опрос: действительно ли дух приходит в волнение? Юнг однажды сказал, что без пробуждения духа человечество снова погрузится в лень, в оцепенение души, не знавшей преодоления трудностей.
2. Умение доверять реальности собственного переживания.
Проблема передачи нуминозного переживания другим людям недостаточно изучена с психологической точки зрения, и поэтому родители и организации, как правило, полагаются на общее мнение и ожидания товарищей и единомышленников. Сколько членов разнообразных общин на самом деле ощущают пробуждение духа? Юнг рассказал о том, как он был разочарован, даже ошеломлён, когда прошёл через обряд крещения в угоду ожиданиям семьи и не ощутил никакого душевного подъёма. С ним было что-то «не так»? Разумеется, нет. Сила этого ритуала значительна: возвращение к истоку, к первозданным водам материнской утробы, символически обусловленное, хотя и не всегда инициируемое, возрождение психодуховного взгляда на мир. На одних ритуал срабатывает, на других – нет. Кто из них прав? Глупый вопрос, но на него не ищут ответа, поскольку многие поколения страдают без прямого доступа к тайне. А что, если бы они получили этот доступ? Многие из них вполне могут выбрать путь, отличный от того, которого хотели бы для них старшие. Поэтому некоторые общественные деятели и преподаватели опасаются, что прихожане получат без их ведома преобразующий религиозный опыт, а студенты – преобразующий опыт обучения. Так они могут даже покинуть стены учреждения. Мне было отрадно, когда бывший преподаватель, с которым я работал много лет назад, подарил каждому первокурснику футболку с надписью «Подвергай сомнению авторитет». Я уверен, что многим студентам эта идея до сих пор не приходила в голову, и они впервые увидели, что старшие готовы поколебать свой авторитет.
Когда мы рождаемся, мы доверяем своему авторитету: мы плачем, когда хотим есть, испражняемся, когда насытились, и спим, когда больше не в силах справляться с происходящим. Но позже мы начинаем ощущать себя в меньшинстве, осознавать свою ничтожность, бесправие и молча присоединяемся к группе. Помню, когда мне было, наверное, около десяти лет, я мыслил так: «Мне кажется это бессмыслицей, но я всего лишь ребёнок, а они взрослые, значит, должно быть, они правы». Но они не были правы, а я тогда не верил в реальность собственного переживания, и позже мне пришлось на горьком опыте научиться верить себе. Большинство взрослых, с которыми я встречался на терапии, тоже получают это знание ценой страданий. Датский философ-экзистенциалист Кьеркегор сказал: «Толпа – это ложь», а Юнг добавил, что чем больше группа, тем ниже уровень сознания. И все же, оказавшись в меньшинстве, ощутив свою малозначительность, мы капитулируем и маршируем под ритм чужого барабана. Рано или поздно всё, что для нас истинно, что по-настоящему находит отклик, нужно уважить, иначе что-то внутри начнёт болеть и портиться, и своего места в жизни найти не удастся.
3. Понимание того, что суть тайны выражена исключительно глаголами, а не существительными.
Никто из моих знакомых не коллекционирует использованные лампочки, не вешает их над камином ради уютной атмосферы. Зачем хранить стеклянную оболочку с кусочком металла, если в ней уже погас свет? Тем не менее люди продолжают верить в старых богов, иногда на протяжении столетий, ещё долго после того, как свет внутри них померк. Позвольте мне объяснить свою точку зрения.
В тот момент, когда мы вливаем энергию в существительные, мы изготавливаем подделку. Когда Юнг задался вопросом, куда делись боги Античности, он заключил, что населявшая их энергия ушла, оставив от себя только шелуху, к которой намертво прицепилось сознание. На самом деле «божественное», если так можно выразиться, – это энергия, а не её оболочка. Тейяр де Шарден предполагал, что материя суть «замедлившийся дух, который виден глазу». Следовательно, боги – это архетипичные энергии, движущиеся достаточно медленно, чтобы их можно было ощутить. Архетипы – это созидательные энергии, а не инертное содержимое. Содержимое меняется в зависимости от контекста. Энергии никогда не исчезают, они на время перестают быть видимыми, а затем появляются вновь: под новыми именами и в новой форме. Как это ни иронично, но люди, чей век так короток, стремятся ухватиться за извечные трансцендентные энергии. В этих попытках мы служим собственным неврозам, а не фундаментальной тайне жизни.
Один мой клиент, которому было около восьмидесяти, почувствовал желание вернуться к религии, к которой его приобщили в детстве, чтобы понять, осталась ли в ней хоть какая-то живая искра. Следуя своему намерению, он посетил кружок по изучению Библии, из-за чего в итоге у него появилось больше вопросов, чем ответов. После этой встречи ему приснился сон, будто он вернулся в группу и донёс до собравшихся, что «божественное» – это электрический ток, который заставляет гореть свет, а не вместилище света. Другие участники встревоженно отрицали его откровение, и всё же во сне к нему пришла истина. Никто из моих знакомых не оставляет у себя электрические лампочки после того, как они теряют способность источать свет. Свет ненадолго посещает нас, а после оставляет пустой стеклянный сосуд.
