– Если не брать в счёт то, что она странно себя ведёт из-за беременности, – издаёт смешок он, – то тогда всё отлично.
– Вы уже решили, где будете жить после рождения ребёнка?
Дилан отпивает немного колы, а потом отвечает:
– Думаю, переедем в Лос-Анджелес. Там солнечно. Врач вечно настаивает на том, что солнце благоприятно повлияет на младенца. Не знаю, правда ли это или ему просто выгодно вешать нам лапшу на уши.
Я молчу, слизываю мороженое, откусываю вафлю.
– Может, хочешь съездить со мной ещё куда-то? – Дилан проверяет время на своих наручных часах. – У нас есть ещё пара часов, прежде чем я заберу Франческу.
– А мне кажется, с тебя уже хватит. Ты и так убил весь день на меня.
– Не убил, а насладился временем с тобой.
Я отмахиваюсь, натягивая улыбку:
– Я серьёзно. Можешь ехать к своей любимой жене. Она ведь уже заждалась тебя, я уверена.
– Чесс сейчас у мамы, так что я ей пока не нужен. Я нужен тебе.
А мне кажется, что никто уже не нужен мне. Я не хочу никого видеть. Я улыбаюсь всем в лицо, играю роль той самой милой Каталины, которую все привыкли оберегать и любить, а про себя думаю: «Не хочу вас видеть сейчас». Неправильно, знаю. Но зло и безразличие растут во мне быстрее, чем совесть.
С уходом Гая моя жизнь разделилась на «до» и «после». Я ненавижу его за это. Правда, ненавижу.
Мне стоит великих трудов забыть это имя и удалить его навечно из истории поиска. Каждый раз, желая набрать что-то в поисковике, я вижу это имя, – Гай Харкнесс, – издевательски глядящее на меня с поисковой строки в разделе недавно набранных запросов.
Мне приходится вечно напоминать себе о том, что теперь я другая. Буду другой. Что впредь не доверюсь ни одному чужому человеку. Впредь для меня есть только моя семья.
И этого должно быть достаточно.
Глава 37
Проходит два месяца.
И за это время я почти забыла его. Забыла всё, что он со мной сделал.
Возможно, лишь некоторые моменты всё ещё ярко вспыхивают в памяти. Особенно их вызывает моя собственная кровать. Ведь именно на ней он меня целовал, и там же и разбил мне сердце.
В один из дней я решаю взять себя в руки и сдать необходимые экзамены в университете. Всё пропущенное пришлось навёрстывать пару недель, нескончаемых и тяжёлых.
Из-за разбитого сердца порой становишься сильнее. По крайней мере, я так себя успокаиваю.
Мне потребовалась лишь пара дней, чтобы обзвонить преподавателей для получения нужных тем для сдачи, так что я всё выписала в тетради. Я сидела в своей комнате целыми сутками, пока родители лишь моментами заглядывали ко мне, старясь лишний раз не тревожить свою излечивавшуюся дочь.
Бред всё это. Я не излечивалась. Я всего лишь задыхалась настолько, что порцию воздуха мне могли подвезти лишь сторонние темы. И я выбрала для этого свои занятия в университете, готовилась, а потом сдала всё на отлично.
Сегодня прелестное утро, когда с неба на дом льются солнечные реки, цветут ландыши, небо безоблачно, в столовой звенят приборы.
– Ты куда-то собираешься? – интересуется папа, пока горничная наливает ему сваренный кофе.
Я впервые встала так рано и уже одетая стою около стола, поэтому удивление на лице отца оправданно.
– Да. Заеду в универ, заберу пару вещей на завтрашний вылет.
Он приподнимает чашку и спрашивает:
– Хочешь кофе?
– Нет. Мне лучше поторопиться.
Папа вдруг встаёт с места, откладывая газету. Его лицо от горечи и бесконечных переживаний из-за ситуации с Гаем кажется постаревшим. Он устал не меньше меня.
– Тогда поедем вместе, – предлагает папа.
– Разве ты не собираешься на работу?
Он допивает кофе за долю секунды и, поставив пустую чашку на стол, надевает свой пиджак.
– Ради своей любимой дочери я готов заставить коллег ждать. Так что вперёд, юная леди.
Издаю короткий смешок и спешу выйти из дома, увидев, как торопится отец, открывая мне дверь.
Мы садимся в машину и выезжаем со двора, я задумчиво пялюсь в окно.
Меня так давно не было в университете…
Возможно, я сейчас войду в здание, и все покосятся на меня. Потому что они слышали о произошедшем, все знают о наивности Каталины Норвуд, доверившейся преступнику, ведь и среди полицейских есть болтливые рты.
– О чём задумалась? – раздаётся голос папы в абсолютно бесшумном салоне автомобиля.
– Да так… Ничего особенного. – Я отворачиваюсь от окна, взглянув на него: – Слушай, а когда я уже смогу вернуться в универ? Неужели ничего так и не известно?
– Мэри тебе не рассказала? Мы подумываем оставить тебя на домашнем обучении до конца года.
Услышанная новость заставляет меня распахнуть глаза в недоумении:
– Что? Но почему?
– По двум причинам. Джозеф предположил, что того охранника убил член «Могильных карт», способ убийства похож. Может быть, это сделал даже сам Гай. Так что не факт, что подобное не произойдёт вновь, а я не готов рисковать. Им будто что-то от тебя надо, Каталина. – Папины глаза сосредоточены на дороге, но я вижу, сколько в них волнения и страха. – А во‐вторых, твоей матери кажется, что тебе стоит держаться подальше от всяких… парней.
