Чашу терпения переполнило задание совершить по заказу одного богатого клиента физическое вразумление какого-то очень уж тупого конкурента, не желавшего уступать обжитую (и им же открытую!) экологическую нишу нахрапистому и жадному до жизни сопернику, к тому же чужаку – не нижегородцу, а москвичу. В методах вразумления велено было не стесняться.
Узнав о задании, Виктор немножко помолчал, как бы собираясь с мыслями… Потом, правда, выяснилось, что он собирался со словами, потому что такого количества отборного мата ему в жизни изрыгать не приходилось, даже во времена самой своей отвязной милицейской юности, когда дежурить почему-то заставляли чуть не каждые сутки, а народ напропалую шалел от спирта, называемого «Рояль».
Начальник сыскного агентства «Барс» посмотрел на старинного приятеля и лучшего своего сотрудника с некоторым испугом и осторожно осведомился, отчего тот разнервничался. Нестеров опять помолчал, покопался в недрах инвективной лексики и выразился в том смысле, что, начав брать заказы на мордобой, они скоро дойдут и до заказов на смертоубийства.
Крайнов вздохнул и повесил голову. Похоже, такие же мысли и ему не раз приходили на ум, однако с ними он давно смирился как со всякой неизбежностью, ибо понимал: с волками жить – по-волчьи выть, назвался груздем – полезай в кузов, попала собака в колесо – хоть визжи, да бежи, и так далее, и тому подобное, пословиц и поговорок о необходимости смиряться с неизбежным придумано русским народом превеликое множество, а уж в мировом-то масштабе – вообще не счесть! Однако Виктор Нестеров, судя по всему, никаких таких пословиц-поговорок знать не знал и не хотел знать. Причем ни за какие деньги!
Начальник его и друг снова вздохнул и повесил голову еще ниже (ниже плеч, как говорится в русских сказках). Похоже, и с мыслью о неминуемой разлуке с избыточно (даже переизбыточно) честным и принципиальным Виктором Нестеровым он тоже успел смириться.
– Ну ладно, Витек, – сказал наконец Крайнов. – Я все понял. Только мне теперь как быть?
Вопрос мог истолковываться просто: где мне найти второго такого же сыскного пса, как ты, Виктор Нестеров? И ответ напрашивался тоже простой: «Твои проблемы!» Или что-нибудь в этаком роде. Однако «сыскной пес» своим обостренным за долгие годы жизни нюхом мгновенно унюхал второе дно вопроса. Второе дно заключалось в следующем: как же теперь работать моей не слишком-то законопослушной (и это еще мягко, очень мягко, просто-таки пухово-перинно говоря!) конторе, когда ты, чертов пес, вызнал все мои тайны, вынюхал все те стежки-дорожки, которыми я ежедневно и ежечасно обхожу закон? Что же мне, новые тропки протаптывать? Да на это сколько времени и средств уйдет! Проще закрыть лавочку – а неохота, потому что она денежку дает, причем денежку немалую. А еще проще, извини за прямоту, закрыть твое, Витюшка, «личное дело». В том смысле, что… В общем, как говорится, Платон мне друг, но счет в банке дороже.
– Да, – сказал проницательный насмешник Виктор Нестеров, глядя в погрустневшие глаза друга своего Крайнова, – патовая ситуация. С одной стороны, даже киллера на стороне нанимать не надо, вон их полна коробочка своих, состоящих в собственной службе, а с другой стороны, не так-то просто заказать старого приятеля. Опять же искать моего убийцу станут – на тебя всяко выйдут, а тебе внимание бывших приятелей, профессиональных сыскарей, совершенно ни к чему, вернее, смерти подобно. И не потому, что они в самом деле такие уж профи и иглу в яйце зрят. Ты же знаешь, они, полуголодные псы, тебя, буржуя и защитника буржуев, ненавидят лютой ненавистью, им малую ниточку дай – они из этой ниточки таку-ую удавочку совьют, что не только тебя с твоим «Барсом» – всех твоих клиентов смогут (и захотят!) удавить. А клиенты твои, кстати сказать, им мешать не станут, а, наоборот, помогут, как только смекнут, что через тебя их делишкам может опасность произойти. Так что убивать меня тебе, дорогой Вячик, никакой выгоды нет.
Вячеслав Крайнов даже не позаботился сделать вид, будто оскорблен этим нелепым, этим дурацким предположением. Исподлобья поглядел на Виктора и спросил:
– А ты что бы сделал на моем месте? Подскажи, если такой умный!
– На твоем месте я бы лавочку закрыл, – немедленно подсказал Виктор, но, увидав, как мучительно сошлись к переносице брови Крайнова, кивнул понимающе: – Вижу, вижу, что этого ты сделать не можешь, так и будешь мучиться, пока кто-нибудь тебя не возьмет за жабры: или клиенты, или все же государство. Но ладно, выбор за тобой. А касаемо моего увольнения… Я бы на твоем месте мне поверил, что не стану тебя топить и не стану стучать о том, что здесь узнал, обо всех твоих делишках. Об одном только тебя прошу: оставь Лютова в покое.
Лютов – такова была фамилия тупого бизнесмена, который и стал яблоком раздора между друзьями, камнем преткновения на их пути, последней каплей в чаше нестеровского терпения – и тому подобное.
