[33].
И под «сознательным разумом» Юнг обычно подразумевает ум, который зачастую находится во власти комплекса, вызванного текущим моментом. Поэтому мы редко бываем «в своём уме». Бо́льшую часть времени мы подчиняемся вбирающему в себя невидимому «посылу» и служим ему, то есть действуем в интересах навязанного авторитета, а не по собственным глубинным побуждениям.
Обманчивый жанр самопомощи то и дело трещит о «счастье». «Тридцать дней, и вы гарантированно станете…», «Пять простых шагов к…» – вы сами заполняете пробелы. Но эти наивные идеи не питают душу, не воспламеняют дух, не создают новый мир. Погоня за «счастьем» иллюзорна. Это побочный продукт тех редких моментов «разрядки», созвучия внешнего выбора с внутренней реальностью. Как Юнг пишет в эссе «Психотерапия и философия жизни»: «Основная цель психотерапии состоит не в водворении пациента в несбыточное состояние счастья, а в том, чтобы помочь ему развить непоколебимость и философское терпение перед лицом страданий. Для полноты и самореализации жизнь требует достичь баланса между радостью и горем»[34].
В конце концов, мы оказываемся не просто социальными животными. Мы – существа, ищущие смысл и созидающие его. Как отмечает Юнг: «Самые крохотные вещи, наделённые смыслом, всегда значительнее огромных бессмыслиц»[35].
Немного подумав, мы приходим к выводу, что естественное желание и тенденция сознательной жизни – это решать проблемы, а затем двигаться дальше. Эта склонность действительно помогает разрешать многие, если не большинство жизненных дилемм. Но не самые существенные. Сам Юнг разделял наше стремление к немедленному и счастливому разрешению конфликтов и тупиковых ситуаций. Он писал об этом так: «Я всегда был безрассудно убеждён в том, что, добравшись до дна, нельзя столкнуться с неразрешимой проблемой, и опыт оправдывал меня, поскольку я много раз видел, как одни пациенты просто перерастали проблему, которая разрушала других. Но это “перерастание”, как я раньше его называл, на поверку оказалось новым уровнем сознания. На горизонте пациента появлялся какой-то более возвышенный или масштабный интерес, помогая раздвигать границы миропонимания, и неразрешимая проблема теряла свою актуальность. Она не получала как такового логического разрешения, но исчезала, когда её затмевали новые и более сильные жизненные стремления»[36].
Нередко старая народная мудрость «с этой мыслью надо переспать» приносит некоторое облегчение на следующий день, когда мы можем выбраться из эмоциональной трясины и каким-то образом переосмыслить ситуацию. Мы даём бессознательному тоже поработать над ней и предоставить новую точку зрения. Многие выдающиеся художественные и научные открытия также стали результатом такой диалектики внешнего и внутреннего мира.
Тем не менее многие жизненные проблемы неразрешимы. Например, иногда кванты травмы остаются в организме и из глубины посылают весточки, которые мешают нам жить. Таким же образом десятилетиями всплывают на поверхность обломки затонувшего океанского лайнера. Иногда предательства, тяжёлые потери, упущенные возможности продолжают преследовать человека и омрачать его настоящее. Мы никогда не сможем «разрешить» эти переживания, поскольку они навсегда остаются частью нашей психоактивной истории. Но мы можем направить на них сознание, чтобы уживаться с ними в настоящем моменте. Мы задаём себе вопрос: «Что эта старая, постоянно напоминающая о себе проблема заставляет меня делать или от чего удерживает?» И он обязывает нас взять на себя ответственность за то, что приходит в этот мир через нас. Ещё он помогает нам вырваться из беспомощного прошлого и начать жить в увлекательном, требовательном настоящем.
В другой работе Юнг выразительно пишет о тех дилеммах, для решения которых нет очевидного решения или решения, не требующего затрат.
Он предположил, что мы поддерживаем напряжение противоположностей, которые разрывают нас на части, до тех пор, пока не появится нечто «третье». «Третье» означает не то и не другое, не «да» и не «нет», но задачу развития, которую ставит перед человеком эта дилемма. «Где меня просят вырасти над доступными вариантами выбора, чтобы переосмыслить, заново пересмотреть это непредвиденное затруднение?» – задавая этот вопрос, мы в очередной раз выходим из паралича, ступора и потери самостоятельности навстречу к принятию ответственности. И, как мы все вынуждены признать, быть ответственным – значит быть действительно взрослым.
Для тех, кто время от времени чувствует себя полностью побеждённым своими злоключениями, какой-то упорно возникающей дилеммой и винит во всем себя, богов или кого-то рядом, Юнг подводит итог: «Величайшие и важнейшие проблемы жизни принципиально неразрешимы. Таковыми они и должны быть, поскольку выражают необходимую полярность, присущую каждой саморегулирующейся системе. Их никогда не получится решить, их можно только перерасти»[37]. Между тем задача жить здесь и сейчас продолжает осуществляться как с нашим сознательным участием, так и без него.
