Видите ли, всякому творчеству нужна грамотная, компетентная аудитория. И советскому кино нужны верные и вдохновенные сторонники и знатоки. Тогда оно превратится в источник наслаждения, и новые исследования его не будут проваливаться в яму забвения.
Сейчас, когда многие киностудии обратились в руины и нелегко себе представить, что на свете были «Молдова-фильм», «Таджикфильм», Студия детских и юношеских фильмов имени М. Горького и так далее, размах советского кинопроизводства поражает. И суть не в количестве, сейчас ведь тоже снимается около ста картин в год, поражает качество.
Возьмём для примера вполне обычный, спокойный год, никаких особых исторических происшествий — 1964-й. В этот год на экраны вышли: «Гамлет» Г. Козинцева, «Мне двадцать лет» («Застава Ильича») М. Хуциева, «Живёт такой парень» В. Шукшина, «Председатель»
A. Салтыкова, «Живые и мёртвые» А. Столпера, «Тени забытых предков» С. Параджанова, «Отец солдата» Р. Чхеидзе, «Донская повесть»
B. Фетина, «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён» Э. Климова. Мало вам? Так ещё отличная экранизация Куприна «Гранатовый браслет», уморительная комедия «Лёгкая жизнь» с Фаиной Раневской, крутой детектив «Государственный преступник»
с А. Демьяненко, ещё не Шуриком, и одно из лучших воплощений Замоскворечья Островского — «Женитьба Бальзаминова» К. Воинова, с рекордным количеством великих актёров на метр плёнки. Детям в этом баснословном 1964 году предложены «Морозко» и «Сказка о потерянном времени» — фильмы, которые и сегодня в зоне зрительского внимания. Но я решила посмотреть какую-нибудь негромкую рядовую картину 1964 года выпуска, так, для контекста. Выбрала фильм режиссёра Э. Бочарова (имя ничего мне не говорило) под интригующим названием «Какое оно, море?». На картине — явный отпечаток влияния выдающегося фильма «Серёжа» по книге Веры Пановой (режиссёрский дебют Георгия Данелии и Игоря Таланкина), снятого несколькими годами ранее. Мир глазами шестилетнего мальчика, взятого родителями на море, в рыбачью артель. Маленькие происшествия, крошечные (но такие огромные для ребёнка) открытия, прекрасный актёрский состав — в роли строптивого, отсидевшего за драку артельщика сам Василий Шукшин, в роли дачника- астрофизика Станислав Любшин, глава рыбаков — Николай Крючков… Плюс музыка Андрея Эшпая, то есть сплошное удовольствие. И вот что важно.
В рассказанной истории нет никаких костью торчащих в горле идеологических указок. Никакой битвы за улов, председателей колхозов, разговоров о коммунизме, патриотических завываний. Жизнь артели проста и буднична — то есть рыба, то нет, рядом поселился дачник-астрофизик, имеющий фифу-жену и «москвич», мама заболела, мальчик ночью пошёл смотреть на звёзды и заблудился. Однако идеология там есть. И она — в демократизме или, лучше сказать, в человечности, в любви к простым честным людям. Мальчик наш совсем беден, как и его итальянские, французские да какие угодно собратья. И он сталкивается с несправедливостью жизни — фифа-жена астрофизика воротит нос от нищих грязных рыбаков, а один из артельщиков крадёт сало и прячет его в тумбочке. Нехорошо; тем не менее жизнь прекрасна, море шумит и обещает счастье, а кругом всё-таки хорошие люди: помогут, научат, спасут.
Но победили-то впоследствии вот эти фифы на мужниных машинах и куркули, ворующие общественное сало. Антигерои советской культуры взяли реванш! Так какое кино у нас теперь может быть? Кино победителей: тупое, жирное, орущее, не видящее простого честного человека в упор. Как стадо бешеных слонов, это жирное кино затаптывает всё кроткое, человечное, милосердное, что всё-таки появляется на экранах. Но тут другая беда: поменялась аудитория, и «тихое кино о бедных людях» имеет мало шансов на внимание и успех. Кто теперь возьмёт в герои шестилетнего мальчика из рыбачьей артели? Теперь подавай крутой сюжет, дизайнерские интерьеры, дорогие машины, кровавые разборки. Или военный антураж — чтоб в танчики поиграть, или исторический — чтобы то же самое, но в костюмчиках. Сойдут также саги про мускулистых всепобеждающих спортсменов. Ну иногда для совсем уж глубинного народа кроятся портянки на сто серий из деревенской жизни типа «и крестьянки любить умеют».
Так что вывод и выход один — знать советское кино, ценить ту прелесть, которая таится даже в неброских рядовых фильмах. У меня тут есть свои пристрастия — я люблю работы Александра Ивановского («Музыкальная история», «Антон Иванович сердится») и Исидора Анненского («Свадьба», «Анна на шее»). Когда все окончательно, до рвоты, объедятся современной пластмассовой кашей, придёт и их время. Товарищ, не слушай злобных дураков, знай и люби советское кино.
Век Бондарчука
Готовясь к этой статье, посвящённой столетию со дня рождения одного из отцов-основателей русского киномира 25 сентября 2020 года, я поплыла по реке времени. Пересматривала фильмы и роли Сергея Бондарчука, наслаждаясь чудесным путешествием, которое сегодня может позволить себе почти что любой человек. Всё доступно, однако публика жадно поглощает какую-то дрянь несусветную, вместо того чтобы пересмотреть… Да ладно. Из ста читающих эти строки девяносто восемь, я уверена, никогда не смотрели, допустим, картину Бондарчука «Степь». А ведь это перл создания.
