Так что теперь нам вменена задача дать определение более зрелой духовности, или философии жизни, как вам угодно это называть.
Пожалуй, самый простой способ проникнуть в искомую сферу – это спросить, что на самом деле будоражит наш дух. Ну, во-первых, это страх, а во-вторых, прикосновение к оголённому проводу. Но есть и другие переживания, которые воспламеняют и волнуют душу, поднимают дух. Чтобы глубже исследовать этот момент, давайте вспомним концепцию нуминозного. Этимология слова «нуминозный» предполагает, что нечто извне подталкивает или манит, и этот призыв активизирует дух внутри нас. Нас «воодушевляет» именно это музыкальное произведение, а не какое-то другое; нас трогает та или иная картина; мы наслаждаемся одним переживанием и впадаем в уныние от другого. Каждого из нас отличает уникальный способ нуминозного войти в нашу жизнь, а также проявления, которыми та или иная конфигурация нашей внутренней матрицы отвечает на этот стимул.
Но говорить о «зрелой» и «незрелой» духовности – значит поднимать необходимые вопросы: «Кто её определяет?» и «Каковы её критерии?». У новорождённых есть руководящий авторитет, который называется инстинктом. Но, как мы уже убедились, связь с руководящим источником быстро нарушается и даже исчезает из-за непрекращающихся требований окружающего мира. И снова это подводит нас к дилемме, касающейся восстановления «личного авторитета» в последующие десятилетия жизни человека. Что для вас истина? А что нет? Почему вы так говорите? Откуда вы знаете? А теперь скажите, вы готовы жить в согласии со своей истиной и принимать её последствия или хотите жить, разгребая последствия постоянных уклонений от личной истины?
Когда психотерапевты проводят анализ, помогая анализанду отделиться от родительского поля влияния, которое расставило силки и опутало их психику, им необходимо напомнить себе те удивительные слова странствующего раввина Иисуса: «Кто с матерью и отцом, тот не со мной» (Мф., 10:37). И ещё одну фразу, сказанную, когда Он увидел свою мать на свадебном пиру в Кане: «Женщина, что мне твои заботы?» Так проявлялся сильный материнский комплекс и необходимость в анализе или Он интуитивно понимал необходимость отказаться от общепринятого авторитета ради обретения собственного, подлинного жизненного пути?
Проводя индивидуальные сессии с представителями постмодернистского мира в контексте шквала раздражителей, который ежедневно на нас обрушивается, я пришёл к следующему выводу: если мы не ощущаем нуминозное внутри себя, не слышим его среди множества какофонических требований извне, оно овладеет нами через проекции божественного присутствия, которые мы набрасываем на мирское окружение, либо обращается вовнутрь, превращаясь в болезнь, и позже просачивается наружу через симптомы.
В первом случае это материализм, заполнение внутренней бездны самыми последними новинками из мира блестящих материальных вещей, обернувшийся национальной манией. Во втором случае глубоко неудовлетворенные потребности превращаются в зависимости или автономные ритуалы преодоления тревоги и избегания. Следовательно, если духовную жизнь не подпитывать, она станет патологией, или, как однажды выразился Юнг, боги войдут в солнечное сплетение современности и превратятся в болезни. Он также отметил, что наши реальные духовные инвестиции в меньшей степени привязаны к вероучению, конфессии или иному объединению, чем мы предполагаем, так как они поступают туда, откуда мы чаще всего черпаем энергию изо дня в день. Когда мы проводим такого рода критический анализ, то обнаруживаем, что подпитывание неврозов и использование их в качестве защиты от всего, что тревожит нас по ночам, фактически являются нашей религией. Этот факт объясняет, почему многие люди в США поддерживают политических деятелей и политические решения, которые прямо противоречат догматам их вероисповедания. Словом, они находятся во власти своих комплексов, своих страхов и поиска апотропеических, отводящих беду «ритуалов» для нового наступившего мира. На самом деле это не религия или духовность – это психопатология во всей красе, где парадом командуют страхи и тупиковые ситуации, из которых люди не в состоянии выбраться. Те, кто отрицает знания, накопленные человечеством, кто игнорирует открытия современной медицины, астрономии, физики и других наук, кто регулярно избегает самоанализа, те живут в мире отрицания, «склонности к самоподтверждению» и условиях постоянно сужающегося духовного горизонта. Их боги ненавидят тех же людей, которых ненавидят они, их катехизисы наводят мосты дружбы с их комплексами, а их понимание самости и мира как Другого приходит в соответствие с основанными на страхе программами, сопротивлением переменам и двусмысленности, рефлексивным предпочтениям определённости перед сложностью и уверенности перед главным фактором изначального религиозного опыта: чудом.