Часто мы можем поймать себя на том, что завидуем другим, полагая, что в жизни им всё даётся с лёгкостью или что они обладают какой-то магией, которую мы ещё не нашли у себя. Но любая зависть к другим опосредована впечатлением, что у другого есть то, чего я хочу или в чём нуждаюсь. На самом деле, четыре из так называемых семи смертных грехов помогают на уровне бессознательного прийти к выводу о том, что «я сам по себе недостаточен, и поэтому я должен каким-то образом заполучить себе другого» – это жадность, похоть, зависть и обжорство. В частности, зависть – это неспособность вспомнить, что все мы сделаны из одной и той же космической пыли, из одного и того же душевного вещества, движемся к одной и той же уравнивающей цели и, одинаково перенося жизненную силу в следующий эон, в настоящее время обеспечены всем необходимым для выживания и процветания.
Да, это правда, кромка жизни оторочена семью фазами: поражение, упадок, пассивность, устаревание, депрессия, отчаяние, смерть.
Зачем вообще о чём-то беспокоиться, когда за краем шумной цирковой арены поджидает смерть? Это голос Искусителя – независимо от того, доносится ли его шёпот извне или изнутри. Он нашёптывает, что жизнь слишком тяжела, что борьба бесполезна и что нам нечего узнавать о самих себе, друг о друге и о великой тайне, окутывающей нас. И всё же мы слышим призыв к новым открытиям до самого последнего вздоха, и зов затихает только тогда, когда мы перестаём проявлять любознательность, удивляться и изучать.
Томас Мертон заключил: «Чего мы собираемся добиться, отправившись на Луну, если не способны преодолеть бездну, отделяющую нас от самих себя? Это самое важное путешествие первооткрывателей, без которого все остальные не только бесполезны, но и губительны». Мы начинаем преодолевать ту пропасть, которая разверзлась у нас внутри, когда учимся доверять своим глубоко скрытым чувствам, энергетическим системам, мечтам и всем естественным побуждениям, на которые указывает животный компас, тот же самый, который помогает другим зверям ориентироваться во внутренней жизни. Стремление откликнуться на зов вкупе с поиском смысла характеризует это животное и отличает его от других. Это животное может не раздумывая пожертвовать своей жизнью во имя абстракции, дела, флага, идеологии. Это животное страдает от потери смысла, и хотя все мы стараемся примириться с этим, всё равно изнутри что-то продолжает тянуться к нам, касаться нас и напоминать о необходимости продолжить путь.
Более ста лет назад Юнг записал слова, которые прекрасно характеризуют наше время: «Сегодня живёт бесчисленное множество невротиков, которые становятся невротиками просто потому, что не могут быть по-своему счастливы – они даже не знают, что вина за это лежит на них самих»[38]. Далее он говорит, что такие люди, считающиеся «нормальными», безвольно плывут по течению, потому что у них тоже нет манящего символа, который направлял бы либидо или психическую энергию в русло развития. Они не знают масштабной истории, которая обеспечивала бы повествование, открывающее дорогу к месту, неподвластному времени, к координатам души.
Разрушение мифических систем, которые когда-то связывали предков с четырьмя порядками смыслов – космосом, природой, племенем и самостью, – привело к тому, что у многих в красном углу поселились привлекательные, но духовно бедные и обманчивые образы, такие как новая машина, дорогущий телефон, отупляющие вещества или основанная на комплексах идеология. И всё же из снов, из вещества души приходят символы, которые поддерживают и направляют нас. Если мы когда-нибудь научимся доверять тому, что поднимается изнутри, вступать в диалог и высоко чтить это, мы снова приблизимся к обители старых богов. Нам не пригодятся их ветхие имена, но мы сможем вновь открыть доступ к их энергиям и вернуться в жизнь, чтобы прожить её по-новому, более полно.
Глава одиннадцатаяЗаметки для возможных мемуаров
Ты, ушедший безвозвратно, ищешь границы желанья.
Здесь я предлагаю читателю взглянуть, почему считаю исследование ранних воспоминаний, оказавших формирующее воздействие на жизнь, не просто ностальгией, а скорее призывом к более глубокому осознанию того, что до сих пор управляет нами и подрывает наши силы. Также путём этой работы можно вывести на поверхность скрытые незавершённые дела.
Я никогда не планировал писать мемуары или автобиографию, отсюда и ключевое слово «возможных» в названии главы. Итак, это эссе – скорее обработка воспоминаний, которые продолжают всплывать на поверхность, очевидно потому, что связаны с каким-то серьёзным аффектом. Я пишу не для того, чтобы потешить себя или отнимать время читателя, а надеюсь, что каждое из этих воспоминаний поднимет какой-нибудь вопрос из прошлого, заслуживающий внимания. Я обнаружил, что у очень многих людей старше 65 лет такие воспоминания действительно выходят на свет или появляются самопроизвольно во снах, то есть без участия сознания. Не думаю, что это пресловутая «старческая» ностальгия, из-за которой пожилые люди «живут прошлым». Скорее, я считаю, что это способ психики продолжать работать над тем, что произошло, обдумывать, как прошлое событие влияет на нас, что оно заставило нас сделать или как помешало поступить, а также поиск ответа на вопрос, как мы понимали событие тогда и как мы понимаем его сейчас. Иногда этот процесс помогает достать на поверхность неоконченные дела.