– Серьёзно? Вы так говорите, словно я всё время, проведённое в универе, только и делала, что развлекалась с парнями… Это глупо.
Он ничего не отвечает, лишь крепче сжимает руль автомобиля. Конечно, останется при своём. Если он так решил, ничего его решение не изменит, так что я просто свыкаюсь с этим фактом, потому что живу с ним уже столько лет.
Здание общежития Частного Университета Риверы уже показывается на горизонте, высокое и статное, как и положено дорогим заведениям. Моё сердцебиение вдруг ускоряется. Студенческий городок выглядит как обычно, разве что людей сейчас меньше.
– Мне пойти с тобой? – спрашивает папа, припарковав машину около ворот.
– Может, ты меня ещё и за ручку поведёшь? – со смешком говорю я. – Нет, я сама. Вернусь быстро.
– Постарайся.
Я ещё пару секунд стою, неуверенно уставившись на здание, но затем наконец начинаю идти. Бегу к дверям и вхожу внутрь общежития, где меня встречает запах чистых сверкающих полов и куча окон, дарующих помещениям как можно больше света.
Мимо проходят студенты, увлечённо о чём-то болтая, пока не замечают меня. Тогда они тут же замолкают, смотрят мне вслед. Я слышу перешёптывания, в которых чувствуется сто разных эмоций. Кто-то сочувствует мне, кто-то смеётся надо мной, кто-то злится, кто-то со мной здоровается… Всё это я успешно игнорирую.
Какое унижение.
Наконец я дохожу до своей с Ирэн комнаты и раскрываю дверь. Здесь тихо и умиротворённо. Моя кровать аккуратно застелена, но я даже не сомневаюсь, что на ней уже сидели куча подруг Ирэн, которых она наверняка приглашала в моё отсутствие. Я подхожу к тумбе рядом с кроватью и открываю свой шкафчик. Пытаюсь найти кулон, который подарил Дилан на моё семнадцатилетие и о котором я бессовестно забыла. Раз уж брат тоже поедет с нами в это небольшое путешествие, я обязательно должна взять с собой этот его подарок.
– Тук-тук.
Услышав голос позади себя, я вздрагиваю: всё ещё не научилась не пугаться внезапных голосов. Оборачиваюсь и вижу Ирэн с Вэнди. После разлуки с ними на целых три недели я действительно по ним соскучилась.
– Наконец-то ты соизволила появиться, – с сарказмом произносит Ирэн, поправив чёлку на лбу, и только затем подходит ко мне обниматься.
Вэнди поступает так же, и в нос мне бьётся её новый парфюм, гораздо более резкий, чем предыдущий.
– Новые духи? – замечаю я.
– Да-а-а, – протягивает девушка. – Нравится? Это мне парень подарил.
– У тебя появился парень?
– Пока тебя не было, произошла куча всего, ты даже не представляешь себе, – говорит Ирэн. – А ты почему не предупредила, что приедешь? Тебе наконец разрешили вернуться?
– Нет. Я ведь завтра лечу в Грецию, – напоминаю я. – Так что теперь мы с вами не увидимся в ближайшие пару месяцев, это точно.
Сёстры переглядываются в разочаровании и тихо скулят о том, что не хотят расставаться со мной на такой долгий срок.
– А как насчёт твоей личной жизни? – интересуется Ирэн, сузив глаза. – Нашла себе кого-нибудь?
Её вопрос резко задевает меня. Я тут же мрачнею, чувствуя себя крайне неловко.
Зачем она спросила это? Зачем напомнила?
– Я не хочу ни с кем больше иметь дела, – дав ей понять, что мне неприятна эта тема, отвечаю я.
– Почему? – присоединяется Вэнди. – Глупышка. Ты ещё просто не познала всех радостей отношений.
Их слова давят на меня с каждой секундой всё сильнее и сильнее.
– Просто давайте оставим эту чёртову тему, О'кей? – прошу я более громким голосом.
– Слушай, два месяца уже прошло, – недовольно произносит Ирэн. – Пора бы забыть этого Гая. У Зака, например, есть отличные друзья. Такие красавчики! Тебе обязательно нужно познакомиться с кем-нибудь из них. А вдруг у вас что-нибудь получится? Здорово будет.
Каждое её словечко словно бросает дрова в огонь моей злости. Словно подливает бензина, заставляя меня сердиться всё больше и больше. И когда я уже не выдерживаю, я резко встаю с корточек и медленно подхожу к ней вплотную. Смотрю точно ей в глаза, чтобы показать всю искренность своих будущих слов, и громко говорю:
– Засунь своего Зака… – Я замолкаю, перевожу взгляд на Вэнди позади Ирэн и продолжаю: – Да пошли вы к чёрту! Обе!
Хватаю кулон из своего шкафчика и, с громким хлопком закрыв за собой дверь, ухожу прочь, не желая больше их видеть.
Вот. Снова съедающее меня изнутри чувство. Снова отчаяние, такое противное и сильное, что глаза мокнут.
Они мне не подруги вовсе. Подруги не издеваются. А только что они действительно надо мной поизмывались, не оставив и шанса на то, чтобы я получила хоть частичку утешения, в котором нуждалась.
Может быть, оно и к лучшему.
Вернувшись к машине, я встречаю крайне заинтересованный папин взгляд. Ничто не может обвести его вокруг пальца, так что он понимает по одному моему виду, что что-то пошло не так. На вопросы я отвечаю правдой: поссорилась с подругами, однако в детали вдаваться не собираюсь.