Хотелось бы для начала порекомендовать читателю какую-нибудь солидную и вместе с тем увлекательную киноведческую книгу о Сергее Бондарчуке, но такой книги нет в природе. Со времён Пятого революционного съезда кинематографистов (1986), куда его не избрали даже делегатом, никаких серьёзных попыток осмыслить творчество великого режиссёра не предпринималось, а после выхода в 2006 году сериала «Тихий Дон» (смонтированного Ф. Бондарчуком) ему устроили ещё и показательную послесмертную порку.
Добродушный Никита Михалков назвал тогда неизбрание Бондарчука «ребячеством», но это слишком мягкое слово. Реванш пигмеев — может, так будет точнее? Всякая революция — это бунт против Отца (Бога, царя, лидера), а не было тогда в нашем кинематографе личности, более подходящей на роль символического отца русского киномира. Когда в его дебютном фильме «Судьба человека» (1959) мальчик-беспризорник кричал «Папка! Родненький!», сорок миллионов зрителей, посмотревших картину только в прокате, наверняка вздрогнули от счастья узнавания: да, да, это — он. Через год, в фильме Таланкина и Данелии «Серёжа», Бондарчук, сыграв отчима мальчика Серёжи, закрепил образ сильного великодушного мужчины, который явился помочь, наставить, понять, защитить.
Актёрский диапазон Бондарчука был довольно широк. Конечно, с его мощной фигурой, высоким лбом, волевым подбородком, сияющими глазами и так далее ему самая дорога была в герои, однако смог же он сыграть, например, жалкого облезлого певчего, потерявшего голос, — Емельяна в «Степи». Но вот человека мелкого, подлого, гадкого, циничного — нет, наверное, он сыграть бы не смог, точнее — не хотел. Сергей Бондарчук, как кажется, вообще не питал творческого интереса к злу. Ему необходима была убеждённость в искренности и правоте своего героя, любой пафос он вдохновенно пропускал через себя, оживляя самые искусственные сценарные конструкции. «Маленький человек» — это не про него. Можно быть обыкновенным, рядовым, простым, но не маленьким. Человек огромен! Таков же был Николай Симонов, и примечательно, что оба артиста сыграли падре Монтанелли в экранизациях «Овода», явив трагедию отца. Замечу ещё, что личностей, соединяющих в себе равновеликое актёрское и режиссёрское дарование, в мировом кинематографе — считаные единицы (Чаплин, Уэллс, Шукшин), и Сергей Бондарчук — из этой «экспедиции», это его компания титанов. (Кстати сказать, Орсон Уэллс сыграл в фильме Бондарчука «Ватерлоо» эпизодическую роль короля Людовика.)
То обстоятельство, что в народные артисты СССР вне всякой очереди Бондарчука возвёл товарищ Сталин за роль Тараса Шевченко, казалось бы, могло осложнить его творческую жизнь в иные времена. Однако Бондарчук прекрасно вписался и в оттепельное кино, и в цветущие творческими победами шестидесятые годы. И в задумчивом философском кинематографе семидесятых он нашёл своё место, сыграв символического Человека земли в занимательной картине Будимира Метальникова «Молчание доктора Ивенса» и отца Сергия в экранизации Игорем Таланкиным рассказа Льва Толстого. Падение титана началось только в перестройку.
Да, сильно он ушиб кинорежиссёров всей земли — «Войной и миром», конечно. Потом ещё добавил «Ватерлоо». Самые зловредные ненавистники режиссёра не могли отрицать хотя бы великолепие батальных сцен и шипели: «Да, он баталист», а «баталист» берёт и экранизирует в 1977 году «Степь» Чехова, нежнейшую поэму о природе и человеке с такими актёрскими работами, каких не было и не будет. Я всё кино нашего нового века отдам за Георгия Буркова в «Степи» (больной объездчик) с его репликой «Ты зачем ужика убил?», за Иннокентия Смоктуновского в роли заполошного Моисея Моисеевича, за пронзительного Станислава Любшина, рассказывающего ночью у костра, как он любит свою жёнушку, за Анатолия Васильева с его воплем «Скучно мне, Господи!»… Да что там, за одну грозу в степи отдам без всякого сожаления это новое кино (ну восемь — десять фильмов оставлю). А какие сложные, своеобразные ритмы у этой грандиозной картины!
Вот, кстати, ещё один аргумент в пользу того, что «Тихий Дон» нельзя признать в полной мере фильмом Сергея Бондарчука. Сама история с этим «Доном» мутная, нелепая, путаная, но проблема ещё и в том, что монтировал его Фёдор Бондарчук, — и это абсолютно не «бондарчуковские» ритмы. Фёдор Сергеевич предпочитает бодрый, равномерно энергичный, механический темп, а у Сергея Фёдоровича были изысканные, затейливые ритмы. Но их время ушло — надвигались девяностые годы. Там стало выясняться, что и Шолохова-то никакого не было, а роман ему писали прикованные цепями в подвале рабы из белогвардейцев; конечно, хорошо было бы к этому добавить, что и «Войну и мир» снял не Бондарчук, а похищенный им из Голливуда неведомый гений, который умел всё. Но тут фактажа не хватило, поэтому пришлось упирать на ослабление таланта с возрастом — как будто это единоличное свойство Сергея Бондарчука, вот все большие режиссёры так и лепили шедевр за шедевром, летели от победы к победе, он один взял и ослаб!