– Я думаю, – пробормотала я, – бомж… то есть Ангел просто меня не заметил. Кроме того, у него и так… э… было много работы. Он расстрелял Алексея Шарлахова и его охранников, а потом… – Я поморщилась. – Потом он стал их добивать… то есть тех, кто был только ранен.
– Что было дальше?
– Где-то близко заверещала полицейская сирена. Киллер добил последнюю жертву, сел на мотоцикл и уехал. Мне никогда в жизни не было так страшно. Эта книга… чертова энциклопедия оттягивала мне руки, и от нервного напряжения я ее уронила. Мне все казалось, что он вернется за мной, – смущенно призналась я.
– А потом ты подобрала книгу, выскочила из своего укрытия и побежала со всех ног, – сказал Охотник без всякой улыбки. – Это мы после увидели на записи с камеры наблюдения.
– Вы говорили, что это была камера другого подъезда, – напомнила я. – А почему не работала камера того подъезда, возле которого убили Алексея Шарлахова?
– Она сломалась за день до убийства, и ее так и не успели починить.
– Совпадение?
– Нет. Думаю, камеру вывел из строя сотрудник охранного предприятия, который дежурил внизу в подъезде.
– То есть он пока не признался, что это он?
– Ни в чем он уже не признается, – отмахнулся Охотник. – Его зарезали.
Стоп. Точно, я же читала что-то такое… И перед глазами моими возник заголовок: «Зарезан сотрудник охранного предприятия».
– Получается, это все звенья одной цепи, – подытожила я.
– Ну да. Ангел Смерти или Белозеров, неважно кто, заплатил сотруднику деньги за то, чтобы он вывел из строя камеру. Потом его убили, чтобы он не смог проболтаться. Это элементарно.
– А Белозеров – это кто?
– Тот, кто нанял Ангела Смерти.
– А зачем он это сделал?
– Экая ты, Танюша, любопытная… У него с Шарлаховым война.
– Почему?
– Что – почему?
– Ну, для войны должна быть причина, нет? Почему этот Белозеров воюет с Шарлаховым?
Охотник поморщился.
– Белозерову недавно взорвали машину. В тот момент в машине ехала его дочь. Она и ее муж погибли на месте. Шарлахов пришел в ярость от такого поворота, он вовсе не желал гибели этой девушки, но ничего уже нельзя было исправить. Вначале он пытался убедить Белозерова, что его люди ни при чем, и клялся, что он бы никогда не допустил такого. Однако Белозеров потребовал для расследования Калиновского, дал ему денег… очень много денег.
– Калиновский – это тот, кто пытается меня найти?
– Верно. Короче говоря, Калиновский почти сразу же вышел на людей Шарлахова, что это они стоят за взрывом, и предоставил Белозерову все доказательства. В других обстоятельствах еще можно было бы как-то договориться и откатать все назад, но Белозеров закусил удила.
– А зачем я Калиновскому, если он расследовал гибель дочери Белозерова?
– Вообще-то он занимается всеми громкими убийствами. Алексей Шарлахов – тоже его дело, хотя там он не главный.
– Да? Ну так пусть работает и для начала арестует Белозерова. В чем проблема-то?
Охотник усмехнулся.
– Думаю, если Даниле Калиновскому дать волю, он арестует всех вообще, и меня в том числе. Но у него ничего нет. Он все прекрасно понимает, но сделать ничего не может. Это я тебе под большим секретом рассказываю, как люди Шарлахова облажались и угробили молодую девушку, а Белозеров нанял Ангела Смерти, чтобы в отместку грохнуть Шарлахова и его подручных. Для суда они оба будут честные бизнесмены, а Ангел Смерти – просто нелепое прозвище, под которым действует непонятно кто. Давай лучше рассказывай, что ты запомнила из его внешности.
Прошел еще час. За это время к нам успел присоединиться присланный Ипполитом Сергеевичем специалист-компьютерщик, который с моей помощью должен был составить фоторобот того самого человека, которого (судя по всему, не без оснований) называли Ангелом Смерти. Кроме того, по просьбе Охотника мне доставили завтрак, который вышколенный слуга без особой почтительности именовал ординарным, и уж по этому завтраку я точно определила, что хозяин дома не страдает язвой, потому что повара он держал первоклассного. Салат был просто поэмой, десерт – гимном, напитки – одой. Но завтрак завтраком, а дело делом, и вся поэзия сразу же закончилась, едва Охотник и компьютерщик (откликавшийся на имя Анатолий) насели на меня с двух сторон. Я, впрочем, уже давно поняла, что без фоторобота нам не обойтись, и, честно говоря, это было едва ли не самой головоломной частью дела. Взять хотя бы вас, например, – сможете ли вы точно описать прохожего, которого видели на улице час тому назад? Что уж говорить о свидетеле, который все время перестрелки героически проторчал за деревом, боясь высунуть нос?
