Я как-то видел фотографию, где новорождённый полностью захватил ртом щёку матери. Его стремление ясно: однажды он целиком находился в ней, и теперь ему самому хочется полностью поглотить её, чтобы восстановить первичное единство, абсолютное слияние одного с другим. Эта тяга настолько сильна, что проявляется во всех наших последующих отношениях в том или ином виде. Она, будучи архаической силой, создаёт нечто, что несколько лет назад я рассматривал в книге «Грёзы об Эдеме», где изучал психодинамику отношений. Метафора «Грёзы об Эдеме» иносказательно воплощает собой желание восстановить связь с истоком, даже полностью раствориться в первородном ином. (Адам и Ева могли вкушать плоды Древа опыта и пребывать в согласии с природой, но они осознали сепарацию и отчуждение, когда вкусили от Древа познания. С этого момента они стали служить двум принципам – велению инстинкта и отличающемуся от него требованию социальной среды.) Когда архаичный, упадочный принцип торжествует над процессом развития, как это нередко бывает, отношения становятся регрессивными, инфантильными и служат исключительно уничтожению сознания. Неизменная привлекательность «романтики» действует в угоду этой архаичной надежде на слияние с другим, что позволит ещё разок вернуться во времена до появления сознания. Как вы думаете, что ещё может означать французское выражение le petit morte, то есть «маленькая смерть» или оргазм, как не временное уничтожение сознания за счёт слияния с другим?
В книге «Грёзы об Эдеме. В поисках доброго волшебника» я делаю предположение, что во всяких отношениях постоянно присутствует напряжение между архаической фантазией, которая внушает надежду на то, что партнёр окажется «хорошим» родителем, и призывом к диалектике, обусловленной неодинаковостью, которая единственная может привести к росту и зрелости. Не случайно наши предки тратили уйму сил на разработку обрядов, отмечающих переход из одного состояния в другое, потому что им была ведома сила регрессивной тяги, присущей каждому человеку.
Хочется напомнить, что в книге 1912 года «Символы трансформации» Юнг писал, что каждое утро после пробуждения часть нашего существа сразу же хочет провалиться назад к своему истоку, вновь забыться детским сном и избежать пугающей необходимости вступать в конфликты и решать проблемы действительности. Этой тенденции, как он отмечает, противопоставлены величайшие психотерапевтические системы, которые мы называем этнической мифологией и традиционными обрядами, ставившие перед собой цель направить либидо в сторону взросления, без которых «у руля» того или иного этноса оказались бы дети. Но что происходит, когда обряды и эмоционально заряженные образы, которые пробуждают либидо, исчезают? Что происходит, когда молодёжь по-настоящему не отделяется, не начинает пользоваться инструментами для самостоятельного преодоления трудностей взрослой жизни, когда рядом не оказывается мудрого наставника, способного безопасно провести через мостик, соединяющий детство и первичное состояние зрелости? Что происходит, когда молодёжь выбирает компьютерные игры вместо испытаний мужества, порно вместо реальных требований настоящих отношений? Что, если рядом нет мудрых старейшин, готовых поделиться с ними тайнами племени? (Всё это касается не только стран Запада. В Японии молодые женщины (20–30 лет) жалуются, что их ровесники мужского пола больше не заинтересованы в занятии сексом с ними. А в газете The Washington Post появился репортаж о том, что в Китае молодые люди как можно дольше сопротивляются необходимости устраиваться на работу, называя своё состояние «лёжа плашмя». И конечно, мы должны вспомнить культуру американских подростков со всеми её отвлекающими раздражителями, суматохой и одурманивающими средствами, которых сегодня море.)
На сегодняшний день у меня есть несколько клиентов, с которыми до сих пор живут их дети, уже окончившие колледж. Они всё ещё ждут, что на них как снег на голову свалится прекрасная работа и что масса электронного оборудования, в которое они вцепились зубами, гарантирована им Конституцией США. Недавно один выпускник колледжа пожаловался, что родители отправили его искать работу, а он никогда не думал соглашаться на что-то меньшее, чем шестизначная сумма, которая способна выманить его из комфортной домашней обстановки (!). Зачастую молодые люди считают, что жизнь среднего или выше среднего класса им положена по праву, и не задумываются над тем, что кому-то до их появления пришлось очень, очень тяжело работать ради этих благ. Моему отцу потребовалось уйти из восьмого класса (восьмого класса!) и трудиться до конца своих дней. Мать выучилась печатать на машинке и шить. Оба они поняли достаточно рано, что им придётся каждое утро подниматься на работу, чтобы оградить себя от нищеты. Я смотрел на них и понимал, что мне придётся жить так же, чем я до сих пор и занят. Единственное преимущество, которое мне обеспечило не доступное для них образование, заключается в том, что я смог совместить работу и призвание и по сей день радуюсь этому чудесному сочетанию. Честное слово, в 81 год я всё ещё не вышел на пенсию потому, что не смог придумать способа потратить свою жизнь с большей пользой, чем выполняя работу, которой мне выпала честь заниматься. У родителей не было возможности выбирать, как у меня, и я всю жизнь благодарен за те жертвы, которые они принесли, чтобы дать мне шанс на лучшую жизнь. (Разумеется, здесь я говорю о проблемах «сытой» жизни стран первого мира, которые касаются только части их представителей. Сегодня множество людей вынуждены каждый день бороться за выживание, и зачастую унизительными способами.)
