с нами разговаривать, — разумно заметила Маня.
— Почему бы ей не захотеть? — удивился Шмаков. — Наплетем ей с три короба.
— Слушай, Леха, тут надо действовать очень осторожно, да и вообще, может, лучше, чтобы туда пошли девчонки…
— Какие девчонки? — насторожилась Маня.
— Ксюха, например, и Саша, — предложил Гошка, правда, не слишком уверенно.
— Зачем это? Я и сама сумею! Ты вспомни, Гошка, вспомни, как я с этим Корзуном говорила…
— Это кто такой? — недоуменно осведомился Шмаков.
— Ну, ты знаешь, муж той тетки, на которую со всех сторон покушались, — объяснил Гошка.
— А, это ваше то дело… Понял.
— Так почему я теперь не справлюсь, а? — стояла на своем Маня. — Нам нельзя время терять. А с Ксюхой и Сашкой мы когда еще увидимся, пока расскажем, как и что… А так мы могли бы прямо сейчас попробовать.
— Не терпится тебе, да? — засмеялся Гошка.
— Не терпится! — кивнула Маня.
— Правильно, малява! — поддержал ее Шмаков.
— Какая я тебе малява? — задохнулась Маня. — Не смей называть меня малявой, слышишь?
— Слышу, слышу! Не глухой, здоровенная ты наша!
Маня хотела было возмутиться, но передумала: не до того сейчас.
В Дом моды на проспекте Мира вошли только Маня с Никитой. Гошка и Леха остались ждать на улице.
Какая-то не слишком молодая женщина в темно-синем элегантном костюме не без подозрения оглядела ребят, немного растерявшихся в первый момент.
— Вы к кому?
— К Соне, — выпалила Маня.
— К какой Соне?
— Манекенщице. Она тут работает.
— Соня? А как ее фамилия?
— Мы не знаем. Нам сказали, тут одна Соня. Она такая высокая, красивая.
— Высокая и красивая? — засмеялась женщина. — Ну, это не приметы. Тут у нас все высокие и почти все красивые.
— У нее такая гладкая прическа и… родинка над губой, — вспомнил Никита.
— Люся! Подойди сюда! — позвала женщина.
При виде Люси сразу можно было сказать — это манекенщица. Высоченная, тоненькая, с какой-то удивительной походкой… Но когда она открыла рот, им показалось, что это базарная торговка.
— Ну чего? Никогда покоя нет!
— Погоди, Люся, — поморщилась женщина, — вот тут Соню спрашивают…
— Какую еще Соню?
— Мы фамилии не помним, — начала Маня, — у вас тут что, много Сонь?
— А вам зачем?
— Надо! Только у нашей Сони родинка над губой…
— А, Сонька Назарова… так она тут больше не работает. Ушла, прынцесса.
У Никиты упало сердце. Неужели эта ниточка сразу оборвалась?
— А куда она ушла, не знаете? — просительно улыбнулась Маня.
— Да на кой она вам? — полюбопытствовала Люся.