Здесь полезно сделать краткое замечание о различии между феноменом и эпифеноменом. Когда люди сталкиваются с нуминозным, будь то неопалимая купина́ или улыбка возлюбленного, они на чувственном уровне проживают опыт, в некотором роде их преобразующий. Но как человек может цепляться за переживание, которое лежит за пределами сферы сознания? Когда к нам приходит такой опыт, возникают образы, которые предстают перед сознанием. Поскольку мы не можем ухватиться за саму автономную энергию переживания, мы цепляемся за образ в очевидном стремлении зафиксировать его, удержать, сделать своим. Но образ – это не сам феномен. Это эпифеномен, вторичный продукт первичного опыта. Таким образом, люди в конечном итоге доходят до поклонения образу, а не тайне, породившей этот образ. А это уже древнейший из религиозных грехов: идолопоклонство, зацикленность на образе, а не на трансцендентном динамизме, который напитал это изображение. Таким образом, люди ещё долго продолжают поклоняться реликвии, возможно, пустой оболочке после того, как её покинула энергия. Многие люди больше влюблены в образ любви, чем в тех, кого они решили любить, – в свои фантазии о браке, чем в реальных партнёров.
Каждая встреча с нуминозным способна вывести нас на подступы к тайне. Вот как говорил об этом Юнг:
Только через психику можно определить воздействие на нас Божьей воли, но мы не в силах провести различие между действиями, исходящими от Бога и идущими из бессознательного. Мы не знаем наверняка, можно ли считать Бога и бессознательное разными сущностями.
Оба эти понятия являются концепциями, ограничивающими трансцендентное содержимое. Но эмпирическим путём можно вычислить, правда, с большой долей предположения, что в бессознательном присутствует архетип целостности. Строго говоря, Бог как образ совпадает не с бессознательным как таковым, а с его особым содержанием, то есть архетипом самости.
Разумеется, под самостью Юнг имеет в виду не эго. Самость – это органичная и упорядочивающая энергия, которая даёт импульс жизни. Она есть проводник, энергия и цель. Самость телеологична, она ведёт человека к конечной цели через все промежуточные этапы, от зиготы до призрака. Она несёт, подталкивает и возмущается, если её подавляют.
Каким бы таинственным ни был мир внешний, мы ощущаем его тайны в мире внутреннем. Следовательно, бережное отношение к духовной жизни неразрывно связано с необходимостью ценить методы глубинной психологии, направления теории и практики, которые стремятся установить контакт с непознанным, вступить в диалог с бессознательным, чтобы постепенно начать считывать, отслеживать и уважать динамику невидимых энергий, движущихся через видимые физические формы. Но я не утверждаю, что это взаимодействие может происходить только на «психическом уровне». Просто дело в том, что мы способны воспринять их лишь при тесном взаимодействии психического анамнеза, ограничений и комплексов, через которые, как через сито, просеивается и преобразуется полученный опыт.
Допустим, что мы успешно разобрались с семью проблемными особенностями, о которых говорили выше. Значит, пришло время пройти пять испытаний, иначе говоря, примерить на себя характеристики зрелой духовности или жизненной философии.
1. Принцип резонанса.
Когда встреча во внешнем мире пробуждает внутреннее нуминозное переживание, мы входим в резонанс. Мы звучим в ответ, многократно отражаем звучание, звеним, когда внутренний камертон начинает вибрировать. Когда мы видим сочетание красок на холсте, слышим Дельта-блюз или вступаем в мрачные чертоги души, нас пронизывает словно молнией, – охваченные этим опытом, мы гулко резонируем. Стоящего рядом то же событие может совершенно не затронуть, таким образом, одному посчастливилось встретить нуминозное, а другому – нет. Мы можем испытывать нуминозное переживание сами, но не в силах поделиться им с другим. Из этого истока берут начало фрустрации родителей, которые хотели бы передать детям свои вкусы, политические взгляды и ценности. Но внутри у детей свои независимые матрицы, которые по-своему откликаются на происходящее – пробуждаются, резонируют или молчат. Ребёнок может соответствовать насаждаемым ожиданиям из необходимости быть послушным, но он никогда не войдёт в резонанс. Таким образом, этот опыт остаётся для него чужим.
Меня озадачивает и настораживает, что огромное количество благонамеренных формирований, будь то религиозные организации или университеты, стараются передать опыт, а не открыть «двери восприятия», если выразиться словами Блейка, чтобы их паства смогла испытать переживание самостоятельно. Как бывший магистрант и профессор, я поначалу, от чего сейчас зябко подёргиваю плечами, стремился воспроизвести свои переживания в студентах. Иногда мне это удавалось, но не так уж часто. Сегодня, конечно, я бы стал по-другому подводить их к долгожданной встрече с нуминозным.
В конце концов, если что-то находит отклик у нас, значит, это правда наше, по крайней мере, на данный момент. Если мы попытаемся подражать опыту других, то, скорее всего, останемся с пустой оболочкой, с осмыслением произошедшего, но не испытаем незримую трансформирующую встречу. Остаётся главный в