Но в чём смысл проговаривания очевидного? Уже немало написано о нашей незрелой культуре – культуре, которая хочет получать то, чего она хочет и когда она этого хочет; которая сильнее боится сделать укол, чем отчаянно хватать воздух поражёнными ковидом лёгкими в больничной палате; которая верит, что материализм, гедонизм, нарциссизм и развлечения – это достойные способы потратить отмеренный им срок. Какую роль могут сыграть риск, тяжёлые испытания и неудачи в этом новом фантастическом мире?
Наши далёкие предки измыслили обряды посвящения, чтобы помочь молодёжи, особенно мальчикам, но и девочкам тоже, по-своему войти в таинственное пространство взрослой жизни. Да, они жили в простом обществе, где жизнь была, если говорить словами Томаса Гоббса, «бедна, грязна, груба и коротка», а подростковый возраст для многих был серединой жизненного пути. В давние времена не существовало некоего общего центра, из которого рассылали бы указания о надлежащем проведении этих тщательно продуманных ритуалов, но всё же в удалённых друг от друга разных обществах их прилежно практиковали. Дело в том, что они хорошо понимали природу непомерного желания психики довольствоваться земными благами, избегать конфликтов, работы и трудностей. Если бы они позволили этим тенденциям завладеть ими, то среди них не оказалось бы ни одного взрослого, на которого можно было бы возложить важнейшую миссию выживания.
Хотя местные особенности ритуалов делают их внешне непохожими друг на друга, в целом общая форма, структура и последовательные этапы перехода сделаны по одному образцу, что поражает.
Первый этап – отбытие. Ребёнку не давали выбора, не вручали торжественное приглашение. Нередко старейшины его просто «похищали» посреди ночи. Раскрашенные лица или маски превращали их из родственников в пришельцев из мира духов или даже в богов, снизошедших даровать своё благодатное присутствие. Второй этап – смерть. Ребёнок проходил через некую ритуальную смерть, которая навсегда умерщвляла его самого и его психические защиты. Пути назад отрезаны. На следующем этапе ждали мучения, когда молодые люди сталкивались с трудностями, выживали, проявляли выносливость и часто получали ритуальные раны. Последний пункт можно счесть издевательским по отношению к детям, но он символизировал неизменный закон quid pro quo: чтобы что-то получить, ты должен чем-то пожертвовать. Следующий этап, который иногда меняют местами с предыдущим, называется обучением. Старейшины передают тайные знания племени на трёх уровнях: первая, «архетипическая», структура даёт представление о богах, а также легендах о происхождении и предназначении племени; второй уровень касается гражданского устройства, который рассказывает о правах, обязанностях, ожиданиях от взрослых, принятых в этой культуре; третий уровень – оккупационный, который сообщает о выживании людей путём охоты, собирательства, набегов, сельского хозяйства и тому подобного. А сегодня мы учим детей что-то делать на компьютере, а потом говорим им: «Иди найди себе какую-нибудь работу». Завершающий этап – это возвращение в обычный мир, которое дозволяется совершить только после успешного прохождения мучений, где ребёнок учится справляться со страхом, находить ресурсы и полагаться на внутренний стержень. Да, древние люди жили в простом обществе, но им удавалось подобраться к взрослой жизни ближе, чем это теперь получается у нас. Сегодня такое отношение к детям кажется жестоким, но их действительность была поистине к ним жестока и выживание никто не гарантировал. Без взрослых ни одно общество не сможет выжить. А среди нас есть взрослые? Крутые тачки, большие суммы на счету и большие роли в жизни не могут превратить человека во взрослого, в чём мы можем убедиться, оглядевшись кругом.
Доктор Нэн Хендерсон, основательница института Resiliency in Action, что означает «Выносливость в действии», является той нашей современницей, которая всецело понимает необходимость испытаний, решения задач и противостояния своим страхам. Исходя из успешного опыта работы с подростками, она делает вывод, что нечто внутри ребят на самом деле жаждет испытаний, хочет показать, чего они стоят, даже при наличии огромного количества отвлекающих факторов, наркотиков и подстрекательств к психическому оцепенению, которые в изобилии поставляет современная культура. Каждый раз, когда я прохожу мимо стадиона, мне хочется снова оказаться на поле, всей гурьбой бороться за мяч, даже отхватить тумаков – в общем, ответить на новые вызовы, обнаружить в себе новые ресурсы, которые помогут мне справиться с испытаниями. Я написал своему тренеру по американскому футболу, которого знал ещё с колледжа, когда готовил книгу, посвящённую проблемам мужчин, и спустя много лет в ответ он прислал мне замечательные слова: «Когда тебя сшибают с ног, Джимми, ты встаёшь, застёгиваешь шлем и готовишься к следующему периоду». Не могу выразить словами, какое огромное значение для меня имела эта мудрость в молодости и как сильно она помогала мне все последующие годы.