Понимание этого различия лежит в основе как глубинной психологии, так и по-настоящему открытой теологии. И та и другая наука пытаются отследить движения и мотивы неуловимой энергии, хотя эго предпочитает более доступные концепции, овеществлённые и материализованные в знаках. Символы указывают на тайну за пределами самих себя, знаки несут возложенный на них смысл. Смысл может достучаться до разума, но он редко трогает сердце. Только беспричинная энергия автономного Другого способна на это.
Представления большинства людей о «божественном» или загробной жизни овеществлены в понятиях, существительных, и всякий раз, когда факты или противоречивый опыт подтачивают авторитет этих конструктов, всё нагромождение начинает опасно раскачиваться. Так вторгаются фундаментализм и догматизм, которые отказываются признавать, что энергия покинула своё вместилище, оставив только безжизненный остов концепций. Как утверждает мой друг, священник Лару Оуэн: «Настойчивое стремление к определённости порождает ядовитую теологию». Чувственное переживание в момент получения этого опыта не поддаётся определению, и всё, что следует за ним, является эпифеноменом, который стремится ухватить и сохранить чувствование. Существительные материализуют энергию в иконы, а глаголы возжигают дух. Цепляться за оболочку после того, как энергия иссякла, – всё равно что беречь перегоревшие лампочки. В сущности, это почитание образа, а не того, что за ним скрывается, – а это принято называть «идолопоклонством».
4. Согласие с призывом к долгожданному взрослению.
Ни боги, ни животные не создают теологии – это удел людей. Отчасти это предприятие функционирует из-за стремления понять непостижимое, но в остальном оно, что вполне допустимо, осуществляет попытку в той или иной форме контролировать непознанное. Различные психологии и теологии скорее проливают свет на душевную организацию людей, которые их исповедуют, чем на тайны. В действительности мы изучаем космогонические мифы, обряды и литературу других народов в том числе для того, чтобы реконструировать их внутреннее устройство, ценности и комплексы. Такая первобытная материя открывает, как тест Роршаха, антропологам и тем, кто изучает мифологию и глубинную психологию, доступ к сокровенному. Любая религиозная практика и психологическая школа должны в первую очередь дать возможность проникнуть глубже в тайну бытия, а не ограничиваться тем, что Альфред Норт Уайтхед называл «бескровным танцем категорий». Кроме того, такие практики должны постепенно способствовать взрослению, которое освобождает от зависимости и страха, ведя к зрелости. Буквальное восприятие сказок, институт родительства – всё это предназначено для детей любого, даже преклонного возраста. Понимание житейской мудрости и духовное прозрение, к которому приводят сказки и практики, углубляют и обогащают путь взрослого человека. Коллега-юнгианец Альдо Каротенуто так говорит об этом в книге «Трудное искусство»:
Конечная цель психотерапии заключается не столько в археологическом исследовании инфантильных чувств, сколько в постепенном и требующем больших усилий обучении принимать собственные ограничения и нести груз страданий на своих плечах всю оставшуюся жизнь. Психологическая работа (и по-настоящему глубокая теология) вместо того, чтобы избавить от причины ощутимого дискомфорта, усиливает его, чтобы научить клиента быть взрослым и впервые в жизни встать лицом к лицу с чувством одиночества, со своей болью и покинутостью[24].
Что ж, можно понять, почему эти идеи никогда не пользовались особой популярностью. Но число людей, нуждающихся в утешении, намного превышает число тех, кого нужно разбудить и направить к взрослению.
5. Наконец, уход вслед за зрелой жизненной философией или духовностью из зоны безопасности в царство тайны.
Как и зрелая психология жизни, зрелая духовность измеряется способностью терпеть и функционировать под давлением трёх «Н»: неоднозначности, неуверенности и нервозности. Одна «Н» или все вместе вызывают в нас желание подавить неприятные эмоции, чтобы привычно справиться с ними. Но именно эта естественная тенденция заставляет нас чрезмерно упрощать, искажать открывшуюся истину, отрицать противоречия и ловко обходить оставленные без ответа вопросы. Такое поведение снова ведёт к самообману, а не к откровению, и уж точно не к духовному росту. Наше эго, не говоря уже о шумном разноголосьи комплексов, испытывает тревогу из-за неоднозначности и неуверенности, и поэтому мы часто становимся на сторону отрицания, упрощения и подлога. Когда лучшее превращается во врага хорошего? Однажды я видел, как далай-лама явил собой пример подлинной зрелости, к которой каждый должен стремиться. Его спросили, что бы он сделал со своими взлелеянными убеждениями, если бы обнаружил, что некоторые из них противоречат достоверным научным данным, и он ответил: «Что ж, тогда я бы изменил свои убеждения». Как чудесно! Он не привязан, не ограничен и не обременён догмами, непроницаемыми для чего-то более аргументированного