– Вы в курсе, что мы нашли рядом с трупом? – спрашивает он.
– Нет. – Вновь внутри нарастает чувство крайней тревоги.
Мужчина без слов протягивает мне маленький листочек с короткой фразой, выведенной чёрной ручкой.
Каталина Норвуд следующая
Перечитываю эти слова снова и снова. Снова и снова перечитываю своё имя и фамилию, которые кто-то старательно нацарапал на листе бумаги.
Ком застревает в горле, руки вновь трясутся.
– Кто это написал? – дрожащим голосом произношу я и смотрю на полицейского, заранее зная, что ответа не получу.
– Это мы и должны будем выяснить, мисс.
Офицер оставляет меня и идёт расспрашивать других девушек, которые, увы, безмятежно сидели или спали в своих комнатах во время происшествия.
Я поворачиваю голову.
Отец ходит из стороны в сторону и нервно выкуривает сигарету, зажав её между губ. Я и не вспомню, когда он в последний раз курил. Попыток бросить была куча, но вот сегодня он сдался, кажется, окончательно. Чувствую какую-то странную вину за это.
Мама сидит рядом, приобнимая меня за плечи и стараясь успокоить. Она держится очень стойко, и я совсем не удивляюсь этому. Срываться и выдавать истерики у всех на глазах совсем не про неё.
На меня смотрят практически все девушки, не устоявшие перед желанием понаблюдать за развитием событий. Некоторые из них испуганно сжались в комок и сидят на диване, пытаясь переварить случившееся, некоторые не верят всему, что я выдала, и смеются, поглядывая на меня, а третьи лишь обсуждают мою истерику между собой, и явно их обсуждения не вызвали бы у меня радости. Парней же, которые видели полицейские машины, не впустили на женский кампус, и они остались на своей территории.
Вход и место преступления перекрыли полицейской лентой, и я ощутила себя героиней какого-то страшного триллера.
Несколько офицеров допрашивают близняшек Амели и Сэнди, на улице и внутри общежития аккуратно и внимательно работают над поиском улик все остальные. На место прибыл и Джозеф.
Ректор нашего университета приехала полчаса назад и всё ещё находится в шоковом состоянии, каждые пять минут опустошая всё новые и новые стаканы с водой из стоящего кулера.
– Где, чёрт возьми, его носит?! – выдаёт папа, голос которого я почти не узнаю.
– Наверняка он не ожидал, что ему позвонят в столь позднее время, дорогой, – произносит мама. – Вот-вот объявится.
Наконец дверь открывается, и молодой мужчина лет тридцати пяти входит в комнату. Он одет в чёрный деловой костюм, коротко стрижен и выглядит ещё более серьёзным, чем когда-либо.
– Харди, ну наконец-то!
– Прошу прощения за опоздание, мистер и миссис Норвуд. Просто ваш звонок был очень неожиданным в час ночи. – Мужчина быстро направляется к столу и кладёт на него свой чёрный чемодан, поправляет галстук и спрашивает: – Так что случилось? Для чего я вам понадобился? Вижу, что-то серьёзное… На входе мне ничего толком не объяснили.
– На жизнь Каталины кто-то покушался, – коротко кидает папа, сев на диван.
Харди поворачивает голову в мою сторону, чуть кивает, словно здороваясь, затем возвращает взгляд на отца.
– Что думаешь по этому поводу? – спрашивает папа. – Только не томи!
– Удалось ли выяснить имя человека, которому мог бы принадлежать этот почерк? – по-деловому хмурится Харди.
– Пока нет, но полиция над этим работает, как мне сказал Джозеф.
– Мисс Норвуд тоже не знает?
Все смотрят на меня, а я лишь мотаю головой в знак отрицания.
– Кто бы это ни был, он или она недолюбливает мисс Норвуд настолько сильно, что готов… убить. – Выдвинув своё логичное предположение, Харди переводит взгляд на молчаливую женщину-ректора, интересуясь: – А вы?..
– Я Элизабет Пауэлл, ректор университета и владелица общежития, – отвечает она.
– У вас нет никаких предположений по этому поводу? Кто мог подобное совершить? Хорошо ли вы знакомы со своими студентами?
– Я никогда не слышала, чтобы мисс Норвуд так ненавидели. Бывают разные сплетники, но чтобы делать такое… Невозможно.
– А что насчёт пола убийцы? Удалось узнать что-нибудь касаемо пола?
– Каталина сказала, что видела мужскую фигуру, но у полиции всё же есть какие-то сомнения, и они сказали, что не могут поверить ей на слово. Нужны веские доказательства и проверки. – Мама продолжает поглаживать мои плечи, и мне будто бы и впрямь становится спокойнее на душе, когда я понимаю, что она рядом. Однако, несмотря на это обманчивое представление, я прекрасно знаю, как сильно она напряжена внутри.
Когда в следующую минуту заговаривает папа, я впервые за столько лет слышу в его голосе страх.
– Ответь на важный вопрос, Харди: зачем этому человеку могло понадобиться такое бессмысленное убийство?
– Джереми… – одёргивает его за небрежно брошенные слова мама. – Мы говорим о смерти невинного.
– Мария, сейчас важнее всего безопасность нашей дочери. Кем бы этот человек ни был, мы должны понять цепочку его мыслей, которые привели к этому шагу.