Однако что Охотник, что Анатолий не желали слушать никаких оправданий. Им нужно было знать точно, как выглядел киллер-бомж. Просто «мужик в драном пальто» их не устраивал категорически, и, пытаясь им помочь, я раз за разом мысленно возвращалась к тем мгновениям, чтобы определить, что именно я видела. И вновь я иду по тротуару, дом справа по моему движению, справа же обе машины, мусорные баки – слева, и расстояние между ними и машинами метров двадцать. Или не двадцать, а все-таки меньше? Люди в машине, люди возле подъезда, и в мусорных баках роется какая-то фигура, выжидая удобный момент, чтобы начать стрельбу…
Но я же видела его лицо, точно видела! Он поднял голову и посмотрел на меня, и я буквально кожей почувствовала этот взгляд…
– Таня, какого стрелок был роста?
– Во что одет?
– Какая обувь на нем была?
– Не было ли у него каких-либо особых примет – шрамов, родинок и прочая?
– Не был ли он левшой?
– Не хромал ли?
– Что ты можешь сказать о его возрасте?
Каждый ответ требовал множества уточнений.
– Значит, на вид ему лет тридцать пять. Ты уверена в этом?
– Ну, то, что ему не двадцать, это точно.
– А как насчет сорока? Может, ему ближе к сорока, чем к тридцати?
– Нет, у меня сложилось впечатление, что ему где-то тридцать три – тридцать четыре года.
– Да? А мне казалось, что только что ему было тридцать пять, – подал голос Анатолий.
Я почувствовала, что начинаю теряться.
– Скажем так: ему от тридцати трех до тридцати пяти. Устраивает?
– А может, от тридцати двух до тридцати шести? – спросил Охотник.
– Вы что, – пробормотала я, – смеетесь надо мной?
– Скажите, – терпеливо проговорил специалист, – на чем конкретно основано ваше мнение о его возрасте?
– Как это – на чем? Я же была там, я его видела!
– Как вы думаете, сколько мне лет?
Я окинула его скептическим взглядом.
– Ну… Лет сорок, я думаю.
– Почему вы так думаете?
– Не знаю, – честно призналась я. – Таково мое личное впечатление. А что, я не права?
– Вообще-то мне тридцать два, – признался авторитет от клавиатуры.
– И что это доказывает? – вызывающе спросила я. Доказывало это только то, что жизнь была не слишком ласкова к этому парню, если он выглядел старше своих лет.
– А то, что возраст – понятие относительное, только и всего.
– Знаете, – сказала я искренне, – если вы будете так сбивать меня с толку, мы далеко не продвинемся.
Без стука в дверь вошел Ипполит Сергеевич.
– Ну как дела, что-нибудь получается?
– Работаем, – сказал Охотник, не вдаваясь в детали.
– Да, – вздохнула я. – Спасибо за завтрак.
– Не за что, Танечка, вы у меня в гостях, – отвечал галантный флибустьер.
В комнату шаркающей расхлябанной походкой вошел Никита, покосился на меня, на Охотника, на Анатолия, застывшего возле своего ноутбука, и повернулся к хозяину.
– Менты бесятся, – доложил он. – Все телефоны оборвали.
Ипполит Сергеевич удивленно вздернул брови.
– С чего бы это?
– А с того, – ухмыляясь, отозвался Никита, – что Охотник у них свидетеля под самым носом умыкнул. Они кричат, что это похищение и законом запрещено использовать полицейскую форму для таких фокусов.
Ипполит Сергеевич только хмыкнул.
– Что ж они раньше на Танечку выйти не сумели? Сами виноваты. Работать надо лучше, а не взятки клянчить.
– Во-во, – ухмыльнулся Никита, – зато теперь они кипятком ссут, что их обошли на повороте.
– Да? – задумчиво промолвил Ипполит Сергеевич и достал из кармана мобильник. – Надо бы им позвонить.
И позвонил.
Из разговора с высоким полицейским начальником выяснилась масса любопытных вещей. Во-первых, никто меня обманом не увозил, а Ипполит Сергеевич лишь взял меня под свою охрану. Свидетель-то ценный, мало ли что с ним может случиться. Далее, никакой полицейской формы на увозивших меня не было. Очевидцы утверждают обратное?
– Да полно тебе, Семен Семеныч, они же все небось алкаши. Что они там видеть могли?
Семен Семеныч кричал в трубку еще несколько минут, потом, вероятно, выдохся и перешел на нормальный тон.
– Конечно, никто не собирается препятствовать правосудию. Само собой, будем содействовать. Да! Передавайте привет супруге. Всего хорошего, Семен Семеныч!
Убрав телефон в карман, он обругал Семен Семеныча, его ведомство и его подчиненных последними словами. Напоследок он выразил надежду, чтобы капитан Калиновский (новый взрыв ругательств) горел в аду вместе со своей сообразительностью, потому что именно Калиновский (тут уже был взрыв навроде атомного) нашел отпечатки пальцев Сереги, которые неопровержимо доказывали, что к гибели дочери Белозерова причастен Шарлахов и его люди.
– Я давно говорил, – вставил Никита, – что надо его грохнуть!
Вот так запросто, не стесняясь ни авторитета от клавиатуры, ни меня.
– Убить не проблема, – отрезал флибустьер, чье багровое после вспышки ярости лицо мало-помалу возвращалось к своему нормальному оттенку, – вот воскресить потом проблема. Мало ли что, вдруг понадобится еще, если кое-кто не справится. – Он выразительно покосился на Охотника, и, как бы тот ни владел собой, все равно он слегка переменился в лице.
– Да этот Калиновский за свои услуги дерет будь здоров! – вскинулся Никита.