Глаза Крайнова повеселели, и в лицо его, как принято выражаться, постепенно вернулись краски жизни. Устранение несговорчивого приятеля откладывалось до неопределенного времени, что не могло не радовать. Все-таки старый друг… да и вообще, кому охота брать лишний грех на душу, и без того обремененную ими настолько, что дальше некуда? А на слово Виктора Нестерова можно положиться, это он умел – молчать. Именно поэтому Крайнов вздохнул с облегчением и робко протянул Виктору руку для прощального пожатия. Робко – потому что не имел никакой уверенности, что рука будет принята. Однако Виктор с насмешливо-смущенной, понимающей улыбкой ее принял-таки и даже пожал достаточно крепко, совсем как раньше, когда еще никаких таких камней преткновения между старинными приятелями не было нагромождено. Крайнов до того обрадовался, что решил скрепить мировую чем-то более весомым, чем простое мужское рукопожатие. Не то чтобы он решил дать Виктору взятку, нет, просто решил выразить свое хорошее – ну очень хорошее, лучше не бывает! – свое к нему отношение. И заявил, что передает в его личное пользование тот служебный «Форд», на котором Виктор Нестеров разъезжал в бытность свою сотрудником фирмы «Барс».
Конечно, можно было ожидать, что Нестеров полезет в бутылку и от явной взятки, если все же называть вещи своими именами, откажется. Однако он только бросил на Крайнова быстрый взгляд, усмехнулся – и никуда не полез. Он же знал: подарил бы Крайнов ему «фордик», который так нравился Виктору, не подарил бы – это никак не повлияло бы на его решение благородно молчать обо всех делах-делишках «Барса». Поэтому вещи своими именами вполне можно было и не называть. И Виктор принял «Форд», и ездил на нем пару лет, терпеливо и неустанно взбадривая ремонтами быстро состарившегося на российских дорожках иноземца, однако в конце концов понял, что на невеликую милицейскую зарплату содержать капризного «американца» немыслимо. А тут как раз в семье брата Виктора случилась беда: муж любимой племянницы позанимал у друзей немалую сумму денег (на открытие собственного дела, как он говорил) – да и умудрился угодить в пьяном виде под трамвай. Погиб, бросив на произвол судьбы беременную жену. А деньги им оказались бездарно потрачены.
Силясь хоть как-то помочь племяннице и брату, к которым подступили перепуганные и озлобленные кредиторы, Виктор и сам наперехватывал денег в долг где только мог, в том числе и у Крайнова, а чтобы рассчитаться уже со своими собственными заимодавцами, решил как можно скорее продать измучивший его «Форд».
Ну, всем известно: рынок иномарками нынче перенасыщен, выбирай любую и по любой цене, старье не в особой чести, тем паче «Форды», поэтому на объявления, регулярно подаваемые Виктором в газету «Из рук в руки», отклика никакого не было. Тогда он решил по выходным дням показывать товар, что называется, лицом.
Жил Виктор на улице Ванеева, как раз там, где поворот на Четвертый микрорайон. Если кто это место знает, то может вспомнить: жилые дома (панельные «хрущобы») стоят там чуть поодаль от шумной проезжей части, отделены от нее не только тротуаром и как бы рощицей из буйно разросшихся ильмов, а еще одним ответвлением дороги, этаким рукавом, по которому разве что годом-родом кто-нибудь проедет. Вот в том рукаве, практически под окнами своей двухкомнатной квартирешки, и выставлял Виктор «Форд», обездвижив его противоугонным устройством, включив охранную сигнализацию и прикрепив сзади и спереди таблички: «Продается. Звоните 62-18-18».
Это был номер домашнего телефона Виктора Нестерова. Звонки на указанный номер поступали, конечно, однако не так много, как хотелось бы, да и гораздо чаще звонили какие-нибудь идиотские шутники, любители приколоться, с вопросиками типа: «А слона не продаете?» или «А пострашней тачки у тебя нет, козел?» Словом, покупатель никак не находился. Уже три недели Виктор выкатывал «фордик» на смотрины и порой чувствовал себя не продавцом, а каким-то, прости господи, сутенером, который выводит на обочину дороги путану, уже давно пережившую свою красоту и не находящую у клиента никакого спроса, как вдруг позвонил какой-то мужик и сказал, что заинтересовался «Фордом». Спросил о цене. Виктор стыдливо назвал сумму, которая уже стала казаться ему чрезмерной, однако звонивший воспринял ее спокойно.
– У меня мастерская по ремонту иномарок, – пояснил он. – Каких только стариков не привозят на лечение! А запчасти для них найти бывает трудно. Так что я ваш «Форд» хочу купить на разборку. Вы как, не против? Сентиментальных чувств к нему не питаете?
Виктор только хмыкнул. Как можно питать какие-то чувства к вещам, он не понимал. К людям – еще туда-сюда, да и то лишь к некоторым. Сентиментальные же чувства Виктор питал только к семье своего брата (сам он после смерти жены вот уже десять лет жил одиноко), ради которой, собственно, и затеял продажу машины. Поэтому не все ли ему равно, что сделает с машиной покупатель. Лишь бы купил и денежку уплатил!
– Ходовые его качества, как я понял, вам не слишком интересны? – спросил Виктор.
– Не слишком, – согласился покупатель. – Главное – под капот заглянуть. Когда подъехать? У меня время довольно плотно расписано. Может, к примеру, завтра?