Обойдя столпившийся народ, к нам пробирается Джозеф. Руки у него облачены в синие латексные перчатки.
Папа оживляется при виде брата-полицейского.
– Ну что там?
– На посту охранника есть камеры, как и по всей территории кампуса. Мои ребята уже получили доступ к видеозаписям. Всё тщательно просмотрят. Не волнуйся, Джереми, мы не дадим твою дочь в обиду. Всё-таки она член и моей семьи тоже.
Харди прокашливается и снова подаёт голос:
– Мистер Норвуд, во время следствия я рекомендую мисс Норвуд воздержаться от посещения занятий. Пусть она остаётся дома, а выходит только в сопровождении охраны. Сообщите также своей охране ужесточить наблюдение за домом, чтобы никто не входил и не выходил без вашей осведомлённости.
– Да, это будет верным решением, – соглашается Джозеф. – Мы выяснили, что до момента убийства, свет на посту охраны был выключен. Этот человек намеренно включил его, а Лина сказала, что к тому же ещё и посмотрел прямо на неё. Это не может быть просто так. Он чего-то хочет или хотел этим что-то сказать. Осталось только найти доказательства слов Лины по видеозаписям, и мы удостоверимся в том, что этот человек представляет для неё самую настоящую опасность. Судя по всему, он нацелен именно на твою дочь, Джереми. Медлить нельзя.
Ирэн и Вэнди обещают заехать на выходных и переночевать в нашем доме в Медине. Мама, конечно, не против.
Впервые за долгое время я вижу папу чаще, чем пару раз в неделю. И хотя это позитивные моменты, разбавляющие негатив, всё равно мне приходится признать факт того, что это временно и совсем скоро папу снова утянет в омут работы.
Внутри меня всё трясётся и не перестаёт трястись ни на секунду. Не хочется верить в происходящее, и моментами мне кажется, что это всё нереально. Может, я просто сплю.
– Пицца на обед тебя устроит, детка?
Появившись в гостиной и сев рядом со мной, мама целует меня в щёку и смотрит в глаза, наполненные всё тем же страхом, который так и не растворился после вчерашней ночи.
– Всё будет хорошо. Скоро его найдут, – подбадривающе шепчет она, гладя мою руку.
– Зачем? Что я сделала? Зачем он хочет убить меня?
– У нас с твоим отцом много врагов. Зависть – самое отвратительное чувство. Оно может превратить человека в животное, готовое на всё, чтобы сделать твою идеальную жизнь ужасной.
– Тогда зачем такая жизнь? Неужели нельзя обойтись без всех этих денег и известности?
– Каждый зарабатывает как может. Если бы не наша работа, мы бы не жили в такой роскоши, в какой живём сейчас.
Я чувствую, как злюсь:
– А зачем вся эта роскошь, если рано или поздно можно поплатиться за неё своей жизнью?
– Лина, хватит. Всё будет хорошо. Никто не причинит тебе вреда.
Я решаю промолчать.
Мама тоже молчит. Скорее всего, она подбирает уместные слова, пытаясь при этом не задеть меня ещё больше. А я зла. Если ты сказочно богат и живёшь, казалось бы, идеальной жизнью, ни в чём не нуждаясь, жди гостей – людей, что обязательно попытаются проклясть тебя, ну или воров, пожелавших доли твоих денег. А чего только стоят многочисленные рассказы о похищениях людей из богатых семей и требовании выкупа…
– Давай мы поговорим об этом потом. – Мама встаёт. – Я иду заказывать пиццу. Тебе как обычно? С двойным сыром?
Я продолжаю молчать, и, устало вздохнув, мама спешит оставить меня наедине, уходит, при этом не забыв закрыть за собой дверь. А затем я слышу, как она всхлипывает, и все её эмоции, которые она до этого едва сдерживала в себе, выбираются наружу подальше от посторонних глаз. Я слышу страх в её вздохах.
А потом гостиная погружается в могильную тишину, и я слушаю беспрестанный поток собственных мыслей. Ложусь на диван и смотрю в потолок.
Почему именно я?
Этот вопрос встал ещё вчера, но я пыталась его запихнуть куда-нибудь подальше. Я прекрасно знаю, кто именно ненавидит меня во всём универе больше всех – Франческа, то бишь невеста моего брата и будущий член нашей семьи. Она меня на дух не переносит, да. Но чтобы дойти до такого… Я не думаю, что она стала бы так поступать.
Боже, какой бред!
Я переворачиваюсь на бок и смотрю на окно, прикрытое коричневыми шторами, которые оставляют лишь маленькую щель посередине. Свет с улицы падает на меня тоненькой ниточкой. Встаю с дивана, подхожу к этой щели, вижу подъехавшую машину и пытаюсь разглядеть выходящего из неё человека. Это Дилан, нервно снимающий свою куртку и подбегающий к входной двери дома.
– Мам, пап! – доносится до меня.
Направляюсь к выходу из гостиной и встречаю брата. Увидев меня и мои красные от долгой истерики глаза, он сразу бежит в мою сторону и обнимает, поглаживая по волосам.
– Лина, я ужасно волновался. – Он отстраняется. – Мне позволили приехать сюда только сейчас.
– Сынок, – произносит мама, появившись за нашими спинами. – Как хорошо, что ты приехал.